— Боец, — загремел Ш. — Не знаешь, где можно прикупить чего-то для продолжения эйфории?
— Не говори с ним сложно!.. — одернул того Феликс. — Говори с ним просто.
Ш. отмахнулся и даже хотел было лягнуть Мендельсона пяткой по зубам или по переносице, но не стал отвлекаться.
— Прикупить, конечно, негде, — отвечал пешеход с трехгрошовой его рассудительностью после некоторого непредвиденного раздумья, — а вот разве только на пьяном углу.
— Во! — удовлетворенно Ш. говорил. — А ты нам голову морочишь!.. А где пьяный угол?
— Вон там, на углу, — говорил еще пешеход, показывая куда-то в ночь. Сам он, должно быть, был теперь с того угла или, возможно, вечно был от щедрот угла того пробавлявшимся. И он еще гордился теперь собою, что сумел ответить на вопрос непростой и недюжинный.
Ш. только дверь машины захлопнул и к искомому углу газанул победоносно и триумфально. Он всегда старался накликать окрест себя атмосферу гротеска, пускай даже задача эта казалась и неразрешимой.
— Да здравствуют все углы, закоулки, задворки, радость несущие! — торжествующе говорил Мендельсон.
Здесь оба они тяжело вылезли из машины, Феликс и Ш., и мутным своим, нетвердым шагом дружно пошагали к лавке, расположившейся в полуподвале с угла дома.
В лавке пахло гнилою картошкой и плесенью, на полках лежали банки с овощными консервами и вяленая рыба, кое-что из бакалеи, тут же находилось мыло, стиральный порошок, носки, разводные ключи, безмены, гвозди и ряд галантерейных товаров. Пониже полок сидела тетка заплывшая и наглая, со скучающим взором ее глазок крысиных, с потной спиной и пупком размером со сливу…
— Тетенька, — ласково обратился к ней Ш., стараясь только не икнуть и на всякий случай прикрывая рот ладонью. — Два старинных друга встретились сегодня после долгой разлуки, слегка выпили… почти незаметно, и хотели бы выпить еще. Им никак нельзя трезветь.
— Да, — сказал Феликс. — Совсем чуть-чуть.
— Трезвость — наш враг.
— Точно, — согласился Мендельсон.
— Нас бы вполне устроили полтора литра мадеры, — сказал Ш.
— Малаги, — сказал Мендельсон.
— Токайского, — сказал Ш.
— Хереса, — сказал Мендельсон.
— Нет ничего, — отвечала тетка. — Есть только портвейн прошлогодний, если не хотите — не берите.
— Хотим, — быстро сказал Ш. — Но тогда два литра.
— Не много ли? — усомнился Феликс.
— В самый раз, — заверил его Ш. — С него блевать хорошо.
Тетка сходила в подсобное помещение и вынесла оттуда вино в пыльной пузатой баклажке, к тому же почти не запечатанной. Мендельсон неуверенно стал рассчитываться с теткой, а Ш. скучал у него за спиной и с философской рассеянностью ковырял у себя в ухе.
— Вот, — меланхолически сказал он только, когда они вышли на улицу, и баклажкой встряхнул. Выпивку он сразу отобрал у Мендельсона; Феликса он любил, конечно, но ничего серьезного ему нельзя было доверить.
— Однажды в жизни наступает момент, — сказал Мендельсон, — когда начинаешь удовлетворяться даже мелкими победами.
Ш. посмотрел на приятеля своего с удивлением. Он вдруг снова узнал Мендельсона непостижимого, Мендельсона нетривиального, Мендельсона удивительного, Мендельсона со своими смыслом и голосом, подспудными и сверхъестественными… Ему еще показалось, что вновь возвращаются к жизни непревзойденные и неожиданные мендельсоновы сарказмы без слов.
— Именно так, — хмыкнул он к тому же потом неугомонно, будто в завершение разговора, будто ставя точку.
Сегодня что-то происходило особенное: ему решительно не давали спокойно работать. Музыку он включать не стал, и откуда-то издалека, из-за двух стенок до него доносился детский плач. На плач ему было наплевать, пусть хоть и вообще на крик изойдут; но скоро снова позвонили — на этот раз сразу в дверь, он пошел открывать, там опять стояла Никитишна.
— Этой-то что опять нужно? — подумал он в раздражении.
— Идут, Антоша, — сказала старуха. — Сейчас уж прямо и придут.
Он кивнул, хотя глядел куда-то в сторону и думал только о работе.
— Детей-то что не кормишь, Антоша? — сказала еще старуха.
— Я кормил, — возразил тот.
— Утром, что ль? — переспросила она. — Детей чаще кормить надо, они чаще есть хотят.
— Я не понимаю, чего мне живых везут. Что мне с ними делать? — Антон говорил недовольно.
— Да разве ж это беда? Укольчик им сделаешь, вот тебе и мертвый образуется, — сказала Никитишна.
— Неужели это сразу сделать нельзя? — спросил тот.
— Так оно посвежее выходит, — говорила старуха.
Антон только головою хмуро кивнул, быть может, соглашаясь или, быть может, упрямясь.
Потом слышались шаги, старуха засуетилась, замельтешила, хотела убежать, да бежать было некуда, она тогда прижалась к стене возле входа, рассчитывая не то, чтобы совсем слиться со стеною, но уж, по крайней мере, быть как можно менее заметной. Антон же, голову опустив, стоял равнодушно и лишь, когда вошли, снова поднял голову.
Сначала вошел охранник и, оглядевшись по сторонам, не обнаружил ничего подозрительного. Потом вошел он, вошел сам Хозяин, звали его Бруно Бровцын, но заглазно обычно именовали Хозяином, стремительною походкой он пронесся мимо Антона и приблизился к столам.
— Здравствуй, здравствуй, мастер, — отвечал он только на молчаливый поклон хмурого человека.
Потом появилась Лиза, она была сзади, но держалась вполне независимо.
Хозяин стал рассматривать вскрытые тела, особенно его заинтересовал Максим с отрезанною головою.
— А у этого где голова? — спросил он. — Что это будет?
— Всадник без головы, — подсказала Лиза.
Собеседник ее удивленно вскинул свои мохнатые брови.
— А лошадь?
— Завтра доставят с ипподрома, — отвечала Лиза.
— А у лошади голова будет?
— Конечно, — сказала Лиза.
— Завтра, — проворчал еще тот. — Все завтра!..
— Процесс небыстрый, — пояснила женщина.
Хозяин подошел к мертвому Казимиру и стал придирчиво того разглядывать.
— А это? — спросил.
— Аллегория рассудительности, — ответила Лиза.
— Вы не очень-то с вашей рассудительностью!.. — сварливо сказал Бруно Бровцын. — Мыслитель у вас получился, как будто он просто по нужде присел.
— Зато Вечная Весна получилась превосходной, — сказала Лиза. — Эротично! Стильно! Изысканно!
— Пора бы уж подновить «Весну», — сказал еще Бровцын.
— Это уже поставлено в план, — согласилась Лиза.
Хозяин обошел другие столы и стал осматривать лежащих на них. Лиза приблизилась к тому с деликатным ее пояснением.
