– Это узкий предмет в полметра длиной. Собственно, ничем не примечательная железяка, только очень старинная, а потому и ценная.
– Тьфу ты! – не сдержался Крис. – А чего ты мне тут плел о будущем Империи? Дабы я подошел к этому делу со всей ответственностью? Честно говоря, меня будущее Империи не очень заботит. Во всяком случае, гораздо меньше, чем собственное будущее.
– Ну… тут я, может, и хватил, – признался Янкер. – Но вещь действительно очень ценная, и Император…
– Ладно, – прервал его Габлер. – В конце концов, мне-то не все ли равно, что это за штуковина и какое место она занимает в жизни Императора. У нас вон один аж трясется над какой-то тряпкой. Говорит, обрывок платья какой-то замечательнейшей певицы с Вери Ромы. Мне главное – знать, что брать. А то притащу тебе трусы этой… Акимжанов. А ты скажешь: не то.
– Да, трусы ее мне абсолютно не нужны, – вновь без участия глаз изобразил улыбку Эрик.
– Может, я и утомил тебя вопросами, мистер лансер, но так уж я устроен. Если железяка эта такая ценная, то на досмотре их все-таки непременно должны тормознуть, разве не так? Или у них все оформлено?
– Я же говорю, не тормознут. Там все продумано. Документов касательно юнита у них нет, зато есть обманка. Слыхал о таких?
– Ого! – вырвалось у Криса.
Об обманках им на занятиях рассказывали, но видать их ему не доводилось. Применялись они редко, в основном при незаконной перевозке оружия, компоненты их никогда не предавались гласности, и добыть эти компоненты было сложно. А позавидовать судьбе виновных в применении обманок никому бы не пришло в голову: каждого пойманного с поличным, невзирая на чины и заслуги, ждало пожизненное заключение без права на апелляцию. Насколько Габлер знал, во всей Империи Рома Юнион не было ни одного случая смягчения приговора. Здено Шатан и Лили Акимжанов шли на огромный риск. Ради чего?
– И обманка у них отменная, – продолжал Янкер. – Здешняя аппаратура не выявит, ты уж поверь. Есть вещи, перед которыми подчас пасует и таможня. Так что внешне юнит выглядит сейчас достаточно бесхитростно: детская игрушка, сувенир. Подобие ритуальных мечей славейнов из системы Приапа. Не то что раритетом каким-то, оружием не считается. Таких полным-полно в сувенирках.
Крис потер подбородок и задумчиво воззрился в потолок.
– Может, я чего-то не понимаю, – начал он, – но что тебе мешает заложить их таможенникам? Шепнуть об обманке – и им труба, и не надо будет за ними гоняться.
– Не могу-у! – чуть ли не простонал Янкер. – Нельзя. Понимаешь? Нельзя! Думаешь, мне такой вариант в голову не приходил?
– Все, забыли. – Крис придавил столешницу ладонями. – Повторяю, возможно, я несколько… м-м… зануден, но как тебе такое предположение: я доставлю в зубах эту штуковину, а ты в знак признательности меня ликвидируешь? Файтер сделал свое дело, файтер может полежать…
Эрик грустно усмехнулся:
– Два раза не предают, Крис…
Габлер хмыкнул.
– Это все лирика, Янкер. Слышал историю про Петра? Сколько раз он своего Учителя предал? Предают, Янкер. И два, и десять раз…
Улисс скрипнул зубами.
– Хорошо, Крис, отставим лирику. Давай посмотрим на это под углом целесообразности. Какой смысл мне тебя ликвидировать? Чем ты мне опасен? Ты ведь толком и не знаешь ничего.
– Какой смысл? А чтобы денежки сберечь.
Теперь Янкер улыбнулся по-настоящему, широко и, кажется, искренне.
– А чего мне их беречь? Деньги-то не мои. И смею тебя заверить, в эрарии[70] денег хватает.
– И сколько отвалишь?
Янкер не задумался ни на секунду:
– Пятьдесят тысяч. Плюс компенсация всех твоих расходов.
– Чего пятьдесят тысяч? Ассов? Сестерциев?
– Деников, Крис, деников.
Габлер постарался не выронить из руки недопитый бокал. Такие деньги он мог бы получить лет этак за пятнадцать безупречной службы в Стафле.
– Годится, – сказал он. – Но с небольшой корректировкой: пятьдесят тысяч сейчас, и еще столько же – когда добуду твой юнит. Иначе ты его не получишь.
У Янкера был такой вид, словно он подавился чем-то очень горячим. Однако он почти тут же проглотил этот кусок и почти без эмоций произнес:
– Но ты ведь еще ничего не сделал, Крис. А вдруг у тебя не ничего не выйдет?
– И не сделаю, если не переведешь все, что положено, на мою «банку». Чем быстрее, тем лучше. Даже если у меня не получится – это плата за беспокойство. Меня ведь папа-мама ждут, кузен по такому случаю оторвал свою задницу от Асгарда. Все дела бросил. И ты ведь сам сказал: в эрарии денег хватает. Так в чем проблема-то?
Янкер пожевал губами и как-то странно посмотрел на Габлера:
– А ты изменился, Крис…
– Чиновнику Администрации Императора до́лжно помнить слова Овидия о временах, которые меняются…
– …И мы меняемся с ними, – вздохнув, закончил фразу Янкер. – Будь по-твоему. Есть еще одна старая поговорка: «Кто старое помянет, тому глаз вон». А кое-кто, помнится, рекомендовал прощать брату своему не раз, и не два, а чуть ли не пятьсот.
– Во-первых, ты мне не брат, – жестко сказал Крис. – Хотя когда-то я думал иначе. Во-вторых, не все рекомендации прошлого годятся для наших дней. Это же, я так понимаю, ты Библию вспомнил? Да и тот допрощался, пока не распяли… Давай не будем сотрясать воздух. Я лучше родителей извещу и кузена, что задерживаюсь на неопределенный срок.
Эрик вновь вздохнул:
– Хорошо. Будут тебе сейчас деньги.
– И каюту поприличней. Не конуру какую-нибудь. Есть же на «Флавии» приличные каюты?
– Найдем, – сказал Янкер. – Лететь будешь, как у бога за пазухой. Спасибо, что не отказал.
– Свое «спасибо» можешь оставить себе, – непримиримо ответил Габлер.
Крис в одних трусах сидел в кресле, услужливо повторявшем каждый изгиб его тела, и, положив ноги на низкий столик, смотрел объемку. Он выбрал ее наугад, это оказалась какая-то детективная история из серии о лейтенанте Карамбо – как раз то, что надо, дабы не грузить мозги после крепкого сна в мягкой постели. Конечно, нужно было бы принять душ и обработать лицо шейв-пенкой, но файтер специально не спешил с этим. Подъем, душ, бритье – это обычный служебный режим, а он-то был в отпуске и не желал придерживаться изрядно опостылевшего распорядка. Еще успеется. А если все сложится удачно и Улисс сдержит слово, то – прощай, Стафл! У него, Кристиана Конрада Габлера, другие планы на будущее.
Правда, с этими мечтами не стоило спешить. Как любил повторять отец, не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Пока Крис никакого прыжка не совершил, хотя дела шли вроде бы неплохо.
Он пригладил волосы и обвел взглядом каюту. Да, это была отнюдь не конура, это было помещение гораздо более просторное. Каюта казалась беспредельной, потому что ее от пола до потолка опоясывала живая картина – зеленоватые волны лениво катились к далекому горизонту, синело небо, никого и ничего не было в этих просторах, и только где-то на пределе зрения покачивалось на волнах белое пятнышко. Парус?
