Когда молчаливая колонна из пятисот оставшихся в живых габеларов и консидориев прошла мимо, Гор настоял, чтобы королевские морпехи прождали еще пять часов, дабы измотанные боем и имеющие большое количество раненых защитники города смогли убраться на безопасное расстояние.
Все это время Гордиан сидел на камне рядом с дорогой и не давал никому из морпехов спуститься вниз. Со своим «священным» автоматом он запер их на вершине, надежней, чем на засов, перекрыв единственную дорогу в город. Руководил отступлением Манзаний, комендант Харторикса, чудом оставшийся в живых, но имеющий, как и почти все отступающие, ранение.
Именно неуклюжий, сам истекающий кровью, пухлый вилик Манзаний распорядился соорудить из пик и алебард скороспелые носилки, на которые погрузили великанскую тушу Бранда и вынесли из рядов злобно зыркающих на сервов морпехов. Кроме того, Манзаний лично сменил на Бранде повязку и обработал рану, остановив кровотечение, и тем самым, как думалось Гору, практически спас великану жизнь.
Колонна сервов удалилась, а время шло. Кровавый день подходил к концу, в свои права вступал поздний вечер. Полковник Ратан снова отделился от плотных рядов подчиненных и подошел к Фехтовальщику.
– Ваше время настало, сударь, – сказал он, – пять часов истекли.
– Еще десять минут, – кивнул Гор, – хочу полюбоваться закатом.
– Но это нарушает нашу договоренность.
– И что вы сделаете? – Гор покачал автоматом. – Оштрафуете меня за нечестность?
Ратан заткнулся и отошел.
Гордиан посмотрел на великолепный Медиас Кордис, медленно гаснущий в центре небосвода. То было удивительное зрелище! Конечно, его не сравнить с обычными закатами на планетах, которые вращались вокруг звезд, а не имели таковые внутри себя, и все же, все же…
Не каждый день приходится видеть, как гаснет солнце – неописуемо и прекрасно. Не так ли вспыхивает жизнь человеческая, возгораясь поутру, ярко сверкая в полдень и угасая, когда наступает ночь?
Да, именно так. Различие только в длительности «дня». У некоторых – это семьдесят лет, у некоторых – тысяча, у некоторых – неделя. А у других вот ровно триста шестьдесят два года. Хороший возраст. Его!
Вновь подошел Ратан.
– Это бесчестно, сударь, – возмущенно заявил он, – уже темнеет. У наших людей затекли ноги. Напомню, если вы не выполните договор, то, скорее всего, Его высокопреосвященство не сможет гарантировать вашу безопасность после сдачи в плен. Бросайте же оружие!
Гор выплюнул травинку, которую жевал, и тяжело вздохнул. Вставать с камня, к которому он уже привык за пять часов, ужасно не хотелось.
– Извините, сударь, но вам, пожалуй, придется считать меня бесчестным человеком, – нехотя выговорил он.
– Да что вы говорите, сударь? – опешил полковник.
– Да то, что вы, сударь, слышите. Я считаю вашего кардинала подлецом, не стоящим даже дерьма тех людей, которые пять часов назад прошли мимо. И я лучше сдохну, чем сдамся ему на милость.
Ратан молчал ровно секунду, затем открыл рот, чтобы закричать.
При свете почти погаснувшего светила суть их беседы, мимику и жесты было уже трудно уловить, поэтому Гордиан, прикрывшись Ратаном как естественным щитом, молча нацепил на голову шлем, опуская забрало. Ноктовизор, вмонтированный в стекло, сработал автоматически, ночь раскрасилась оттенками зеленого, и он смог отчетливо видеть стоящие на расстоянии сотни метров молчаливые ряды морских мушкетеров.
– Измена-аааа! – закричал Ратан, надрывая глотку.
– Отнюдь, сударь, – молвил Гор и разрядил оставшиеся в магазине патроны прямо в голову королевскому полковнику.
Выстрелов оказалось ровно четыре, и они ровненько вошли в затылок развернувшегося офицера, разорвав его лицо на тысячи осколков. Так, с половиной головы, «без лица», тот и повалился на землю.
– Счастливого Хеб-седа, мастер Ратан, – сказал Фехтовальщик и вырвал меч из ножен на поясе мертвеца.
Недоступный ни пулям, ни саблям доспех, ноктовизор, позволяющий ему видеть в темноте, и мастерство консидория – не плохой зачин для ночной драки с бездоспешными морпехами. Гордиан прокрутил клинком пару восьмерок, разминая тело и привыкая к весу незнакомого оружия.
Десять тысяч бойцов бежали к нему!
* * *
Король и герцог смотрели на пылающий город и на схватку, пылающую в нем. Перед ними танцевал Господь Гор, с обнаженным мечом, отрубающий руки и рассекающий черепа. Король и герцог смотрели через небольшой экран монитора, который держал перед их лицами склонившийся в полупоклоне викарий.
За прошедшие два месяца викарий осунулся и побледнел, спина его покрылась множеством глубоких рубцов. Амир, раздраженный результатами сделки, спасшей его бессмертную кардинальскую жизнь, собственноручно забил бедолагу кнутом почти до смерти, а затем согнал с должности и отправил к Его величеству в качестве обычного техника-связиста.
Решение было взвешенным. С одной стороны, викарий отлично разбирался в оборудовании церкви, а с другой – Амиру требовалось приглядывать за королем. Его величество прекрасно осознавал двойной смысл назначения, однако не слишком беспокоился по этому поводу, ведь средств наблюдения за тем же Амиром хватало и у него. Что же касалось кнута и ободранной спины бывшего клерикального чиновника, то эшвенский монарх, безусловно, считал подобное наказание слишком мягкой мерой, но вмешиваться опять же пока не стал. В конце концов, рабы церкви – это ее рабы, а посадить бывшего викария на кол за мелкие погрешности, неизбежные при работе с таким сумасбродным правителем, как он, всегда успеется.
Его величество при этой мысли ухмыльнулся, хотя в данный момент его более занимал совсем другой человек. Неизмеримо более важный для мирового расклада, нежели несчастный церковный раб, пусть совсем недавно пребывавший на должности кардинальского секретаря. Мысль о коле, любимом хобби в дни покоя и скуки, просто слегка позабавила его усталые нервы.
Однако в следующую секунду улыбка сошла с лица короля. Сдвинув брови, Его величество отвернулся от экрана с пляшущим на нем Гором и обратил напряженное лицо к лорду Хавьеру. Ему нужно было сказать кое-что, и он начал издалека.
– Пламя! – воскликнул он, указывая рукой на панораму пожарищ, что раскинулась за спинами умирающих под мечом Гордиана морпехов; маленький экран был потрясающе четок и передавал картинку во всем многоцветии мельчайших деталей. – Во вселенной, сударь, нет почти ничего, что могло бы сравниться с пламенем по силе гипнотического эффекта. Рядом с огнем пожарищ я смог бы поставить лишь ужимки изувеченного под пыткой или крики истребительной битвы, когда армии сходятся в рукопашной. Очень скоро, надеюсь, я смогу насладиться всем этим!
