Она устало улыбнулась и закрыла глаза. А я подумал, что вот, помог раскрыться еще одному таланту. Точнее, мы помогли. Я, Крючканов да Карробус, солнце его побери. Быть может, в этом и есть наше призвание? Карробуса, Крючканова и меня.
* * *
Так же, как и в Москве, в Красноярске лил дождь. В этом не было ничего странного. После метеоритной бомбардировки дожди шли по всей холодеющей планете, даже в пустыне Гоби. Грязные, соленые, радиоактивные, бесконечные. Унылые и монотонные. Поднятая взрывами морская вода понемногу выпадала из атмосферы.
Так же, как и московский НИИ Солнца, местный институт биофизики каким-то образом пережил лихие времена, когда наука бывшего СССР лишилась денег, а голодные ученые покидали безумную ельцинскую страну. И правильно делали, ни от кого нельзя требовать преданности идиотам. Все, кто мог тогда уехать, должны были уехать. Чтобы не закапывать свои таланты на шести сотках картошки. Потому что каждый из нас принадлежит не только той стране, где произошло оплодотворение яйцеклетки, но еще и роду людскому.
Оставшиеся на дичающей родине ученые прошли неласковую школу. Выжили не все. Директор красноярского НИИ прекрасно знал цену копейке. В отличие от Ядвиги Леопольдовны, встречал нас еще у подъезда. Мне стало стыдно. Я взял его под руку и пригласил войти в его же институт.
Никаких пропусков на этот раз не выписывали (провинция-с, молвил Дима), а сразу из скромного холла проводили туда, куда мы и хотели попасть. Были открыты замки. На массивных петлях повернулась железная дверь. За дверью находился обширный подвал, большую часть которого занимал металлический ящик размерами с деревенский дом.
— Это и есть комплекс «БИОС», — сказал директор.
Нас провели в герметически закупоривающееся нутро «БИОСа», где люди проводили до полугода, потребляя полностью регенерированный воздух и воду. Это делали растения, жившие в весьма необычных условиях: их корни окружала искусственная почва. Да и не почва даже, а так, слой легких керамзитовых шариков, между которыми циркулировал питательный раствор. В ящиках-фитотронах пшеница, овощи и прочая полезная зелень освещались мощными лампами, поглощая углекислый газ и выделяя кислород. Период вызревания резко сокращался, в «БИОСе» без проблем снимали по пять-шесть урожаев за год. Разумеется, вне всякой зависимости от сибирской погоды.
— Урожайность пшеницы составляла до трехсот пятидесяти центнеров в пересчете на гектар.
— То есть около тридцати пяти тонн? — не сразу поверил я.
Директор улыбнулся.
— И это не предел. Если использовать не обыкновенные сорта, а генетически модифицированные. В принципе, площадка размерами десять на десять метров полностью обеспечит взрослого человека кислородом, чистой водой и продуктами растениеводства.
— Одна сотка?
— Если расположить фитотроны вертикально, один над другим, то еще меньше.
— А как с мясом?
— С мясом сложнее. Это проблема, которую решить не успели. Однако ничего невозможного нет. Довольно просто пищевая цепь выстраивается для кроликов и некоторых рыб.
— Что ж, Андрей Георгиевич. Следовательно, под землей выжить можно?
— Выжить-то можно. Но надо еще обеспечить сырьем промышленность. Потребуются плантации технических культур — льна, хлопчатника, гевеи. Каучук-то придется добывать старым дедовским способом.
Я слушал директора, смотрел на сочно зеленеющие фитотроны, прикидывал, откуда дешевле организовать доставку с корнем выкопанных гевей — из Малайзии, Индонезии или, скажем, из Бразилии, где так много диких обезьян… И думал о том, что после каждой встречи с учеными приходится подниматься ступенькой выше. К месту, откуда горизонт проблем расширяется. А их и без того скопилось уже столько, что оторопь брала.
* * *
Губернаторский кортеж, завывая и подмигивая, поднялся к вершине господствующей над городом сопки. В стародавние времена здесь стояла караульная вышка, с которой казаки стерегли свой острог от набегов недружелюбных кочевников. Потом построили часовню, сделавшуюся символом города.
— Красиво? — с ревнивыми нотками в голосе спросила Любовь Егоровна, у которой, как оказалось, были красноярские корни.
Ох уж этот местный патриотизм! Я ездил много и весьма устал говорить комплименты. Впрочем, вид открывался действительно запоминающийся.
Город лежал на дне эдакой вытянутой чаши, наполненной свежим воздухом и каким-то особым, мягким светом. Прямо под сопкой в обрамлении тополей и цветущих сибирских яблонь располагались кварталы исторического центра. Дальше извивалась серая лента Енисея, пересеченная мостами. На заднем плане белели многоэтажки противоположного берега. Сразу за ними к городу подступали темно-зеленые отроги Саян. Крутые, лесистые, кое-где увенчанные скалами. Над ними плыли тучи, поливающие землю полосами дождя. Через разрывы в облаках прорывались лучи солнца. Они падали на разноцветные крыши, зажигали радуги в витринных стеклах, блестели на крестах, короткое время освещали то мраморные стены театра, то вереницы машин, то фонтаны, бьющие прямо со дна реки.
— Да, — согласился я. — Очень красиво. Дай бог сохранить…
— А давайте зайдем в часовню, — предложил губернатор. — Свечки поставим.
— Не помогут свечки, — зло сказала Любовь Егоровна. — Землю копайте. Достраивайте метро. И деньги на «БИОС» найдите.
— Так бюджет ведь. Отопительный сезон на носу.
— Отопительный сезон будет бесплатным, — сорвался я. — И у вас, и на Северном Полюсе. Неужели трудно понять?
— Понять не трудно, — с достоинством ответил губернатор. — Поверить сложнее.
* * *
Сложнее становилось копать и матушку-Землю. Деньги требовались на ликвидацию последствий недавней катастрофы. Непрерывно поступали сообщения об ураганах, смерчах, тайфунах, землетрясениях и наводнениях в самых разных регионах. Еще требовалось обеспечивать беженцев из Европы, да и собственных переселенцев хватало. Все эти грубые, зримые, масштабные проблемы отодвигали призрак новой катастрофы в самый конец вереницы проблем.
Между тем Шипицын сообщал об активизации Солнца. Большая вспышка класса Х2 произошла на восточном лимбе. Она сопровождалась значительным усилением потока частиц высоких энергий, по всей видимой с Земли поверхности светила прошла ударная волна, похожая на цунами. Я уже знал, что солнечные вспышки, в зависимости от мощности рентгеновского излучения, делились на пять классов: А, В, С, М и X. Минимальный класс А0.0 соответствовал мощности излучения на орбите Земли в 10 нановатт на квадратный метр. При переходе к следующей букве мощность увеличивалась на порядок, в десять раз. Особую зловещесть событию придавало то, что Карробус приближался к Солнцу именно с восточной стороны.
