Браун включил на шлеме подсветку и увидел несколько желтых плодов.
— Что это?
— Местные называют желтой сливой.
— А на самом деле?
— Съешьте и узнаете.
Браун отстегнул с правой руки перчатку, размял Пальцы и, взяв один из плодов, положил в рот.
«Слива» оказалась медово-сладкой на вкус, с мелкими косточками, которые легко разгрызались и по вкусу напоминали яблочные семечки.
— Вкусно?
— Да, капитан, вы меня спасли.
— Берите все, я не люблю сладкое.
— Спасибо, — ответил Браун, забирая остальные плоды.
— Ложитесь под этим кустом, сэр, мы уже побрызгали вокруг репеллентом, так что никакая тварь сюда еще трое суток не сунется.
— Спасибо, капитан. А где мое оружие?
— А вот…
Капитан положил рядом с Брауном его автомат.
«Нянчатся со мной, как с ребенком», — подумал майор и вздохнул.
— Спокойной ночи, сэр.
— Спокойной ночи, капитан, — ответил Браун и, доев сливы, снова пристегнул перчатку и опустил забрало. Хоть и побрызгали репеллентом, а под забралом все же надежнее.
Проснулся Браун еще до общего подъема, почувствовав, что нужно немедленно отлить. Каково же было его удивление, когда он увидел включенные подсветки почти всех спецназовцев — они бодрствовали.
Заметив, что майор проснулся, капитан подошел к нему и, подняв забрало, сказал:
— Доброе утро, сэр, через пять минут отправляемся.
— Да, капитан… Я только отолью…
Браун с трудом поднялся и на негнущихся ногах отошел к дереву. Где-то наверху разносился птичий гвалт — птицы радовались солнцу и новому дню, а здесь было темно, как ночью.
Разобравшись наконец с герметичной «молнией», Браун стал поливать дерево.
«Интересно, а как Делия обходится в такой ситуации? — подумал он. — Или есть специальные женские комбинезоны?»
Едва он привел себя в порядок, отряд встал на марш. Сначала двигались неспешно, как будто разминались, потом все быстрее и быстрее. Через час Браун снова стал задыхаться, но, следя за дыханием, постепенно поймал темп и почувствовал себя значительно лучше.
Снова были какие-то привалы, снова капитан о чем-то его участливо расспрашивал, а он отвечал и старался выглядеть бодрым. Потом опять движение, остановки для коррекции спутниковой навигации и череда ручьев, через которые пришлось перепрыгивать.
В какой-то момент Браун почти потерял сознание, однако продолжал двигаться, как автомат. Кажется, на него даже нападал небольшой удав, но его рассек ножом один из солдат, и марш продолжился.
«Я держусь, я все еще неплохо держусь…» — мысленно повторял Браун, чувствуя, что превратился в машину. Он мог двигаться, бегать и, возможно, даже стрелять, но вот думать и анализировать уже нет.
Сколько продолжался этот марафон, Браун не помнил, но в какой-то момент его неожиданно дернули за плечо, и он безвольно повалился на землю.
Ему подняли забрало, чтобы майор мог свободнее дышать, и он стал дышать, лежа на спине и глядя вверх — на крону платана, где два зеленых воинственных варана делили пойманную сороконожку.
Сколько Браун так лежал, он не помнил, но рядом оказался капитан Альварес, и майор смог самостоятельно сесть.
— Как вы, сэр? — спросил Альварес.
— Нормально. Могу идти дальше.
— Мы уже пришли.
— Как пришли?
Браун собрался с силами и поднялся на ноги. Его слегка покачивало, но все было не так страшно, к нему возвращалась способность соображать.
— Неужели уже час дня?
— Да, сэр. Мы пришли практически по графику, — подтвердил капитан.
— А я думал, что мы не сделали и половины пути.
— От физических нагрузок такое случается, сэр. Тем не менее мы на месте. Дальше начнется редколесье и солончаки. До объекта «Ниагара» осталось полтора километра.
— Прекрасно, капитан, — сказал майор, осматриваясь. — Что вы собираетесь делать?
— Пойдемте, сэр, я вам сначала кое-что покажу.
— Ну пойдемте, — согласился Браун и, взяв у помогавшего ему солдата свой автомат, двинулся за капитаном.
Теперь они шли очень осторожно, не напролом, как прежде, а обходя каждый кустик, огибая каждую свисающую лиану.
Наконец майор увидел двух солдат, которые, видимо, прикрывали их с капитаном, поскольку «джеты» свои держали наготове, словно уже видя приближавшегося врага.
— Вот, сэр, взгляните, — шепотом произнес Альварес, указывая на какое-то тряпье маскировочной окраски.
Браун подошел ближе и понял, что это остатки обмундирования рейнджеров, сохранился даже шеврон. Тут же были форменные ботинки, один целый, а другой как будто срезанный наискось. Нашелся нож, часть разгрузки с двумя полными рожками, но автомата не было.
— Очень странно, капитан, — произнес Браун, рассматривая остатки амуниции.
— В том-то и дело, сэр. Клочки остались, но костей скелета нет. Даже если бы вмешались падальщики, кости валялись бы вокруг, а так складывается впечатление, что он бросил эти вещи и побежал дальше голым.
Один из солдат вдруг развернулся градусов на тридцать, ловя в прицел какую-то цель.
— Что там, Фогель? — спросил капитан.
— Показалось, сэр… — ответил тот, продолжая просеивать сектор через прицел.
Браун почувствовал, что вместе с прояснением сознания к нему возвращается страх. И по мере тот как он осознавал тот факт, что до объекта рукой подать, страх становился все острее.
— Что с вами, сэр, вам нездоровится? — участливо спросил капитан. От него не укрылись перемены на лице майора.
— Ничего, сейчас продышусь, — сказал тот хрипло, замечая на периферии зрения какие-то тени.
Ему даже показалось, что они совершают осмысленные движение, но стоило моргнуть, как все исчезало.
— Я предлагаю двигаться дальше, сэр…
— Конечно, капитан… Поступайте, как считаете нужным.
— Хотя, сэр, я чувствую некоторую опасность — возможно, впереди нас ждет засада.
— Что же делать? — спросил Браун, надеясь, что капитан скажет: да пошло оно все, возвращаемся! Но капитан сказал другое:
— Мы не для того сюда шли, чтобы вернуться с теми же загадками, сэр. Но если вы чувствуете себя скверно, останьтесь здесь.
Капитан испытующе посмотрел на майора, ожидая ответа, а тот старательно взвешивал шансы.
Лучше пойти. Пойти, но не лезть на рожон и быть внимательным, а если что не так, вовремя отступить вместе со всеми или с теми, кто уцелеет. Пусть это рискованно, зато он не останется один на один с этими жуткими тенями, которые двигались, прятались за деревьями и исчезали, словно их и не было.
— Я пойду со всеми, капитан, — сказал Браун.
