— Ты говоришь как проповедник, — ответил Чилим, — Я не люблю попов.
— Ты вообще никого не любишь. Даже себя. И знаешь почему? — Брови Бурята приподнялись. — Ты не знаешь, что такое любовь. Твое сердце холодно, как кусок льда. Душа черства, как подошва ботинка. То, что сейчас происходит в мире, именно для таких, как ты. Тебе дается шанс, понимаешь? Не упусти его.
— Уходи, — произнес Чилим и сжал кулаки.
— Уйду, — согласился Бурят и открыл дверцу. Перед тем как выйти из машины, оглянулся. — Если мои слова жгут тебя, значит, еще не все потеряно. Но только ты можешь решить, с кем ты…
Бурят вышел, захлопнул дверцу. Чилим, как во сне, повернул ключ, двигатель тут же завелся.
— Проклятье! — пробормотал Чилим, осознав, что двигатель снова работает. Повернув голову, взглянул на Бурята.
— Подумай о том, что я тебе сказал… — произнес Бурят.
Потом повернулся — и исчез.
* * *
— Такие вот дела… — сказал Чилим, закончив свой рассказ. Глубоко затянувшись, бросил окурок, растер его ногой, — Если бы мне это кто-то другой рассказал, я бы решил, что он шизанулся.
— Ты сказал, что он исчез? — спросил Павел.
— Да. Начал растворяться, стал прозрачным. Потом исчез совсем.
— Может, тебе это действительно привиделось? — предположил Павел.
— Да был он там, Паша. Я же видел его, слышал. Он дверцы машины открывал, хлопал ими. Я видел его так же ясно, как тебя. И шрам у него на шее есть — белый такой…
Павел поморщился — все это уже начало ему надоедать. Того и гляди, сам сойдешь с ума.
— Пошли выпьем, — предложил он, — Что-то меня от всего этого уже мутить начинает.
— А где Потап? — поинтересовался Чилим.
— Уехал с ребятами. Пусть проветрится, нечего ему рядом со мной околачиваться…
Они просидели в кабинете у Павла больше часа. Выпили на двоих бутылку коньяка, закусывая колбасой из конины, потом зашел Серьга, ему налили из новой бутылки. Он и его люди привезли двадцать мешков муки — забрали ее, по словам боевика, у какого-то встреченного на дороге типа.
— Вез на грузовой «газели», — пояснил Серьга и опрокинул в рот стопку коньяка. Поморщился, — Еще и отдавать не хотел, падла…
— И куда он ее вез? — поинтересовался Чилим.
— Да вот и я его о том же спросил… — усмехнулся Серьга, жуя кусок колбасы. — Он начал юлить, извиваться. В итоге шлепнул я его, а машину мы пригнали. Мука хорошая, белая. Надо будет сказать бабам, пусть хлеба напекут.
— Молодец! — похвалил Павел, — Хоть кто-то что-то хорошее сообщает. А то до того погано на душе…
— Так, может, оттянемся вечерком? — предложил Серьга, — Для поднятия настроения? Съездим к Боре — он нам шашлычок организует, баньку. Мы у него были недавно, классно провели время.
— В баньке попариться не мешало бы, — поддержал его Чилим, — Я уже две недели не мылся.
— Едем! — решил Павел.
С собой взяли ящик водки и пару ящиков продуктов. За рулем сидел Чилим: несмотря на выпитое, он довез их в целости и сохранности. Остановившись у дома комиссара, посигналил, выбежавший Борис торопливо открыл им ворота.
Час спустя из трубы бани уже шел дымок, затем Борис приволок на веревке свинью. Чилим без долгих раздумий разнес ей автоматной очередью голову: когда свинья перестала биться в агонии, Борис начал ее разделывать.
Хватало и еды, и водки. Не хватало только женского общества. Уже порядком набравшись, поехали искать женщин. Борис с готовностью подсказывал, где кто живет. Одна девица пошла сама, другую, девушку лет двадцати, пришлось увести силой. Мать девчонки пыталась протестовать, но Серьга быстро успокоил ее ударом приклада.
В итоге вечер удался на славу, Павел остался доволен. Но утро, как обычно, напомнило о себе жутким похмельем. Продрав глаза, Павел обнаружил себя лежащим на диване. Тут же понял, что не совсем одет, пришлось искать одежду. Разыскивая рубашку, зашел в соседнюю комнату.
На одной из кроватей храпел Чилим. На другой спала вчерашняя девчонка. Или не спала? Подойдя ближе, Павел пригляделся — и выругался.
Девчонка была мертва. Голая, с посиневшим лицом, она неподвижно лежала на постели. Под левым глазом у нее темнел кровоподтек, тело покрывали синяки и царапины: Ну да, она же брыкалась — Павел вспомнил, как тащил ее в баню. Но оттуда она вышла живой, это он помнил совершенно точно — ее потом привел Чилим. Что же было потом?..
— Чилим, подъем! — Павел толкнул ногой кровать.
— Ну что там еще? — сонно отозвался тот.
— Вставай.
Чилим повернул голову, потом медленно поднялся. Вид у него был очень помятый.
— Уже едем? — спросил он.
— Едем. Не помнишь, что тут вчера было?
— А что было? — Чилим обвел мутным взглядом комнату.
— Кто девчонку придушил?
— Девчонку? — Во взгляде Чилима появилась осмысленность. — А я знаю?..
Стало ясно, что толку от него не добьешься. Пришлось искать Серьгу.
Его Павел нашел в бане. Дверь была открыта, Серьга сладко спал на скамейке в предбаннике. Растолкать его удалось далеко не сразу.
— Это ты про Верку, что ли? — спросил Серьга, когда до него дошла суть вопроса.
— Про Верку, — кивнул Павел, вспомнив, что именно так звали девушку.
— И она что, мертва? — В голосе Серьги мелькнуло недоверие.
— Да.
— Вот черт… — Боевик провел рукой по лысой голове, — Местным это не понравится… А кто ее?
Он тоже ничего не знал, Павел нахмурился. Что же произошло прошлым вечером? Он помылся, Веру оставил в бане. Потом мылся Чилим, он и привел ее в дом. Серьга ушел в баню со второй девицей, да здесь, похоже, и остался…
— А Боря где? — спросил Павел.
— Понятия не имею… — пожал плечами Серьга.
Бориса нашли через полчаса, он прятался в одной из стаек. Вид у комиссара был весьма жалкий.
— Что я им скажу? — спросил он, затравленно взглянув на Павла. — Они же меня убьют за это…
— Это ты ее? — Павел хмуро смотрел на трясущегося комиссара.
— Я?! — испугался тот, — Ты что, Паша?! Это ведь ты ее… Ты ведь пьяный был совсем. Она кричала, ты хотел, чтобы она замолчала. Ну и… — Бородач отвел взгляд.
— Проклятье!.. — выругался Павел.
Теперь и в его памяти начали всплывать обрывки воспоминаний — он влил девушке в рот полстакана водки, потом потащил ее к кровати. Она кричала, брыкалась. Тогда он и сжал ей слегка горло…
— Как же мне теперь, а? — снова спросил Борис, — Убьют ведь они меня. Как пить дать убьют. Верка ведь одна у матери была…
— Кто знает, что она мертва? — поинтересовался Павел, — Та, вторая, знает?
— Нет, наверное… Она потом в дом не заходила.
