Ну вот и мой этаж. Открываю ключом дверь собственной квартиры, точной копии моей реальной, но с удивлением отмечаю, что она не заперта. Смутная тревога проснулась во мне. Снимаю с плеча рюкзак и аккуратно опускаю его на пол. «Достаю» пистолет и морщусь от звука передергиваемого затвора. Да, я не Оружейник, про которого так много нам рассказывала на уроках Марина Яковлевна и Учитель по огневой подготовке. Некоторые рассказывают, будто он вообще не пользуется запасными магазинами, а пули сами появляются в стволе его оружия. Но ничего – пули не главное. Вхожу в квартиру и прикрываю за собой дверь. Темное помещение недовольно встречает свет моего фонаря.
Тишина. Вслушиваюсь до звона в ушах. Запоздало ругаю себя за то, что не проверила обстановку раньше – не «созерцала». Усталость служит слабым оправданием. Собственная безопасность – превыше всего. Чувствую, что сейчас «созерцать» уже некогда. Почему? Не знаю, наверное, интуиция, какое-то предчувствие. Звуки за дверью квартиры, в коридоре, словно шлепанье босых ног по полу. И совсем не одной пары. Нужно уходить – я чувствую это. Жаль, что придется бросить рюкзак, но иначе – никак. Или дождаться незваных гостей? А я не заперла дверь! Колеблюсь всего секунду и решаю для начала закрыть дверь на замок. Уже касаюсь пальцами прохладного пластика ручки замка, чтобы провернуть его, когда вдруг из гостиной до меня доносится знакомый голос. От неожиданности и испуга я едва не подпрыгнула на месте.
– Ты не хочешь пройти в комнату? – спрашивает он и сразу добавляет: – Я жду.
Прикрываю глаза от яркого света загоревшихся на потолке ламп. Несколько секунд восстанавливаю зрение и, все еще щурясь, шагаю в комнату. Страх перед незваными гостями, шлепающими босыми ногами в коридоре за дверью, улетучивается. Вместо него приходит другой, более сильный – перед тем, кто позвал меня по имени.
В кресле посреди гостиной сидит Марина Яковлевна. Ее внимательные глаза цепко следят за каждым моим движением. Несмотря на внешнее спокойствие, Учительница напряжена, точно взведенная пружина.
– Здравствуйте, – говорю ей.
– Присаживайся, – кивает на диван у стены.
Я вздрагиваю, когда повернув голову, увидела сидящего в его углу Леню. Его взгляд ничего не выражает. Совсем. И мне вдруг стало предельно ясно, что ничем хорошим эта встреча не закончится. Ублюдок Клаус все-таки рассказал все Марине Яковлевне. Но почему она явилась сюда? Леня же говорил, что уладит с ней все вопросы, и никаких проблем не возникнет.
– Предупреждаю тебя сразу, – отрывисто, словно выплевывает, бросает Учительница, – даже не пытайся покинуть сон.
– Почему это? – сама удивляюсь своей наглой смелости.
– Потому что целее будешь, – недобро хмурится она.
Опускаюсь на диван рядом с Леней, закидываю ногу на ногу и выжидающе гляжу на нежданную гостью. Мне видно, что Марина Яковлевна недовольна таким началом разговора.
– Рассказывай, – наконец говорит она.
– Что именно? – с обреченной решимостью вскидываю подбородок.
– Не дерзи мне, девочка, – в ее голосе льда достаточно, чтобы заморозить Африку. – Ты отлично знаешь, что я хочу услышать.
Почему же молчит и так старательно не смотрит на меня Леня? Почему не скажет ничего в мою защиту?
– Не смотри на Леню, – произносит Учительница. – Он уже все мне рассказал.
– Что же вы хотите услышать от меня в таком случае?
Марина Яковлевна вдруг говорит совсем иное, чем то, что я ожидала от нее услышать.
– Жаль, что я тебя не выгнала из класса пятнадцать лет назад, когда только начинала учить. Понадеялась, что сделаю из тебя человека. Зря… Рассказывай, кто, кроме Клауса помогал вам.
Снова гляжу на Леню. Он смотрит в ответ. Что-то обрывается у меня внутри, когда я вижу этот взгляд: пустой и чужой. Он ранит меня больше, чем все угрозы Учительницы. Как же так?!
– Отвечай на вопрос, – повышает она голос.
Я сама поражаюсь тону, которым отвечаю Марине Яковлевне.
– Вам же все Леня рассказал, – и добавляю, будто озвучиваю последнее желание: – А я не хочу с вами разговаривать.
Взрыв следует незамедлительно.
– Ах ты маленькая дрянь! Значит, как людей калечить, ты первая, а как за свои поступки отвечать, ты носом воротишь?!
У меня все замирает внутри при звуках ее грозного крика, но отступать мне уже некуда, и я продолжаю свою проигранную партию.
– А вы не кричите на меня! Это вы, а не я, должны были найти способ излечить Леню! Он ваш сын, а не мой! Это вы его мать! Да, я лишила силы одну Плетущую, но сделала это ради Лени! И ничего с ней не будет – проснется через неделю и даже не вспомнит о случившемся…
– Ты сама понимаешь, что несешь?! Ваша жертва уже никогда не сможет видеть сны! Ни один Плетущий жить не сможет после такого! Она руки на себя наложит!
– Ничего с ней не будет… – пытаюсь вставить я, но Марина Яковлевна меня перебивает.
– Заткнись! – ее лицо наливается кровью. – Значит, ты говоришь, Леню моего спасала? Значит, это я должна была разменять жизни десятка Плетущих на его? Значит, я плохая мать?!
– Мама… – подает голос Леня.
– Молчи! – взмахивает она рукой. – Я не могу тебя наказать, потому что это бессмысленно. Для тебя нет наказания ужаснее того, что придумала для тебя жизнь. А ты, – Учительница впивается в меня злыми глазами, – если считаешь, что ничего страшного в том, чтобы лишиться снов, нет, именно так и будешь наказана.
– Что? – страх ледяными щупальцами проникает в сердце. Нет! Я не хочу такой жизни! Только не это!
Решение приходит само, и я, наплевав на все угрозы, начинаю процесс ухода. Это единственный выход. Лучше всю жизнь прятаться и скрываться, чем тускло и серо существовать, без мира сновидений, мечтаний и фантазий.
– Леня! – вскрикивает Марина Яковлевна, видя, что я собираюсь уйти. Нет, она слишком далеко от меня, чтобы успеть.
Я еще поживу…
Чья-то рука хватает меня за лицо. Чья? Лени! Укола я почти не чувствую, как не чувствую боли от небольшого разреза на своей шее. Как?! Леня?! Не верю! Сознание странно гаснет и словно отстраняется от происходящего… Нет же! Оно не гаснет. В следующий миг я взлетаю в воздух, под самый потолок. Оглядываюсь и замираю, пораженная увиденным. Мое тело осталось на прежнем месте. Его обнимает Леня. Стараясь сделать все незаметно, он украдкой прислоняет к ране на шее на несколько секунд приготовленный заранее табич, который напоминает наконечник стрелы.