Когда я очнулся в следующий раз, было уже утро. Какой-то человек дал мне воды и ушел. В голове все еще стоял туман, а жажда не прекратилась, казалось, что я мог бы выпить целую бочку. Выпитая вода вдруг превратилась во мне в огненный шторм, в желудке разлилась невероятная боль, я стал корчиться, как раздавленный червяк, и опять потерял сознание.
Кто-то обтер мое лицо влажной тряпкой. Вода забрызгала подбородок, затекла за воротник, приятно охладив тело. Меня касались легкие пальцы, они гладили голову, лоб, виски и противная боль уходила. Я почему-то решил, что это женские руки. Все тело ломило, болели ноги, плечи и запястья, ощущение было такое, словно вчера кто-то выламывал мне руки из суставов. Я открыл глаза и понял, что ошибся. Это была не женщина, а ребенок. Худой мальчишка в странном костюме. Увидев, что я очнулся, он тут же отскочил в сторону, и что-то прокричал высоким гортанным голосом. Странно, но произнесенные им слова показались мне знакомыми. «Дикарь» — понял я и сразу все вспомнил. Я дернулся и почувствовал, что веревок, удерживающих меня, больше нет, попробовал подняться, но из этого ничего не получилось, тело слишком затекло и я повалился на пол, ударившись боком и совершенно выбившись из сил.
— Незачем так себя истязать, — сказал кто-то за моей спиной, — кровообращение скоро восстановится и Вы сможете нормально двигаться.
Я перевернулся и увидел высокого пожилого мужчину в ярко-желтом длинном одеянии похожем на домашний халат.
— Знаете, кто я?
Лицо этого человека показалось мне знакомым. Несмотря на странный наряд, он мало походил на дикаря, и, хотя его кожа была обветренной и загорелой, я сразу понял, что передо мной житель цивилизованных островов. Приглядевшись, я вспомнил, что видел его на фотографии.
— Здравствуйте господин адмирал.
Адмирал Толь улыбнулся и сел на маленький складной стульчик.
— Адмирал? Да. Можете так ко мне обращаться, хотя в этом мире меня называют по-другому. Как Вы себя чувствуете?
— Плохо, — я постарался сесть и с третьей попытки мне это удалось. Не хорошо лежать на полу перед старшим по званию, в этом есть, что-то унизительное.
— Это пройдет, — весело сказал адмирал, — не буду извиняться за причиненные неудобства. Мне нужно было поговорить с Вами.
— Я к Вашим услугам.
— Не сейчас, позже, когда Вы придете в себя. Хотите меня о чем-нибудь спросить?
— Я пленник?
Толь молча смотрел на меня. В руках он держал странные бусы, похоже сделанные из дерева, бусинки прилегали друг к другу не плотно, и адмирал перебирал их пальцами, одну за другой.
— Ваши руки свободны, дверь не заперта, но, если Вы попытаетесь сбежать, Вас убьют.
— Значит пленник, — констатировал я.
— Вы пришли в мир, о котором ничего не знаете. Вы сейчас, как маленький ребенок, который оказался в темноте, в незнакомом месте. Охрана у двери должна защитить Вас от Вас самих. Я не хочу, чтобы Вы поранились.
Толь ушел. Его длинное одеяние прошелестело по каменному полу, скрипнула закрывающаяся дверь и я остался лежать совершенно один, преданный и брошенный всеми. Не знаю, что они со мной сделали. Руки и ноги отказывались повиноваться и дело было вовсе не в том, что я долгое время был связан. Похоже меня отравили, какой-то дрянью, от которой организм еще не пришел в себя. Может быть это был наркотик, не знаю. Я был совсем без сил, хотелось лежать и не думать ни о чем. Наверно я заснул, потому что, когда сознание вернулось ко мне, был уже вечер или ночь. На полу появилась тарелка с фруктами и куском жаренного мяса, и армейская фляга с водой. Я съел сколько смог и выпил всю воду. Мясо оказалось слишком жирным, и я половину оставил. Фрукты были изумительные, ничего подобного я никогда не ел. После ужина, я немного полежал, прислушиваясь к себе. Ничего не болело, урчало в животе, но для человека, который не ел несколько дней, это нормально, хотелось курить. С улицы долетали непонятные звуки, слышались крики животных. Нет никакого сомнения в том, что я нахожусь в лагере дикарей. Я подошел к маленькому круглому окошку и выглянул наружу. Похоже, что моя темница стояла на какой-то возвышенности, внизу, на сколько хватало глаз, раскинулось множество кроваво-красных огненных точек, сотни костров. Меня передернуло. Если у каждого костра сидит, хотя бы по два человека, передо мной огромная армия, несколько тысяч воинов. Хотя, почему я решил, что это походный лагерь? Может быть я смотрю сверху на мирный город и у костров сидят обычные семьи, играют дети, женщины шьют одежду.
Я отошел от окна и сел на пол, облокотившись спиной о стену. Почему я здесь, почему меня опоили и связали, почему не убили сразу? Бад организовал переворот. Он склонил на свою сторону нескольких офицеров и часть гарнизона, это подтверждает грубость и наглость нижних чинов, замеченная мной в последнее время, и захватил власть. Какой в этом смысл? Живы ли остальные офицеры? Какое отношение ко всему этому имеет адмирал?
Светильники начали медленно гаснуть. Они были заправлены каким-то маслом и раньше горели ровно, почти без запаха, теперь тонкие огненные язычки заметались и начали чадить, в комнате потемнело. Оставаться без света мне не хотелось, поэтому я подошел к двери и несколько раз ударил в нее кулаком, — Сейчас погаснет свет! Светильники гаснут!
Я не знал, услышат ли меня охранники или нет, и что сделают, если услышат, может быть изобьют, но мне было уже все равно.
Дверь распахнулась и в комнату вошел Жен. Он был в форме, только на груди, справа, появился странный значок, по виду бронзовый, изображавший вставшего на задние лапы льва.
Лицо моринер-лейтенанта было угрюмым, в руке он держал револьвер, направленный мне в живот. Я сделал несколько шагов назад.
— Застрелите меня? — спросил я.
— Если попробуете сбежать, — сухо ответил лейтенант.
За его спиной появился уже знакомый мне мальчишка, который подбежал к светильникам и стал менять фитили и масло.
Встретить здесь одного из участников переворота было для меня полной неожиданностью. Если до этого момента я еще надеялся на то, что мятеж был личной инициативой нескольких офицеров, то теперь стало совершенно очевидно, что адмирал с ними заодно. Я неприязненно смотрел на лейтенанта. Незавидная карьера, вместо командира взвода, подающего большие надежды, попасть в надзиратели.
— Я вижу Вас повысили до тюремщика и даже орден дали?
Жен бросил быстрый взгляд на значок, лицо его побагровело.
— Не Ваше дело.
Я понимал, что злить его довольно опасно, но уже не мог остановиться.
— Как служба? — спросил я, — кормят хорошо? Может быть замолвите за меня словечко? Я тоже могу быть надсмотрщиком.
