— D40, а коты это выдержат?
— Мне не известны пределы их устойчивости, и точно определить их я не могу. Думаю, проверка будет длительной — возможны осложнения, но выбора нет.
— Скингеров скорей всего не заметят — у них фон, считай, что нет, а орать они здесь хоть до смерти могут.
— Энергосистему мы отключим — объект разомкнет двери — может быть утечка излучения. Не стоит оставлять неразумных существ без контроля. Нужно рассчитать дозу и сделать наркоз.
— Как знаешь. Ты этим займешься. Думаешь, бункер должен быть отключен?..
— Да, S9. Так разведчики не обнаружат изменений.
— Верно… Лучше, если все будет, как раньше — дезактивированный бункер и крысы… А крысы… Если произведут зачистку… Здесь наземной техники не много, но они могут прислать дополнительные отряды. Тогда мы окажемся под ударом.
— Я считаю, что главное — не привлекать их внимание — ничем.
— Ты прав, мы остановим подачу энергии — вырубим объект. Если надо будет — они и двери срежут. Рискуем, так рискуем…
— Других вариантов нет, S9.
«Защитник» тоже замедлит процессор… Пока его задача не завершена, полностью дезактивировать систему он не может, а у меня просто нет доступа. Он перейдет на ждущий режим — тогда ментальная активность упадет. Это почти то же, что и человек в коме.
— А если крыс перебьют? Черт… Эти маленькие серые меховые комочки — подпорка всего мира. Без них, считай, что все пропало.
— Крысами займутся позже — на них уйдет много энергии. Сейчас основная цель — Штрауб.
— В принципе — логично. Надеюсь, что так. Они слишком близки к исполнению первого этапа задачи, чтобы распыляться по мелочам…
— S9, не думай, что такой расчет выводит к пассивной реакции.
— Подумаешь тут… Крысы маху не дадут — укроются в темных щелях глубоких подземелий.
— Вставай, S9. Надо идти.
— Иди, я через пару минут… Сил нет.
— Соберись.
— Нечего собирать…
«Защитник» не ответил, развернулся и пошел в машинный отсек. Мы с ним по выделенным линиям говорили — закрылись от Кота. Вот он — свернулся в клубок на подушке и помалкивает…
— Кот, что это тебя так скрутило?
— Да так… А что ты такой несчастный? Что-то случилось? Что-то, о чем я не знаю?
— Ничего. Просто рука болит — она всегда ноет…
— Это из-за меня? Вроде все зажило…
— Нет. Это после Хантэрхайма — руку пришлось заменить, а заменили ее не совсем удачно.
— Это что, протез? Кровь же шла… Отец говорил, что люди механические конечности себе делали, к нервам подсоединяли… Я не понимаю как это, но очень интересно. Можно я посмотрю, как твоя рука устроена?
— Уже посмотрел. Электронные протезы уже давно не делают… Думаю, с ними у меня столько проблем бы не было. Это моя же рука — только воссозданная и, видимо, не очень качественно. Новые конечности — дорогое удовольствие, и просто так переделывать их никто не будет. Черт с ней — работает и то хорошо. Если удастся освободить Штрауб… Я думаю, что заслужил новую руку. Да, в общем, ее и здесь можно переделать, только мозг бункера подключить придется.
— Зачем?
— Для такой сложной сборки нужен высший контроль — иначе восстановители ее без расширенного доступа не проведут, а мне он не положен.
— Что за сборка?
— Атомы собрать надо… Постоянно об этом думаю — трудно находиться слишком близко к такому соблазну… Ничего, сейчас разберем компьютер третьего порядка на части памяти, и думать не о чем будет.
— Это для крыс?
— Да, для крыс…
Кот зевает, растягивает рот до настоящей оскаленной пасти.
— Ты уже решил, что у нас на ужин?
— Нет, Кот. Мне идти надо.
— Я с тобой.
— Тогда распутывайся из клубка и пошли. Как ты вообще так свернулся?
Запись № 52
05.09.206 год Новой Техно-Эры 14:25
Крысы предоставили подробный отчет — в Шаттенберге тихо и спокойно. «Защитник» подбирает дополнительные коды к шлюзовым вратам двадцатого сектора экранированного тоннеля — их по всей видимости еще ни разу не размыкали — этот выход был засекречен слишком тщательно, чтобы им пользовались. Есть — тяжелые створы наконец разошлись. Нам осталось только срезать блоки, закрывающие отключенные врата трассы на Ивартэн — и переход открыт.
Совершил очередную попытку загрузить карту в память буровой установки… Не выходит. Пришлось помучиться и повозиться с одними настройками, чтобы задать другие настройки — теперь схемы заложены на базе жесткой памяти машины. Форматы стыкуются, а толку нет. Мозг машины не работает — если его не задействовать, с такой программой буровая установка не справится. Бледные ничего не говорят, ни на что не реагируют, только действуют мне на нервы. Один из них особенно внимательно наблюдает за тем, как я стараюсь перевести программу на другой уровень. Это просто — нужно лишь замкнуть схемы — перенаправить их на низший уровень, не проходящий сознание.
— Мы все сделаем, Фридрих Айнер. Мы лучше знакомы с такими программами — мы знаем и помним машины, работающие по такому принципу.
«Человек» из первого поколения, стянув перчатку, протянул ко мне руку — отдал ему карту. Они очень быстро ориентируются — быстро во всем разбираются. Еще бы, такие древние существа, еще и опальные — их опыт с моим не сравнится, хоть я и больше знаю о новых технологиях. Трудно это понять — вроде эти «люди» стоят, как замершие, и не то, что не трогают ничего, а будто и не дышат, но все, что им не поручи будет готово ровно тогда, когда требуется… Сложно уловить их движения в этом застывшем целом, но когда до дела доходит, понятно с какой скоростью, с какой точностью они двигаются… Нет в них той внутренней энергии, которая свойственна людям, но нам они ни в чем не уступают… Первое поколение просто не нуждается в какой-либо суете для обеспечения выживания — эти «люди» четко знают, что и для чего делают. Они берегут энергию.
Крыс пока не видно, и я, как самый незанятый, отправился кормить скингеров. Кот за мной увязался, ходит везде по пятам, как моя выродившаяся и деградировавшая тень.
Тащусь с продсклада весь груженый, а Кот под ногами путается…
— Помог бы хоть. Что зря энергию изводишь?
— А что я могу?
— Тебе виднее.
— Давай я песни петь буду.
— Слышал я ваши песни… Вот, бери контейнер за ручку и тащи в зубах — можешь волоком.
— Хорошо, но тогда я петь не смогу.
Смотрю, как он возится с контейнером… Зацепил все-таки. Уже легче. Радуюсь, что ему сообразительности не хватило, чтобы окатить меня мысленным мяуканьем — песней эти кошачьи вопли никак не назовешь.