«Женька тут стоял», – подумал Романов с холодной яростью. Покосился на Белосельского. Тот выглядел спокойным, но глядел себе под ноги и чуть шевелил губами. Потом поднял голову, написал медленно по воздуху букву «С» и покачал головой. Сашки нет, понял Романов. Ну что, можно и подождать… хотя, как писал Женька, этот Сашка вроде бы как уже должен быть тут…
В толпе между тем стали заинтересованно переговариваться сразу в нескольких местах. Романов уже привычно уловил краем глаза активное движение и увидел, как к охраннику подходит появившийся из-за угла, из выводившего на площадь проулка, молодой мужчина с автоматом на боку. Охранник оживился, поприветствовал его, как старого знакомого, они о чем-то заговорили. Автоматчик то и дело указывал на мальчишек, и стоявший рядом с Романовым усатый тощий мужик зло, но тихо сказал своему соседу:
– От Ващука приехали… покупать.
Сосед сокрушенно покачал головой. Кажется, один из мальчишек это услышал, быстро поднял голову, что-то шепнул стоявшему рядом. Тот дернулся, громко всхлипнул, подавившись судорожным вдохом, даже покачнулся. Шепот пробежал дальше, заплакали еще двое, а тот, что плакал до этого, безнадежно забормотал, бегая взглядом по лицам людей напротив:
– Я не хочу… не надо… пожалуйста, не надо, я умоляю, не надо, не надо, не надо… только не это… – У него была очень правильная, без ругани, без коверканья слов, богатая речь…
Большинство людей отводили глаза или делали вид, что не слышат. Но некоторые ухмылялись…
«Еще и Ващук какой-то, – подумал Романов холодно. – Кто такой? Впрочем… сейчас узнаем».
Видимо, этого Ващука на самом деле хорошо знали тут – его представитель деловито подошел к мальчишкам в сопровождении поигрывавшего ключами бандоса. Тот отомкнул шестерых младших, по восемь-десять лет (теперь уже плакали все они), и двоих постарше, в том числе и того, который просил помочь. Теперь он молчал, только вяло болтался за руками взрослых, и Романов, поймав его взгляд, увидел в нем черную кружащуюся бездну, из которой не было возврата: ужас парализовал мальчика, и он, кажется, медленно сходил с ума. Последний, восьмой, мальчишка крепился, но видно было, что и он на грани. Короткую цепочку эмиссар неведомого и страшного Ващука повел за собой, и Романов тихо сказал Женьке в самое ухо, одними губами:
– Предупреди наших. Я – за этими. Когда станут уводить первого из оставшихся, действуйте сразу. С площади никого не выпускать. Никого.
Женька чуть прикрыл глаза…
Идти далеко не пришлось. Романов повернул за первый же угол – и оказался в просторном переулочке, точней – тупичке. Пахло помойкой: слева был виден проем между домами, там – груды мусора. Впереди, над дверью, возле которой парень с автоматом пинками и тычками усаживал наземь мальчишек, висела все еще яркая старая вывеска:
«К А Ф Е «У Ю Т».Судя по запахам еды, примешивавшимся к запахам отбросов, тут и правда все еще работало кафе. Двое мальчишек лет по десять-двенадцать – босые, в драных майках и закатанных по колено, тоже драных, джинсах – вытащили из двери и потянули, переламываясь, к помойке здоровенную бадью из бензиновой бочки, в которой плескалась – и на землю, и им на ноги – какая-то жижа. Один на Романова вообще не посмотрел, второй поднял глаза из-под замусленной челки неразличимого цвета. Серые глаза (под левым – лиловый фингал) были грустные и боязливые. Встретившись с взглядом Романова, мальчишка вздрогнул и быстро опустил чумазую мордашку, заторопился, чтобы не отстать от напарника.
На шеях у мальчишек были замками закреплены широкие металлические воротники на петлях. Такие, чтобы они никак не могли дотянуться руками до рта.
Романов ощутил, как от злости становятся тесными сапоги – сводило пальцы ног.
Как же мало понадобилось, чтобы все – все, все, все! – повылезало наружу. Впрочем… это, скорей, просто легализовалось. И если раньше такое делали пресыщенные скоты с «Олимпа», чтобы позабавиться, то теперь, как видим, это делается с чисто утилитарными целями вот такими мелкими деляжками, «которые просто используют свой шанс, чтобы выжить».
Но неужели Лютовой прав и самое страшное все еще впереди?!
Потом нахлынуло облегчение. Эти двое мальчишек еще не знают сейчас, что они уже свободны. Их ждет радость. Неожиданная радость. Хорошо, когда можно ее раздавать.
Он пошел прямиком ко входу в так кощунственно сохранившее свое название кафе. Парень, что-то негромко говоривший с обессиленным ужасом глядящему на него одному из закованных мальчишек, оглянулся – без опаски, просто посмотреть, кто подошел. У него было какое-то… какое-то странное лицо. Какое-то неправильное. Точней не скажешь. А потом оно стало еще неправильней, потому что Романов, уже поднявшись на верхнюю ступеньку, с разворота ударил парня каблуком сапога между верхней губой и носом.
Тот не успел даже вскрикнуть.
– Молчите, – негромко, но ясно сказал Романов шарахнувшимся со звоном цепей мальчишкам. Показал на единственного не плакавшего: – Ты старший. Чтобы было тихо. Ни единого звука. Все будет хорошо. Понял?
Мальчишка расширил глаза и готовно закивал…
В кафе было малолюдно – только за столиком у самой стойки сидели трое, кучкой, да сам хозяин торчал у грязной стеклянной горки, перетирая полотенцем некогда роскошные бокалы. Не обращая на него внимания, Романов подсел к троице за столиком, далеко отодвинув единственный свободный стул. На него тут же уставились три пары изумленных глаз – без особой мысли, только за удивлением быстро начала появляться злость. Но Романов не дал ей разгореться – он понял, что не ошибся.
– Через несколько минут сюда приедут мои люди, – сказал он, положив ногу на ногу и качая носком сапога. – Если у вас найдут оружие – повесят прямо в этом зале. Если положите его на стол передо мной сейчас – будут варианты.
– Ты кто т… – начал, приподнимаясь, самый здоровый (под распахнувшейся курткой стала видна большая кобура). Но снаружи начали стрелять – очередь, очередь, дикий вой перепуганной толпы, снова очередь, тишина, повелительный крик. Одиночный выстрел. Хозяин со звоном уронил бокал. Здоровяк подумал и сел. Быстро выложил на стол «беретту». Двое других так же сноровисто расстались с короткими «АКС-74У», прятавшимися под куртками.
– Вы от Ващука? – спросил Романов.
Здоровяк кивнул. Угрюмо буркнул:
– А ты кто? Если у Балабанова новенький, то попутал ты что-то. Снаружи ты че хочешь с этими овцами, то и вороти. А у нас с твоим шефом дела. Все договорено, давно и прочно. Мы товар ждем. – И осклабился: – Анюта за ним пошла.
