Поймав взглядом свое отражение в гладкой поверхности фонаря, он довольно усмехнулся. Ксамит, сущий ксамит! Азаста Риэг потрудилась на славу! Его смуглая кожа стала еще темней, волосы отливали цветом воронова крыла, нос сделался шире, подбородок и скулы заострились. Состав, который она подкачала ему под кожу на лице, должен был рассосаться через пять-шесть дней, вполне достаточное время для проведения операции.
Что двигало им, что заставило согласиться? Ответственность? Может быть… Подсознательно он уже не рассматривал Айден как чуждый мир, но принимал на себя всепланетное зло и добро, грехи и радости, жизнь и смерть на этой гигантской сфере, плывущей неведомо где, рядом со своим светилом, так похожим на земное. На Земле он не брал такого груза, ибо там его функции были обозначены четкими приказами. Здесь, в Айдене, все было по-другому. Ему казалось, что он в ответе за весь этот мир, за то, чтобы в нем сохранилась и варварская наивность Севера, и мудрая зрелость Юга. Нельзя допустить, чтобы сила и мужество Хайры превратились в жажду завоеваний, чтобы империя и эдорат перегрызли друг другу глотки, сделав кладбища из своих земель, чтобы орды солдат опустошили Перешеек, Катраму, Сайлор и остальные страны. Воистину он стал пэром Айдена и в этом качестве отвечал за всю планету! Это чувство, новое и непривычное для Георгия Одинцова, не угнетало его — наоборот, казалось неизбежным и естественным.
Приземлился он на рассвете и с первыми лучами солнца отправился в город. На нем был легкий доспех ксамитского сотника, прочные сандалии и кривой короткий ятаган, которым его снабдила Азаста. Слишком приметные чель и арбалет пришлось оставить в пещере, зато он прихватил с собой кинжал Асруда и дротик. У бедра, скрытый плащом, топорщился кошель с золотыми и серебряными монетами, еще один такой же мешочек Одинцов сунул за пазуху. В потайном кармашке на поясе хранились две ампулы болеутоляющего и опознаватель, которым он запечатал вход в тайник.
Узкая тропа, что начиналась у пещеры, круто шла к вершине утеса, а затем петляла среди камней и осыпей, спускаясь к равнине, переходившей ближе к морю в усыпанный крупной галькой пляж. Ар'каст выбрал подходящее место для убежища: карниз, с которого открывался вход в пещеру, нависал над морем, и заметить его с берега казалось невозможным. Тропинка, тянувшаяся между пропастью и скалистыми стенами утеса, кое-где была метровой ширины, и Одинцов прикинул, что тащить по ней израненного человека будет нелегко. Впрочем, строить гипотезы на этот счет не стоило, вдруг Ар'каста всего лишь прижгли пару раз под мышками, и он вполне сумеет двигаться сам.
Спустившись вниз, он внимательно огляделся. Тропинка терялась в осыпях, и он сложил в самом ее начале приметный столбик из плоских гранитных обломков. Утес, вздымаясь отвесной стеной, уходил к морю, до которого было шагов двести. Одинцов убедился, что тут хватает каменных глыб, и малых, и больших, и совсем огромных, чтобы спрятать целую роту. Заблудиться здесь было невозможно — прохода на запад вдоль берега просто не существовало.
Он повернулся к морю спиной и зашагал по равнине, пробираясь вдоль скалистой гряды. Минут через сорок Одинцов очутился на ровном широком тракте, обсаженном деревьями и ведущем к городу. В этот ранний час дорога была безлюдна, путник прошел километров восемь, пока его не нагнали полуголые крестьяне с тележкой овощей. Эту двухколесную колымагу тащила пара животных, похожих на мулов, и Одинцов тут же отяготил их своим изрядным весом. Крестьяне, которым выпала честь довезти сотника до рынка Катампы, остались довольны серебряной монетой и, не задавая лишних вопросов, разъяснили ему, где тут торговый порт, цитадель ад'серита, храм светозарного Эйда, городская тюрьма, самые богатые дворцы, лучшие кабаки и бани с голыми девушками. На девушек Одинцов не соблазнился, зато тюрьму и цитадель осмотрел со всех сторон, после чего нанял паланкин с шестью носильщиками и велел доставить себя в Сады Радости на южной городской окраине.
В Садах, являвших собой симбиоз варьете, ресторана и отеля для состоятельных путников, он отобедал. Место было приятное: парк, в котором стояли дома для постояльцев с полным комплектом средневековых услуг. Тут нашлись прачечная, множество лавок, кузня, где ковали лошадей и точили клинки, конюшня и, разумеется, великолепные бани с девочками. Одинцова потчевали в павильоне, увитом виноградной лозой, прямо перед ним журчал фонтан, и три стройные танцовщицы услаждали взор ритмичным покачиванием бедер. Стоили все эти удовольствия золотой.
Закончив с обедом и увернувшись от девушек, жаждавших теперь потанцевать с молодым сотником в постели, Одинцов отправился на конюшню и выбрал себе лошадь. В его воинском ранге считалось унизительно ходить пешком, к тому же один тяжелый кошель давил ему в ребра, а другой бил по бедру. Оставив в залог десять золотых, он велел оседлать резвую гнедую кобылку и отправился на поиски жилища Ар'каста.
Сразу за Садами Радости начинался пригородный район, в котором обитали самые богатые и благородные жители Катампы. Занятия у них были разные: попадались тут купцы, хозяева судов, мастерских и верфей, чиновники ад'серита, знатные офицеры, землевладельцы и даже князья. Эти большие шишки предпочитали жить во дворцах, окруженных садами, и всюду при въезде торчал столб с бронзовым или серебряным щитом, где угловатой ксамитской вязью перечислялись титулы и заслуги господина. Щиты упрощали поиск, но территория каждой усадьбы была велика, и весь аристократический район Катампы тянулся километров на двадцать. Спрашивать дорогу Одинцов не хотел, чтобы не выдать интереса к опальному вельможе, и полагался лишь на ориентиры, полученные от Азасты, — где-то к западу от Садов Радости, между поместьями адмирала П'телена и лесоторговца Ин'топура. До заката оставалось три часа, когда он нашел нужный дом. Дворец не хуже прочих, — хотя эта вилла не могла тягаться с замком бар Ригонов, ее ухоженный вид говорил, что положение Ар'каста, военного советника и стратега, было почетным и прочным. Что же с ним приключилось?
Одинцов дважды проехал мимо столба с серебряным щитом, разглядывая увитый лианами фасад, маячивший за деревьями. Там царила полная тишина, не бегали слуги, не появлялись всадники и паланкины, окна и двери были затворены. Имения соседей, адмирала и торговца, как и прочие, что попадались по дороге, выглядели куда оживленнее, здесь же все казалось погруженным в глубокий траур. Но щит с титулами Ар'каста не сняли, и Одинцов счел это хорошим знаком.
Он вернулся в Сады Радости, снял домик неподалеку от въезда, заплатив за три дня вперед, велел поставить кобылку рядом с верандой и подавать ужин. На этот раз ему прислали пятерых девушек — с фруктами, вином, жаренной на вертеле птицей и свежими лепешками, — последняя из красавиц тащила лютню. Одинцов оставил все, кроме девиц и лютни, и приказал не беспокоить его до следующего полудня.
