Ивару Рагнарсону, поглядеть на какое-нибудь христианское чудо поубедительнее. Тогда бы, может, он и сам в Христа уверовал.
— А кто ты такой, чтобы Господь ради тебя законы мироздания нарушал? — поинтересовался со свойственным ему бесстрашием отец Бернар.
Ивар не обиделся — удивился.
Как это кто? Великий могучий непобедимый Ивар Рагнарсон! Да он столько христиан и нехристей порешил лично и с помощью верных людей, что у Одина для него персональное кресло за пиршественным столом стоит, героя дожидается.
— Об Одине мне ведомо немногое, — дипломатично ответствовал отец Бернар. — А для Господа Иисуса убиение людей— не заслуга. Жизни человеческие — в Его Руке. И без Его воли никто не умирает.
— А если я вот сейчас горло тебе перережу? — вкрадчиво поинтересовался Ивар.
— Значит, пришел мой срок, — спокойно ответил монах.
Я, впрочем, тоже не забеспокоился. Не станет Ивар такой интересный разговор прерывать.
А вот Мурха все же решил вмешаться.
— Ты говоришь: чудо — нарушение законов мироздания, — сказал он. — Почему?
— Потому что так и есть. То, чего быть не может, но оно есть, — это и есть чудо. Хотя бывают и ложные чудеса, — добавил монах, подумав.
— Это как? — спросил Ивар, уже забывший о своем предложении.
— Когда невежественный крестьянин видит великий храм, он думает, что это чудо. Кажется ему, что людским рукам не создать такое. Однако ж строили храм такие же люди, как он. Божьим попущением, но не чудом. И когда человек думает, что сам храм и есть чудо, то это плохо.
— Почему? — спросил уже Мурха.
— А по мне, ваши храмы — это хорошо, — хохотнул кто-то из ярлов. — Все богатства в одном месте!
Ивар метнул в его сторону недовольный взгляд, и ярл заткнулся.
— Потому что дивится крестьянин не величию Господа, которого он не ведает, а величию храма.
— И что в этом плохого? — спросил уже я.
А что? Мне интересно. Мы на эту тему с отцом Бернаром ни разу не говорили.
— Что есть творение людских рук в сравнении с миром? — задал риторический вопрос бывший шевалье. И тут же привел более доступный пример: — Драккар прекрасен. Всякий увидевший, как летит он по волнам, замрет в восхищении. Но что есть драккар в сравнении с красотой моря? С его мощью, его простором, его гневом? Крохотное семечко, не более.
В палате возник легкий одобрительный ропот. Присутствующие отлично понимали, о чем речь.
— Велик океан, — сказал отец Бернар. — Но великая вера в Господа, в силу Его способна смирить волны. Это чудо, которого ты просишь, Ивар-конунг?
— Пожалуй, — согласился Бескостный. — Я бы согласился взглянуть, как ты усмиряешь шторм.
Отец Бернар засмеялся. Хорошо так, по-доброму.
— Шторм, Ивар-конунг, это испытание. А испытания ты любишь. Зачем тебе в них помощь Господа? Когда ты учишь сына держаться в седле, ты не держишь его за руку, хотя тебе это нетрудно. Почему?
— Это как раз понятно, — махнул рукой Ивар. — Но те монахи, которые раньше стояли здесь, передо мной, не говорили о лошадях. Они говорили о том, как мучили любимцев вашего бога, и о том, что это хорошо, потому что теперь они все в месте, в котором их уже никто не будет мучить, в вашем раю. Как по мне, это довольно скучное место, — Ивар усмехнулся. — Петь песни и хорошо питаться мы можем и здесь, но эти ваши жрецы… Они горазды болтать о смерти, но когда приходит время умирать, они визжат как свиньи и просят пощады.
— Не все, — уронил отец Бернар.
Ивар улыбнулся. И на этот раз его улыбка мне очень не понравилась.
— А ты не такой? — спросил Бескостный.
Монах пожал плечами:
— Откуда я знаю? Я ведь не умираю. Когда придет мое время, тогда и будет ясно.
И ответ, и спокойствие монаха пришлись конунгу по душе. И ему, и всем остальным. Потому что это был ответ настоящего викинга.
— Говорят, ты хорошо играешь в фигуры? — спросил Ивар.
— Умею немного, — скромно ответил монах.
— Приходи ко мне завтра. Сыграешь со мной.
Я мысленно выдохнул. С облегчением. Если Ивар обратился к отцу Бернару напрямую, а не через меня, значит, Бескостный признал его своим. Угроза миновала. Разве что мой монах учудит что-то из ряда вон. Но этого не случится. Он мудр, отец Бернар. Этак он, глядишь, и в христианскую веру Бескостного обратит…
Не обратил. Даже не пробовал.
— Ивар совершенен в своем язычестве, — сказал мне отец Бернар. — Его душа полна. В ней нет места для Святого Духа. Но в шахматы он играет хорошо. Лучше меня, — добавил монах самокритично.
Глава 14 Битва за Йорвик. Предательство
Первые осмысленные вести об английской армии мы получили только с приходом весны. Нельзя сказать, что эти вести были радостными. Короли сумели собрать очень неслабую армию. В разы больше нашей.
Позже выяснилось, что к Элле с Осбертом присоединилось целых восемь олдерменов, включая папу нашего марионеточного королька Озрика.
Еще с ними было какое-то усиление от мерсийцев, у которых, насколько мне известно, обосновался покинувший Йорвик архиепископ Вулфер.
И все это войско двигалось к нам. То есть к Йорвику. Нетрудно угадать, с какой целью.
Нельзя сказать, что Рагнарсоны расстроились. Зиму мы все провели неплохо. В покое и довольстве. Местных особо не обижали. Коней в храмах не ставили, и более того — христианским богослужениям не препятствовали. Что же касается благосостояния горожан, то в среднем оно даже поднялось. Простой народ мы не ущемляли, ремесленникам и купцам платили, и щедро, так что уже к середине зимы надобность в «продразверстке» исчезла. Всем всего хватало. Свинина, сыр, эль, доступные девки. Что еще надо викингу на отдыхе? Немного веселых зимних игр, пожалуй, чтобы выпустить парок…
В общем, единственный минус зимовки на чужой территории — северная братва несколько обленилась. Правда, к моим это не относилось. У нас практически каждый день — тренировки. В первую очередь — стрелковые. Каждый день не меньше двух сотен выстрелов. Так сказал Бури, и, выражаясь красиво, «стало по слову его».
Кстати, английские тисовые луки мой степняк одобрил. Сказал: для пеших — сгодится. Тем более других здесь нет.
В общем, тренировались. Стрел извели — море. Вернее,
