– Мне жаль, что Кюстин втянут в эту неприятную историю. Надеюсь, ты найдешь способ его выручить. Но это не моя беда и не моя забота. Весь ваш крохотный мирок – не моя забота.
– Обидно слышать такие слова. Будто тебе и в самом деле наплевать на все вокруг.
– Мне и в самом деле наплевать! – проговорила она свирепо. – А теперь проваливай!
– Полицейские не дадут тебе уехать.
Снаружи донесся свисток отправляющегося поезда. Другого поезда.
– Я с ними разберусь.
– Так же, как разобралась с нами сегодня. Верити, ты не собиралась стрелять. По лицу было видно – не выстрелишь.
– Скверно же ты читаешь по лицам. Если бы пришлось, я бы выстрелила.
– Разве что в самый последний момент. Верити, ты не хотела нас убивать.
В окно резко, грубо постучали.
– Откройте! – проговорили на отличном парижском французском.
Ожье подняла экран, зацепила его за кожаную петлю, опустила стекло.
– Хотите проверить мой билет?
– Только ваши документы.
– Вот они. – Верити просунула бумаги в окно. – Я думала, их проверяют гораздо позже, на границе…
– В вашем купе есть еще кто-нибудь?
– Если бы кто-нибудь был, я бы заметила.
– Вы разговаривали, я слышал.
– Я напоминала себе о том, что буду делать в Берлине. – Ожье удивилась равнодушию, прозвучавшему в ее голосе.
Полицейский хмыкнул.
– Вы проникли на поезд одна и до общей посадки. В чем причина такой спешки?
– Потому что устала до смерти и не хотела склоки с тем, кто занял бы купе раньше меня!
Полицейский задумался, потом спросил:
– Мы ищем ребенка. Вы не видели поблизости детей, гуляющих без родительского присмотра?
Но тут его отвлекли. Верити узнала голос Флойда, уже оказавшегося снаружи. Он говорил очень быстро, взволнованно и тихо – за вокзальным шумом почти не разобрать слов. Верити распознала слово «ребенок», еще пару и поняла, что Флойд пытается направить полицейских подальше от ее вагона. Те отвечали скептически, спрашивали сами, но вскоре в их голосах появился интерес. Еще несколько быстрых фраз, и проверявшие вагон заспешили прочь. Спустя несколько секунд резко, прерывисто заверещал полицейский свисток.
Не прошло и пары минут, как Флойд снова постучал в дверь купе:
– Впусти меня. Я только что спас тебя от пары мордоворотов.
– И за это моя вечная признательность. Но лучше бы тебе сойти с поезда.
– Почему ты так интересуешься Берлином? И контрактом с «Каспар металз»?
– Флойд, чем меньше подобных вопросов, тем легче будет нам обоим.
– Контракт связан с чем-то очень плохим, да? Ты хочешь что-то предотвратить?
– А может, напротив, я хочу поспособствовать плохому?
– Нет, не может. У тебя слишком симпатичное лицо. Ты мне понравилась раз и навсегда в тот момент, когда вошла в мой офис.
– Я уже говорила, ты плохо читаешь по лицам. И в характерах смыслишь мало.
– У меня билет до Берлина. И я знаю хороший отель на Курфюрстендам.
– Какое совпадение.
– Ты ничего не потеряешь, захватив меня с собой.
– И ничего не приобрету.
– Серебряный дождь, – обронил вдруг Флойд.
Ожье сперва не поняла, о чем он. Что за чепуха? Может, ослышалась?
Конечно ослышалась. Это единственное логичное объяснение. Ведь не мог же он и в самом деле сказать эти слова? Или мог?
– Что? – проговорила она совсем тихо.
– Я сказал «серебряный дождь». Это что-нибудь значит для тебя?
Она беспомощно посмотрела в потолок, затем открыла дверь. В коридоре стоял Флойд, держал шляпу в руках и глядел невинно и удивленно, будто щенок-переросток.
– Что ты сказал? – спросила она.
– Ведь значит, да? – упрямо повторил он.
– Закрой за собой дверь.
Поезд засвистел, дрогнул, пополз вдоль перрона.
Флойд вынул из кармана открытку, не отданную Ожье. Та взяла, включила свет, жадно впилась глазами. Состав качался и дергался, проходя стрелки в лабиринте рельсов, набирая скорость.
– Это важно? – нетерпеливо спросил Флойд.
Открытку Сьюзен адресовала Калискану. Но отправить не успела. Несомненно, в открытке говорилось о «серебряном дожде», оружии из прошлого, грозном, губительном, словно библейская чума. «Серебряный дождь» – худшее, что могло случиться с планетой. Больше того, вполне возможно, что он стал бы последним событием в самой истории планеты.
