– Вот тебе и поспали, – с досадой сказал Флярковски. – А все ты: можешь спать, можешь спать. Накаркал.
– Погоди, может, это случайный взрыв. – Мюрат подошел к окну и посмотрел на город. – Может, газ рванул или еще чего.
Однако вслед за первым последовала череда новых взрывов, а затем стали слышны автоматные очереди.
По мере того как Джек удалялся от места боя, взрывы становились все глуше, а автоматная стрельба все больше походила на стрекот безобидных трещоток.
Впереди Джека шагал камрад Харрис, а позади – строго следящие за пленником пятеро повстанцев.
Куда его вели, Джек не знал. Длинноволосый сказал что-то о представлении камраду Дункану, но больше об этом не упоминалось, и Джек опасался, что его ведут на расстрел.
Путь в неизвестность проходил через захваченные повстанцами кварталы, где уже вовсю шло наведение нового порядка. Тот тут, то там были слышны крики терзаемых граждан, повсюду валялись трупы, а посреди всего этого ужаса деловито сновали люди, стаскивавшие в кучи отобранное у населения продовольствие и ценные вещи.
Завидев Харриса, повстанцы салютовали ему сжатыми кулаками и выкрикивали приветствие, а затем возвращались к прерванному занятию.
На одной из улиц к Харрису подтащили пленного милиционера. Бедняга был сильно избит, как видно, истязания прервали только из-за появления камрада Харриса.
– Камрад Харрис, что с ним делать?! – завопили повстанцы, многие из которых были забрызганы чужой кровью.
Длинноволосый резко остановился, подошел к пленному и внимательно осмотрел его мундир.
– Это сержант. Не просто солдат, а сержант. Вспорите ему брюхо. Только тяжелые предсмертные муки помогут ему искупить преступные заблуждения.
Вердикт камрада Харриса чрезвычайно взволновал и обрадовал повстанцев, а Харрис как ни в чем не бывало продолжил свой путь. Через минуту позади раздался душераздирающий крик казнимого.
Джеку подумалось, что на месте милиционера мог оказаться и он сам. От такого ужасного предположения у него мгновенно пересохло во рту. Кто знает, может, его ведут, чтобы умертвить еще более страшным способом?
На окраине города, где звуки далекого боя были почти не слышны, длинноволосый вдруг остановился и повернулся к Джеку:
– Вот здесь, в овраге за кустарником, находится шатер камрада Дункана. Сейчас мы явимся к нему, и ты постарайся быть искренним. Тогда ты станешь нашим другом… Понимаешь?
– Да, – кивнул Холланд.
– Помни, что наш вождь обладает несравненной мудростью и лгать ему нельзя. Если будешь правдив, ты выйдешь из шатра камрадом Джеком.
– Да, – повторил Джек, стараясь не думать, что будет, если он не понравится камраду Дункану.
Вслед за Харрисом он спустился в овраг и действительно увидел шатер из прочного маскировочного полотна. Вокруг резиденции вождя стояло человек двадцать рослых камрадов.
«Личная гвардия», – догадался Джек.
Видимо, Харрис был человеком значительным, поскольку телохранители расступились и свободно пропустили его в шатер.
Джек остался стоять снаружи, и вскоре его начала бить мелкая дрожь. То ли от холода, то ли от ожидания предстоящей аудиенции. Время шло, но Харрис все не появлялся, и Джек стал осторожно осматриваться, пытаясь на всякий случай наметить путь возможного бегства.
Неожиданно совсем рядом заиграла скрипка. Джек посмотрел на широкоплечих камрадов, но те и ухом не повели. Звучание скрипки на дне сырого оврага их вовсе не удивило.
«Наверное, вождя развлекают музыкой», – сделал вывод Джек.
Скрипка рыдала и молила о пощаде. Невидимый маэстро ухитрялся извлекать из нее не просто тоскливые, а прямо душераздирающие звуки.
«У вождя своеобразный вкус», – подумал Джек.
Музыка оборвалась так же неожиданно, как и возникла, а спустя пару секунд из шатра вышел Харрис.
– Иди, – сказал он, указав на шатер.
Джек послушно отвел полог и вошел внутрь.
В шатре царил полумрак, поэтому он не сразу определил, где находится сам вождь. Вдруг стены заискрились голубоватым светом, и Джек увидел улыбающегося хозяина шатра.
– Не правда ли, это производит впечатление? Я имею в виду светоиндукционную ткань – вещь простая, но подчас просто необходимая.
Джеку показалось, что камрад Дункан едва ли старше его. Высокий лоб, откинутые назад каштановые волосы – все выдавало в нем глубокого мыслителя. За исключением одной детали – глаз. Это были глаза смертельно обиженного ребенка, которому еще неведомы чувства сострадания и жалости.
– Ну чего же ты молчишь? Или тебе непонятно, что твоя судьба сейчас целиком в моих руках? – Дункан улыбнулся и поднялся с деревянного, покрытого резьбой кресла. Как и все диктаторы, он был сторонником ультрамонархической идеи. Везде, где бы он ни появлялся, Дункан Пеко подсознательно играл в повелителя мира.
Уже изучив наклонности своего вождя, приближенные на месте каждой новой стоянки разыскивали вещи, хоть сколько-нибудь напоминавшие атрибуты королевской власти.
– Мне это понятно, камрад Дункан, – наконец ответил Джек и не узнал своего голоса.
– Харрис сказал тебе, что я обладаю мудростью, позволяющей мне отличать правду от лжи?
– Да, камрад Дункан.
– Ну так начинай рассказывать, кто ты и откуда, а я посмотрю, насколько ты правдив, Джек Холланд. – Дункан обошел вокруг пленника и вернулся в кресло.
– Я пилот с Бургаса. Везу семена масличного ореха. Чтобы дозаправиться, я спустился на Рабан, но оказался в центре боевых действий. Вот и все.
Не зная, что еще добавить, Джек замолчал, а Дункан продолжал сидеть в похожем на трон кресле и тоже не произносил ни слова. Наконец спустя минуту или больше он спросил:
– А скажи мне, Джек, ты боишься боли?
Джека внутренне передернуло от этого вопроса, но интуитивно он почувствовал, что это не угроза.
– Все боятся боли, камрад Дункан. Одни больше, другие меньше.
– А есть люди, которые любят боль? Не свою, а чужую? Или даже боль целого города? Целого мира?
– Думаю, есть и такие люди.
– А я похож на такого человека, Джек? Похож я на тех, кто питается чужой болью?
Джек понимал, что это провокационный вопрос, и поспешил его обойти.
– Мне трудно сказать, поскольку я вижу вас впервые, камрад Дункан.
– Очень хорошо, Джек. Просто чудесно, Джек. Отличный ответ, Джек.
Дункан неожиданно вскочил с кресла и, подбежав к Джеку, прошептал ему на ухо:
– Ты хороший дипломат, Джек. Вот только где твой корабль? Ведь он должен был остаться где-то в порту, а его там нет. – Вождь сделал шаг назад и картинно развел руками, повторив: – А его там нет. – Он сложил руки на груди. – Тогда где же он, Джек? Где твое судно, несчастный ты наш дипломат?
