— Ну как знаете, — улыбнулся Леггойн и перевел свое внимание на мишени. Адмирал без труда узнал двоих из них. Это были физик Прундель и девушка. Леггойн напряг свою память и вспомнил ее имя — Рут Линсдей.
Ее фигура еще сохраняла привлекательность даже под мешковатой пижамой, однако глаза уже не лучились детской непосредственностью и не очаровывали, как прежде.
Пока Руцбанн расставлял мишени подальше друг от друга, Флойд, словно спортсмен, совершал разминочные движения, поминутно двигал пушкой, нацеливая ее то в одно, то в другое место. Леггойн понимал, что таким образом Флойд привыкает к орудию, стремясь слиться с ним в единое целое.
«Видимо, это предусмотрено программой…» — решил адмирал. Неожиданно прозвучал голос майора Карпентера:
— Сэр, у меня вопрос к доктору.
— Задавайте, майор, не стесняйтесь, — разрешил адмирал. — Доктор, можно вас на секундочку?
Занятый с персоналом, Фонтен моментально прервал свой разговор и подошел к гостям:
— Слушаю вас.
— У майора к вам вопрос.
— Слушаю вас, майор.
— Доктор, ваши экспериментальные образцы, я имею в виду мишени, выглядят слишком подавленно. Видимо, им давали большие дозы наркотиков.
— Ну а хоть бы и так…
— Но тогда их психическая оболочка очень слаба, и ваш эксперимент…
— Отлично, майор! — не дал договорить ему доктор Фонтен. — Это вопрос не военного, а просто мыслителя, я бы сказал… Действительно, если давать людям наркотики, то напряженность их психического поля ослабляется и разрушить его очень легко. Именно поэтому, чтобы сделать мишень послушной, мы применяем другие методы подавления личности. Они стары, как мир, — сексуальное насилие, избиение. Главное, унизить человека, насколько это возможно, и делать это постоянно…
— Едва ли это красит вас как ученого, доктор, — хитровато улыбаясь, заметил адмирал.
— Ради науки и прогресса человечества настоящий ученый пойдет на все, — с пафосом заявил Фонтен.
Наконец мишени были выстроены, Флойд и все присутствующие замерли.
— Флойд, вы видите мишени? — спросил адмирал.
— Да, сэр
— Тогда — огонь!
Пушка быстро хлопнула пять раз подряд, и жертвы попадали на пол. Некоторые упали сразу, а другие, взмахивая руками, пытались удержаться. Уже будучи неживыми, они еще цеплялись за воздух своими скрюченными пальцами.
Дольше всех держалась хрупкая Рут Линсдей. Потом и она осела на пол, и ее мертвые глаза уставились на Леггойна.
Разрушение оболочек началось практически сразу, и распадающиеся ткани очерчивали на лице Рут Линсдей чудовищную улыбку
Тела убитых таяли, словно воск, оплывая и теряя очертания На месте глаз Рут уже образовались ямы, но Леггойн все еще чувствовал на себе ее прощальный взгляд
Впервые адмирал ощутил некое неотвратимое раскаяние, ожидавшее впереди Он пытался разобраться в своих неясных мыслях, но на уровне привычного разумного анализа этого не получалось.
Леггойн повернулся к Карпентеру и застал его в состоянии крайней подавленности
— Что с вами, майор? Мы только что провели удачное испытание..
— Не знаю, сэр. Сказать по правде, картина не из приятных. Я не имею в виду гибель этих людей, здесь что-то другое…
Между тем доктор Фонтен и его помощники, словно птицы-падалыцики, уже прыгали среди оплывающих тел, то тут, то там выхватывая кусочки тканей и протыкая зондами все, что вызывало их интерес
Шарон Йорк стояла чуть в стороне и с интересом наблюдала за всем происходящим.
«Тритон-2» стремительно несся через космическое пространство, используя всю мощь своих двигателей Сидящий за штурвалом Орландо Кальвин никак не мог привыкнуть к новому кораблю и даже забывал про еду, увлеченно щелкая кнопками и задавая компьютеру тренировочные задачи.
— Кальвин, оставь машину в покое и иди обедать, — звал его Паризи, но Орландо отнекивался и обходился бутербродами, которые приносила ему Грэйс.
Кальвин не хотел оставлять судно на автопилота. Он еще не насладился той легкостью, с которой новый «Тритон» выполнял все команды, хотя и весил значительно больше своего предшественника.
У нового корабля появилось вооружение. Две артиллерийские башни украшали «Тритон» и являлись гордостью Ника Дилонги Он первый заявил права на корабельную артиллерию, и Форш не стал с ним спорить.
Сейчас судно двигалось в сторону Нового Востока, откуда Джим намеревался еще раз связаться с Зуфаром. Было необходимо обсудить детали, а потом, если потребуется, нанять людей. Трех-четырех профессионалов для разовой операции.
На территории Нового Востока таких специалистов было хоть пруд пруди, и стоили они недорого.
Поначалу Форш опасался, что Дилонги, Кальвин и Паризи могут отказаться участвовать в охоте на Визиря. Однако его опасения были напрасными.
Кальвин вообще не очень хорошо представлял, кто такой Визирь, а Дилонги и Паризи считали себя неуязвимыми.
— Мы надерем ему задницу, Джим, — хвалился Паризи. Его рука почти зажила, и он был готов сразиться с кем угодно.
Переход до границ Нового Востока должен был продлиться от четырех до пяти дней, в зависимости от активности гравитационных аномалий. И все это время Джим проводил в своей каюте-канцелярии, где занимался финансовыми расчетами и перепиской с мистером Буллоком из «Херст Скай Машине».
Форшу хотелось поскорее получить нового робота, но вся проблема заключалась в том, что от прежнего «Готтарда» ничего не осталось и предъявить мистеру Буллоку было нечего.
А пока Джим писал менеджеру; тот убеждал свое начальство, однако в «Херст Скай Машине» не спешили. Они считали, что имеют право на подробное разбирательство, в то время как Джим ждать не мог.
Стоило Визирю почувствовать хотя бы легкий запах погони, и он мог снова надолго исчезнуть.
Иногда к Джиму заходил Паризи. Он не переставая разрабатывал руку, всюду таская с собой кистевой эспандер или гантель.
— Все пишешь? — спрашивал Паризи, глядя на длинные колонки цифр и стопки исписанных официальных бланков.
— Да, Тони. Приходится заниматься и этим делом.
— Если тебя убьют, командир, мы эту писанину не потянем, — говорил Паризи и уходил, а Форш криво усмехался, но обижаться на Тони не мог.
Ближе к вечеру к Форшу заходила Грэйс. Она рассказывала о новых сновидениях и даже произносила некоторые фразы, которые слышались ей во сне.
Грэйс спрашивала Джима, не сходит ли она с ума, но тот убеждал ее, что это не так и что отклонения вызваны перенесенным шоком.
На самом деле Форш опасался, что у Грэйс действительно не все в порядке с головой. Она часто говорила невпопад, а иногда даже замирала, глядя перед собой, и не реагировала на окружающих.
