– Смотрите, что тут написано, если только это исполнится: «Вы будете жить в мире и изобилии».
– Кто знает, может, так оно и будет, – сказала Лора. Она разорвала свой пакетик с печеньем и вытащила бумажку. – А вот этого у нас и так в избытке, спасибо: «У вас будет много приключений».
Когда же Крис открыл свое печенье, то внутри ничего не оказалось, никаких предсказаний.
Лора почувствовала страх, как будто отсутствие бумажки было знаком того, что у Криса нет будущего. Суеверная чепуха. Но Лора не могла подавить неожиданное беспокойство.
– Вот возьми, – сказала она, быстро протягивая ему два оставшихся пакетика. – Вместо одной сразу две судьбы.
Крис открыл первый, прочитал предсказание про себя, рассмеялся, потом прочитал его вслух:
– «Вы достигнете славы и богатства».
– Когда ты так разбогатеешь, что тебе некуда будет девать деньги, ты не забудешь свою старенькую мамочку? – спросила Лора.
– Конечно, мама. Особенно если ты будешь продолжать для меня готовить. Ты знаешь, как мне нравится твой овощной суп.
– Хочешь заставить свою старенькую мамочку платить за твою любовь?
Наблюдая за их шутливым препирательством, Штефан Кригер заметил:
– Его не разжалобишь, правда?
– Пожалуй, в восемьдесят лет он меня заставит полы мыть, – ответила Лора.
Крис открыл второй пакетик.
– «У вас будет хорошая жизнь, полная маленьких удовольствий – книги, музыка, искусство».
Ни Крис, ни Штефан не заметили, что две бумажки содержали противоположные предсказания и, таким образом, взаимоисключали друг друга, как бы подтверждая дурное предзнаменование пустого пакета.
«Послушай, Шейн, что ты выдумываешь, ты с ума сошла, – сказала себе Лора. – Это всего-навсего печенье. Это не следует принимать всерьез».
Позже, когда они погасили свет в комнате и Крис уже спал, Штефан из темноты обратился к Лоре:
– Я придумал план.
– План уничтожения Института?
– Да. Но он очень сложный, и для него потребуется много вещей. Я не уверен, но мне кажется, что многие из этих вещей нельзя купить в магазине.
– Я могу достать все, что вам надо, – уверенно сказала Лора. – У меня есть связи. Все, что угодно.
– На это уйдет много денег.
– А это уже хуже. У меня осталось всего сорок долларов, и я не могу взять деньги в банке, потому что тогда я оставлю письменное свидетельство…
– Верно. Это приведет их прямо к нам. Есть ли у вас кто-нибудь, кому вы доверяете и кто доверяет вам, кто даст вам крупную сумму и никому не скажет об этом?
– Вы все обо мне знаете, – ответила Лора, – а значит, вы знаете и о Тельме Аккерсон. Но мне бы не хотелось ее в это втягивать. Если что-нибудь случится с Тельмой…
– Можно так устроить, чтобы она не подвергалась опасности, – настаивал Штефан.
На улице потоком хлынул обещанный дождь.
Лора ответила:
– Нет.
– Она наша единственная надежда.
– Все равно нет.
– Откуда же мы возьмем деньги?
– Попытаемся найти способ, который не потребует больших затрат.
– Придумаем мы другой план или нет, нам все равно нужны деньги. Сорока долларов ненадолго хватит. А у меня ничего нет.
– Я не стану рисковать Тельмой, – упорствовала Лора.
– Я уже говорил вам, что мы можем это сделать без всякого риска, без…
– Нет.
– Тогда мы проиграли, – произнес он в отчаянии.
Лора слушала шум дождя, и он казался ей рокотом бомбардировщиков, криками скандирующей лозунги обезумевшей толпы.
Наконец она сказала:
– Пусть даже это не опасно для Тельмы, а что, если за ней следит СС? Они наверняка знают, что она самая близкая моя подруга. Моя единственная настоящая подруга. Какая гарантия, что они не отправили в будущее одну из этих групп в надежде, что Тельма приведет их ко мне?
– Это слишком трудный и замысловатый способ найти нас, – сказал Штефан. – Они могут послать группы поиска в будущее, сначала в февраль этого года, потом в март и апрель, и так месяц за месяцем, чтобы проверять газеты, пока не обнаружат, где мы впервые проявились. Помните, что каждый из этих скачков продолжается всего одиннадцать минут в их временном измерении, так что это недолго; к тому же этот метод обязательно рано или поздно приведет их к нам, потому что мы не можем прятаться до конца нашей жизни.
– Тут надо подумать…
Он молча ждал. Потом сказал:
– Вы с Тельмой как две сестры. И если в такое время вы не можете обратиться за помощью к сестре, то кто же может рассчитывать на вас, Лора!
– Если мы можем заручиться помощью Тельмы и не подвергать ее риску… Тогда, наверное, надо попробовать.
– Займемся этим сразу с утра, – сказал Штефан.
Всю ночь шел проливной дождь, и во сне Лора видела тучи, низвергавшие воду, блеск молний, слышала оглушительные раскаты грома. В ужасе она пробудилась, но дождливую ночь в Санта-Ана не нарушали эти яркие и громкие предвестники смерти. Это был хотя и сильный, но спокойный дождь, без грома, молнии и ветра. Однако Лора знала, что это ненадолго.
Механизмы гудели и пощелкивали. Эрих Клитман взглянул на часы. Через три минуты группа поиска возвратится в Институт. Двое ученых, заменивших Пенловского, Янушского и Волкова, стояли у пульта программирования, следя за работой множества циферблатов и шкал.
В зале не было дневного света, так как окна были не только зашторены, чтобы не служить наводкой для вражеских ночных бомбардировщиков, но в целях безопасности заложены кирпичом. Воздух был спертый.
Стоя в углу главной лаборатории неподалеку от Ворот, лейтенант Клитман с нетерпением предвкушал свое путешествие в 1989 год, и не потому, что будущее было полно чудес, но потому, что возложенная на него задача давала ему, как никому другому, редкую возможность послужить фюреру. Если ему удастся убить Кригера, женщину и мальчишку, он будет удостоен личной встречи с Гитлером, он будет рядом с великим человеком, он прикоснется к его руке и ощутит великую силу германского государства и его народа, его особый путь и предназначение. Лейтенант был готов рисковать своей жизнью десятки, сотни раз, чтобы заслужить личное внимание фюрера, чтобы Гитлер узнал о нем, и не просто как об одном из офицеров СС, но и как о личности, Эрихе Клитмане, человеке, спасшем рейх от ужасной судьбы, на которую он был уже почти обречен.
Клитман не являлся идеалом арийца и остро переживал свои физические недостатки. Его дедушка со стороны матери был поляком, существом отвратительной славянской породы, в результате чего Клитман был только на три четверти арийцем. Более того, хотя остальные две бабушки и дедушка, как и родители Эриха, были голубоглазыми блондинами с нордическими чертами лица, у самого Эриха были карие глаза, темные волосы и тяжелые грубые черты его чужестранного дедушки. Эрих ненавидел свою внешность и старался компенсировать это стремлением быть самым образцовым наци, самым храбрым солдатом, самым преданным сторонником Гитлера во всем СС, что было совсем нелегко, поскольку у него имелось множество соперников. Случалось, он сожалел, что судьба выделила его, чтобы нести бремя славы. Но он никогда не сдавался, и вот теперь готов был совершить героический поступок, который заработает ему почетное место в Вальхалле [5].
