Караван шел в полной тишине, разговоры, смех и штуки стихли сами собой. Все с напряжением всматривались в заросшие кустарником овраги, в камыши у озера и темнеющий угол рощи, выраставший слева.
— Через пять лиг должно быть стойбище племени Хатти. Оно входит в кочевье Экурнат, — пояснял Бертом. — Если его нет, это плохо.
— Согнали или сами ушли? — спросил Кир.
— Не знаю. Уйти летом с места, значит, оставить лошадей и скот без корма.
— Посмотрим…
Наемники и их спутники несколько раз выезжали в сторону от каравана и рассматривали округу в подзорные трубы и бинокли. Но ничего интересного не увидели.
— В стойбище мы всегда привозили сладости, специи, ткани, — рассказывал Вильдерг. — С Хатти надо поддерживать хорошие отношения. Они ближе всех к нам, могут помочь, подсказать, а то и предупредить. Жена вождя племени хартеменка, родом из Якууста — город неподалеку от Осутана. Это многое значит в Степи.
С выездом в Степь хозяин каравана растерял велеречивость и подобострастие и стал самим собой — деловитым, собранным, уверенным. Таким он устраивал наемников больше — легче общаться.
Через пять лиг караван пришел на пустое место вблизи озера. Вместо юрт, стад коров, лошадей и овец увидели примятую траву, кострища, вытоптанное поле и следы копыт и колес на дороге.
— Знакомо, не правда ли? — хмыкнул Кир.
Герман посмотрел по сторонам и кивнул. Действительно, картина привычная. Когда мирные жители покидают населенный пункт или район — жди удара. Так было в Чечне, Афганистане и даже в Ираке.
Племя ушло, потому что в округе рыщут чужие отряды. Значит, следует ждать ударов по караванам, а потом и карательных рейдов войск Хартемена. Зачем мирным кочевникам такие проблемы?
Вильдерг, мрачный как туча, распорядился ставить лагерь. Идти дальше под вечер не имело смысла.
Закипела работа. Лошадей выпрягали из повозок, отгоняли в поле. Сами повозки и телеги ставили кругом, окапывали их по борт. Между телегами тоже набрасывали землю вровень с бортами.
Споро, без лишней суеты ставили походные палатки, похожие на юрты кочевников. Кухари уже варили мясную похлебку и подогревали хлеб по местному обычаю.
Начальник охраны Тьен — немолодой уже человек с двумя шрамами на лице и коротко подстриженной бородой — велел проверить озеро и рощу, выставил часовых и приказал спать, не снимая одежды.
Из рощи привезли сушняк, разожгли пять больших костров. Они будут гореть всю ночь, подпитываемые дровами и углем.
— Делим ночь на четыре части, — скомандовал Герман. — Дежурим по очереди.
— Может, не стоит? — возразил Бертом и кивнул на капрала. — Мы с Эваром посмотрим сами.
— Отставить. Дежурим все. Вы, конечно, обстановку знаете лучше, к Степи привычные. Но мы тоже не новички. И техника у нас есть. Не прозеваем.
Сержант покосился на прибор ночного видения в руках Кира и вздохнул. Он уже успел оценить работу чужеземной аппаратуры и заявил, что будь у него такие «штуки», взял бы в два раза больше языков.
— Начинаем мы, дальше вы, — распределил смены Герман. — По два часа.
После ужина караван быстро угомонился. Здесь привыкли ложиться с закатом солнца, а вставать с его восходом. Так что вскоре караванщики спали. Кроме дежурных у костров и часовых.
Тишину нарушали треск сучьев и храп возничих.
…Перед самым рассветом Мирт разбудил Германа и Кира. Знаком показав, что надо молчать, вытянул руку в сторону севера. Наемники, толком не продравшие глаза, посмотрели в указанном направлении.
Небо у горизонта отсвечивало отблесками огня. Где‑то в Степи горели яркие огни. Похоже, там разожгли костры раза в три больше, чем в караване.
— Лиг двадцать отсюда, — шепнул капрал. — В том районе капище кочевья.
— Жгут, что ли?
— Молят богов послать удачу. Чем ярче огонь, тем быстрее мольба достигнет ушей богов.
— Пляски и шаманы, — зевнул Кир. — Да хрен с ними!
— Такие огни разжигают только перед большой войной, — пояснил Мирт. — Костров как минимум три. Значит, там может быть войско всего кочевья. Это от трех до пяти тысяч всадников.
Герман поежился. Пять тысяч — слишком много. Против такого войска двумя автоматами не навоюешь.
— И что, там резвятся целых пять тысяч? — не поверил Кир, машинально трогая автомат.
— Не обязательно. Могут быть только волхвы и старшие воины племен. Но все равно их очень много.
— С чего взял?
— Послушай землю.
— Чего?
Капрал приник ухом к земле. Чуть помедлив, Кир, а следом и Герман сделали то же самое. От земли шел явственный гул, словно кто‑то молотил по ней, как по барабану.
— Лошади, — сказал Мирт.
— Это что, на двадцать лиг слышно? — не поверил Кир.
— Большой отряд где‑то в семи‑восьми лигах отсюда.
— Сюда идут?
— Вроде бы нет. Но Вильдерг велел загасить костры на всякий случай.
Наемники только сейчас обратили внимание на то, что костры не горят. А еще заметили, что в караване многие не спят.
Кир повел плечами. Жутковато, черт побери! Герман кое‑что вспомнил, сказал Мирту:
— Если степняки подойдут ближе, наши лошади могут ответить на ржание их лошадей.
— Наши не ответят. Отучены.
— Значит, есть шанс, что не заметят, — констатировал Кир.
— Может быть. А может, просто не решили: нападать или нет.
— Ну, спасибо, успокоил!
Герман посмотрел на зарево и спросил капрала:
— Может, нам потихоньку уехать вчетвером? Вряд ли нас будут преследовать.
Мирт пожал плечами.
— Ночью по Степи лучше не ездить. Можно спрятаться в роще. Но ее тоже прочешут. Надо подождать…
Кир снял автомат с предохранителя и с укоризной в голосе заметил:
— Говорил же я, БРДМ взять надо было! Сейчас бы рассекали на нем и горя не знали!
Герман не ответил, смотрел на зарево и прикидывал, как быть. Нападение степняков однозначно завершит их миссию. Караван уничтожат, они могут и не вырваться. Уходить сейчас? Куда? Мирт и Бертом, может, и доведут их до оазиса. Но пройти всю Степь одним сложно.
— Уйдем, только если и впрямь нападут, — решил он наконец. — А пока быть готовым. Мирт, подведи лошадей, Кир, буди Бертома.
Кир дотянулся до плаща, под которым лежал сержант, и тронул его. Плащ опал.
— Черт, его там нет!
— Я здесь, — раздался негромкий голос откуда‑то сбоку. — Не сплю.
Кир покачал головой и показал большой палец. Сержант продемонстрировал свою выучку. Впрочем, не самый сложный трюк: незаметно выскользнуть ночью из‑под плаща, когда никто не смотрит. И все равно, хорошо сделано.
