Лекс послушно принял фляжку и сказал:
– За Омегу! – И представив, что там вода, отхлебнул. На этот раз обожгло сильнее, на глаза навернулись слезы.
– Офицер! – похвалил его Глыба. – Молодец, хвалю. Сосуд-то верни рядовому. Барракуда! Куда?! Ну-ка отставить! Тебе пить нельзя. И мне нельзя.
Барракуда виновато пожал плечами. Глыба оглушительно рыгнул и полез на место водителя. Рядовой, не озаботившись разбудить храпевшего, кивнул Лексу на другое кресло. Лекс сел и пристегнулся. В голове шумело, щеки горели, хотелось спать. Капрал Глыба обернулся и подмигнул:
– Поехали!
Танкер взревел, затрясся… Лекс уснул.
* * *
Генерал Бохан вошел в палату лазарета без сопровождения. Совершенно лысый мутант все еще спал. Он был крайне истощен, и лекарь только руками разводил: никогда не лечил мутантов, не знал, что творится с серокожим. Генерал поправил на плечах белую хламиду. Физически мутант должен быть в норме, лекарь сказал, что истощение скорее нервное. Генерал Бохан понимал, откуда оно взялось: мутант, которого, кажется, звали Орв, надорвался на Полигоне. Если верить (а почему бы не верить?) лейтенанту Лексу, мутант спас ефрейтора Артура, когда того покусали кровососы. Кровососы – ядовитые мутафаги, Орв вытянул парня, отдав свои силы.
И еще. Невероятно, но факт – Орв противостоял Низшим. Гронгам. Сопротивлялся, даже когда Низшие сливались с генералом в единое целое.
Наверное, Орв был шаманом. На горе Крым много интересного, но шаманы в большинстве своем – самозванцы, дурят людей фокусами, а сами ни на что не способны. Генерал никогда не был на горе, никогда не бродил по Донной пустыне, он родился в Москве и потом уже попал в Омегу.
Бохану повезло. Орву – нет. Орв попал на Полигон, по недосмотру, конечно же. Столь любопытные экземпляры подлежат исследованию. А с этим Бохан надеялся наладить сотрудничество.
Генерал опустился на стул у койки мутанта. Коснулся руки больного:
– Орв! Орв! Ты слышишь меня?
Конечно, можно было обратиться к разуму мутанта напрямую, без слов, но он помнил, что Орв слаб, и не хотел рисковать. Вздумай мутант закрыться – неизвестно, чем это кончится. Если перестараться, Орв умрет.
– Орв!
Мутант открыл глаза, повернул лишенную растительности голову к генералу. Во взгляде Орва не было ни симпатии, ни любопытства. Наверное, считает себя пленным. Генерал постарался передать ему заверение в дружбе, но Орв не желал его чувствовать.
– Ты можешь говорить? Я генерал Бохан, ты в Цитадели Омега. На Пустоши ее зовут Замком Омега. Ты не в плену, ты среди друзей.
Мутант отвернулся. Бохан попробовал еще раз:
– Орв, ты попал на Полигон по ошибке. Я приношу тебе свои извинения. Посмотри на меня. Ты понимаешь, кто я?
– Орв понимает. Ты – хозяин смерти. Больфой челофек. Дурной.
Бохан дернулся, как от удара. «Хозяин смерти» – вот как воспринимает его вероятный союзник! Что ж… На Полигоне Омега олицетворяет смерть.
– Нет, Орв, я друг тебе. Я хочу предложить помощь!
Мутант глянул с удивлением:
– Ты… мутант? Не челофек?
– Я долго не знал об этом, – скромно потупился генерал, – долго считал себя самым обычным. Но теперь уверен: я, как и ты, – результат мутации, и мутации удачной. Не делай такое лицо, ты же понимаешь, о чем я. Ты ведь умен, образован…
– Орв – тупой мутант. Орв хофет спать.
Бохан поднялся, изо всех сил скрывая злость. Ничего, пройдет день, другой – и генерал завоюет расположение упрямца. Орву все равно некуда податься. Он зол на Омегу, и это естественно. Он подавлен, истощен… Но генерал Бохан будет приходить к нему каждый день, разговаривать, даже если мутант решит отмалчиваться. Рано или поздно Орв станет считать его своим другом.
Так обязательно случится, ведь ни один из живущих не любит одиночества, того полного одиночества, что произрастает из человеческих особенностей.
Пока не встретил Низших, генерал был абсолютно одинок. Да и сейчас тоже – нельзя же считать другом собственный глаз или руку. А люди… Люди не годились в друзья, потому что слишком мало слышали и понимали.
Орв делал вид, что спит.
Генерал делал вид, что верит ему.
* * *
Артур трясся в грузовике вместе с другими наемниками. Металлический кузов почти не отличался от того, в котором пленника везли в Замок Омега, разве что здесь почище, скамьи стоят, на окне нет решетки и вентиляция лучше.
Настроение было – гаже некуда.
С одной стороны, надо радоваться: он не только выбрался живым с Полигона, но и добился положения в обществе – многие мечтали попасть в Омегу хотя бы рядовыми. Артур же стал ефрейтором, а потом, если будет хорошо служить, Лекс подсуетит ему звание повыше. Офицером его, конечно, сразу не сделают – офицерского звания нужно добиться. Вон сколько Лекс учился, прежде чем ему присвоили лейтенанта.
Вот она – другая сторона, причина отвратительного настроения. Лекс. Шлюхин сын стал его командиром только потому, что отчим отдал его в Омегу. Одолела такая злость, будто и не были они совсем недавно соратниками, не прошли Полигон…
Грузовик трясло на ухабах. Артур украдкой разглядывал сослуживцев. Как эти люди попали в наемники? Зачем? Ходят слухи, что воинам Омеги запрещено иметь семьи. Говорят, Цитадель – их дом, сослуживцы – единственные близкие люди.
А как же Ника? Гарнизон, где взвод Лекса будет служить, недалеко от родной фермы, можно Нику повидать… И что ей сказать? «Милая, мы не можем быть вместе»? Да жива ли она вообще?..
– Ефрейтор, – позвал сержант, – о чем задумался?
– Невеста у меня, – неожиданно для себя выложил Артур, – в деревне… Думаю, жива ли, как бы ее повидать… А правда, сержант, что у наемников Омеги нет семей?
Рядовые как по команде повернулись к нему. Сержант поскреб обритую голову.
– Да как тебе сказать… У офицеров из Цитадели – да, наверное… Куда там баб и ребятишек? А если ты в офицеры не метишь – кто тебе запретит-то? В гарнизонах, говорят, многие с бабами живут.
– От женщин одни неприятности, – заметил солидный дядька с нашивками рядового. – Я сколько жил – сплошные неприятности. Из-за баб люди гибнут, как где чего – женщина виновата, точно говорю.
– Напугал! – расхохотался рыжий детина. – Сладость-то тоже – только от баб!
– Отставить! – без уверенности приказал сержант. – Так оно, не так – каждый сам для себя решает… Вот ты, рядовой Рик, – он ткнул пальцем в дядьку, – жизнь уже нюхал, тебе, может, женщины и не нужны уже вовсе…
