Я вытащил из кармана макинтоша фотографию дезертира.
– Он? Смотри сюда, он?!
Билли поспешно закивал:
– Он, Рашн, это он!
Я упрятал фотографию во внутренний карман, отпустил Билли. Тот мешком съехал вдоль стены и спрятал лицо в ладонях.
Я вытащил несколько купюр и кинул на кровать.
– Я надеюсь, ты не соврал, приятель, – сообщил я. – Иначе нам придется вернуться.
– Смотрели «Крестного отца»? – спросил я, когда мы подъезжали к докам.
Шмаков и Плошкин замотали головами.
– Эх вы, – я ухмыльнулся. – Одно слово – береза…
– Сам ты фарца! – радостно огрызнулся Шмаков. – Я видак-то выцепил перед самым призывом.
– Короче, там про итальянскую мафию. А старикан, к которому мы едем, типа как из этого фильма, только настоящий. Так что вы там потише, я сам говорить буду.
– А мне опять машину сторожить? – спросил Плошкин.
– С нами пойдешь, – сказал я, притормаживая у ворот. – Так безопасней будет.
Охрана узнала меня – в прошлом частенько наведывался, а пару месяцев назад ездил сюда по поручению Дерюгина, выправлять для Хвата ящик французского коньяка к юбилею. То есть Дерюгин поставил задачу, а уж как я буду ее выполнять, оставил на мое усмотрение. Конечно же, я справился.
Резиденция Папы Кальвини располагалась в старом здании портового склада, переоборудованном под ночной стриптиз-клуб. Ошивалась здесь куча народу, спекулянты всех мастей, бандиты, остатки богемы, музыканты и артисты, иногда заглядывали и офицеры Сил Урегулирования из тех, кто мог похвастать связями в городе.
В сопровождении пары шкафов в рубашках с закатанными рукавами мы миновали забитый народом зал. Шмаков с Плошкиным глаз не могли оторвать от стриптизерш, один дико вращал глазами, второй по обыкновению раззявил варежку. Я все эти прекрасные картины видел неоднократно, поэтому думал о деле.
– Давно не заходил к нам, Рашн, – осклабился Папа Кальвини, выплывая из-за стола. – Соскучился по девочкам, а?
Я ответил на его рукопожатие.
– Никак не находил времени, Папа, – сказал я. – Много дел, знаешь ли, очищаем твою страну от хорнетов и всякое такое.
– Ну-ну, – Кальвини похлопал меня по плечу левой рукой, искусно выполненным металлическим протезом. – Не попрекай старика бездействием. Я свое уже отвоевал. Вьетконговцы, как ты знаешь, изрядно укоротили меня. И потом, я сильно постарел, мой мальчик.
– Ты, Папа, еще нас всех переживешь, – дипломатично заметил я.
Он осклабился.
– Кто это с тобой? – спросил Кальвини, только теперь обратив внимание на мою свиту. – Привез друзей поразвлечься? Мои двери всегда открыты для тебя и твоих друзей.
– К сожалению, мы по делу, Папа, – сказал я, вытаскивая фотографию. – Ищем пропавшего друга.
Кальвини мельком поглядел на фотографию. На лице его ничего не отразилось, но я понял, что он узнал дезертира.
Просто почувствовал это шестым чувством охотника.
Видимо, то же шестое чувство заставило Кальвини сразу же отрицательно мотнуть головой и улыбнуться шире прежнего.
– Жаль, но я не видел твоего друга. Так как насчет девочек, Рашн? Я сейчас же распоряжусь…
Я улыбнулся и покачал головой.
– Подождите за дверью, – сказал я, оборачиваясь к Шмакову и Плошкину.
Шмаков подхватил замешкавшегося тюленя и скрылся.
Кальвини переглянулся с замершими у входа охранниками, они тоже испарились.
Старикан жестом указал мне на кресло, прошествовал к бару. Разлил по стаканам, вернулся к столу. Мы чокнулись и сделали по глотку.
– Превосходное виски, – признал я.
Кальвини согласно кивнул.
– Ты ведь не стал бы беспокоить меня по мелочам, молодой человек, верно?
– Верно, Папа, – сказал я. – А ты бы не стал лгать по мелочам, да?
В глазах его на миг блеснуло пламя.
– Не сердись, – сказал я. – Я уважаю твои интересы. Но в данном случае они идут вразрез не только с моими интересами или с интересами моей страны… Но и с общечеловеческими, уж извини за пафос.
– Что ты пытаешься мне втолковать, Рашн?
– Парень, которого ты укрываешь, несет в себе вирус хорнетов. Он «Вэ-носитель». Я думаю, мне не следует подробно объяснять тебе, что это?
Кальвини пожевал губами. Конечно, он знал. У него имелись хорошие знакомые и среди военных, и в администрации.
– То есть это сейчас он «Вэ», – добавил я. – А через пару суток уже будет самое настоящее «А».
– Это ведь не шутка? – спросил Кальвини.
Я промолчал, глядя ему в глаза.
Кальвини отвел взгляд первым. Он действительно постарел.
– Вы не заметили? – полуутвердительно спросил я. – Проглядели, верно?
– Ты думаешь, – сказал он металлическим голосом, – я стал бы намеренно укрывать шпиона этих тварей?! Я еще не впал в старческий маразм, мой мальчик. Храни нас Дева Мария, я не вступаю в сделки с теми, кем движет желание уничтожить всех людей поголовно. У меня есть внуки!
– Тогда выдай мне этого сукиного сына, – я подался вперед, облокотился на стол. – Выдай, пока он не наломал дров!
Кальвини допил содержимое своего стакана. Я тоже сделал глоток. Подождал, пока он плеснет себе и мне еще и снова плюхнется в кресло.
– Ты знаешь, что я ничего не делаю даром, – сказал он. – Таков принцип Папы Кальвини, и я никогда не нарушал его.
Какой же говнюк, подумал я. И чего ты потребуешь? Партию автоматов, гранаты? А может, танк тебе?
– …но в этом случае я сделаю исключение, Рашн, – сказал он. – Тебе я верю. Я сам был когда-то таким же, как ты.
Кальвини вырвал из блокнота листок бумаги и, прижав его к столу протезом, быстро написал на нем несколько строчек.
– Он здесь. Езжай и забери его. Делайте с ним что хотите, расстреливайте, препарируйте, запирайте его в свой гулаг… Но я не хочу, чтобы эта дрянь находилась на моей территории!
Я спрятал листок в карман макинтоша.
– Спасибо за помощь, Папа.
Кальвини махнул рукой.
– Ступай, Рашн. И больше не приноси дурных вестей. Приходи только за девочками и выпивкой. Или вообще не приходи.
– А какого рожна он делает в этом кинотеатре? – спросил Шмаков.
– Может, кино смотрит, знакомится с нашей культурой, – предположил я невесело.
– Есть предположение, что хорнеты давно изучили нашу культуру, – сказал Плошкин. И тотчас смутился, что встрял в разговор.
– Значит, шпионили?
– Летающие тарелки, похищения людей и прочее, – сказал Шмаков. – Народ думал, все это бредни. А это они стратегическую информацию собирали, готовили нам свою «барбароссу», гады.
– Нам говорили в «учебке», – сказал Плошкин, – что вся наша информация о хорнетах носит отрывочный и теоретический характер.
– Вот поймаем этого урода, – сказал я, – и внесем свой вклад в науку.