Поезд скользил по залитым лунным светом равнинам к востоку от немецкой границы. Временами мелькали освещенные окна одинокого хутора или небольшого уютного поселка. Но чаще состав катился среди темных полей, угрюмых и холодных, как межзвездное пространство. Изредка мелькал силуэт лисы, захваченной врасплох ярким светом, или неслышно проносился над полем одинокий ночной патрульный – сова. Лунный свет отобрал у природы краски, сделал все окрест бледным и призрачным. Редкие островки жизни, хотя и радовавшие глаз, лишь подчеркивали огромность и пустоту окутанной мраком земли. Но ритмичный перестук колес, мягкое покачивание вагона, далекий приглушенный рокот локомотива, тепло после хорошего ужина с вином убаюкали Ожье, усыпили настороженность. Она понимала: успокаиваться рано и даже опасно, но за возможность хотя бы недолгого расслабления была очень благодарна.
– И как будем располагаться на ночь? – осведомился Флойд.
– Что ты хочешь предложить?
– Я могу поспать сидя во втором классе, – ответил Флойд, пожалевший денег на койку.
– Можешь и здесь, на нижней койке, – великодушно позволила Верити, отирая салфеткой уголок рта. – Но это не значит, что мы женаты или закадычные друзья.
– Умеешь ты благодарить, ничего не скажешь.
– Венделл, я хочу подчеркнуть: у нас сугубо деловые отношения. Но это не значит, что я не рада твоему обществу. Дети могут объявиться снова.
– Дети?
– А вдруг они преследуют нас? – сказала Верити.
– Не на этом поезде. Тут они слишком бы выделялись – даже больше, чем в городе.
– Надеюсь, ты прав. Хотя дело не только в них.
Они только что поужинали в вагоне-ресторане, в компании дюжины пассажиров, одетых гораздо приличнее. Вскоре посетители переместились в соседний вагон-бар или разошлись по своим купе, оставив Ожье с Флойдом почти в одиночестве. В одном углу юная немецкая пара обсуждала будущую свадьбу, в другом двое упитанных бельгийских бизнесменов за сигарами и коньяком делились историями о банкротствах. Ни те ни другие не выказывали интереса к иностранцам, беседующим тихо и доверительно по-английски.
– В чем же еще? – спросил Флойд.
– В том, что ты мне сказал… что показал на открытке. Я до последнего надеялась, что всего лишь вообразила угрозу.
– Ты уж точно не вообразила детей.
– Да. – Ожье пригубила бокал.
Она знала, что уже изрядно пьяна, но нисколько о том не переживала. Затуманить немного мозг – это сейчас самое лучшее лекарство.
– Упоминание «серебряного дождя» на открытке означает, что положение раз в десять хуже, чем я предполагала.
– Может, проще будет, если ты мне расскажешь о «серебряном дожде»? – предложил Флойд.
– Я не могу.
– Но ведь речь о чем-то очень скверном, так? Когда я произнес эти слова, на тебе лица не стало.
– А я думала, что не подала виду.
– Твои чувства были написаны метровыми буквами. Как в неоновой рекламе. Эти слова ты хотела бы услышать меньше всего.
– И меньше всего ожидала.
– От меня?
– От кого бы то ни было. Венделл, ты зря оставил открытку. Это нечестно. Очень.
– У меня был хороший пример: твое притворство, спектакль «Я сестра полоумной Сьюзен Уайт».
– Это другое. Я обманула, потому что так было лучше для всех.
– Верити, я тоже руководствовался наилучшими побуждениями.
– Значит, мы квиты. Может, оставим эту тему?
– Пока не узнаю смысла этого словосочетания – нет.
– Я уже сказала: не могу объяснить.
– Если бы я держал пари, то поставил бы на кодовое название секретного оружия. Вопрос: кто его готов пустить в ход? Те, кто стоит за тобой и Сьюзен, или те, кто убил ее и Бланшара и натравил на тебя детей?
– Это не наше оружие! – отрезала Верити. – По-твоему, из-за чего убили Сьюзен?
– Ага, значит, их оружие, не ваше?
– Венделл, хватит!
– Кажется, это было «да»?
– Мне все равно, что тебе кажется.
– Позволь расставить точки над «i». Сьюзен Уайт обнаруживает признаки заговора, и «Каспар металз» в Берлине – часть его. И в этом замешан «серебряный дождь», что бы он собой ни представлял. Похоже, тут все взаимосвязано, хотя я не в силах представить себе, деталями какого оружия могут быть алюминиевые шары.
– Шары – не оружие, – ответила она холодно. – Я не знаю, для чего они служат, но они, конечно, как-то связаны с «серебряным дождем». Если бы знала как, не сидела бы в поезде, терпя твои расспросы.
– Но ты же знаешь, что такое «серебряный дождь»?
– Да, знаю в точности. И всего несколько дней назад видела своими глазами, на что он способен.
