Летели они развернутым пеленгом, ведущим, как и всегда, шел сам комэск. Пилоты сами осознавали мизерную эффективность своей штурмовки. Поджечь или разрушить танк можно прямым попаданием авиабомбы, или если она угодит в паре метров от бронемашины. Танк – не грузовик, его броня выдерживает попадание осколков. И потому надежда была только на уничтожение автотранспорта, в первую очередь – топливозаправщиков и машин с боеприпасами. Без бензина и снарядов танк – просто груда железа.
Использовать для передвижения железные дороги немцы не могли, западноевропейская колея не совпадала с нашей, а перешить тысячи километров путей – дело сложное и долгое. Кроме того, не было в достаточной мере паровозов и вагонов. Все снабжение велось автотранспортом, на большом удалении от баз снабжения.
В России же дороги были большей частью грунтовые, к тому же разбитые гусеницами танков и тягачей. Уничтожив запасы горючего, можно было сорвать предстоящее наступление. А в том, что оно готовится, сомнений не было ни у кого, иначе зачем было стягивать в один район столько танков?
Однако по всему было видно – немцы уже выдыхались. В упорных боях наши войска перемололи отборные пехотные и танковые части, в батальонах и полках насчитывали большой некомплект, иссякали людские и материальные резервы. Гитлер рассчитывал на войну молниеносную, она получилась затяжной, а запасов ресурсов у Германии на долгую войну не было.
На бреющем полете земля внизу проносилась быстро. Самолет ведущего вдруг натужно сделал «горку», и тут же из-под крыльев у него сорвались реактивные снаряды.
Иван и сам увидел немецкие танки. Надеясь на нелетную погоду, немцы не замаскировали боевые машины. Мало того, на поле стояло несколько бензовозов, у которых сгрудились для заправки танки.
Один из реактивных снарядов со штурмовика Черноброва угодил в бензовоз. Последовал яркая вспышка, вверх поднялся огненный гриб, смахивающий на ядерный. Танки охватило огнем.
Не теряя ни секунды, Иван тоже перебросил предохранитель, наклонил нос штурмовика и пустил ракеты. Чуть промедлишь – и танки пронесутся под крылом. То, что штурмовики вышли точнехонько на группировку – случайность, большая удача. Стоит набрать высоту двести метров, как уже попадаешь в низкую облачность, а с малой высоты обзорности никакой.
Они тут же стали сбрасывать бомбы. Сегодня под брюхами штурмовиков висели небольшие бомбы, по пятьдесят килограммов – зато восемь штук. Такими безопаснее бомбить для самого штурмующего – не заденет осколками.
Немцы спохватились, когда были сброшены все бомбы и выпущены все снаряды. Они открыли вслед штурмовикам огонь из малокалиберных зенитных пушек, но штурмовики уже скрылись из виду.
Чернобров начал разворот «блинчиком». Заложить нормальный поворот, с глубоким креном опасно, высота невелика.
Когда штурмовики развернулись, Иван тут же устремил свой взгляд на компас. Они шли точно обратным курсом, через тридцать секунд впереди будет уже подвергшаяся штурмовке танковая группа.
В голове у Ивана мелькнуло: «Ох, зря Чернобров так рискует! Ракет и бомб нет, наши пушки танковую броню не пробьют, а зенитчики уже готовы. Как бы худого не случилось!»
Так оно и вышло. Едва впереди показались горящие танки и бензовозы, как из нескольких мест к ним потянулись огненные трассеры зениток.
Судя по громкому металлическому звуку, несколько попаданий по бронекапсуле самолет Ивана все же получил, но двигатель продолжал работать и исправно тянул машину. Иван, как и ведущий, и следующий третьим Виталий, открыл пушечный огонь.
По ним палили не только из зениток, но и из пулеметов, винтовок. На крыльях ежесекундно появлялись пулевые пробоины – Иван это ясно видел.
Расположение танковой группировки закончилось, Иван обернулся назад.
За самолетом Виталия тянулся темный след. На дым это было не похоже – не масло ли из пробитого масляного радиатора? Если так, то это плохо. Мотор может протянуть без масла несколько минут – и все. Его заклинит, винт встанет, а летучести у штурмовика никакой. Хоть бы Виталий догадался открыть фонарь кабины!
После того как однажды у него самого заклинило фонарь, Иван не закрывал его полностью, оставляя щель шириной в палец. Задувало оттуда, и пуля при обстреле могла залететь, но зато у него был шанс выпрыгнуть с парашютом.
Вскоре Виталий стал отставать. Иван молил всех богов, чтобы его мотор дотянул до передовой.
И двигатель сдюжил. Штурмовик Виталия медленно терял высоту и скорость, над немецкими траншеями он пролетел уже на высоте полсотни метров. Иван летел сбоку.
Немецкие пехотинцы обстреляли штурмовик из пулеметов.
Иван тут же описал полукруг и прошел вдоль линии траншей, поливая их огнем из пушек и пулеметов. На гашетку жал, не жалея снарядов и патронов, чтобы подавить огонь и отбить у немецких пехотинцев желание стрелять.
Самолет Виталия был уже на нашей стороне, когда Иван развернулся и повторил заход, пока не кончились патроны.
Глава 4. Своих не бросаем
Он успел догнать самолет Виталия как раз в тот момент, когда его двигатель остановился и винт замер, причем сразу. Похоже было, что от масляного голодания мотор заклинило.
Впереди был участок луга у реки. Виталий довернул и посадил самолет на брюхо.
Шасси у штурмовика полностью не убирались, колеса до половины выступали из фюзеляжа, и самолет при приземлении с убранными шасси больших повреждений не получал. Тем более что бронекапсула закрывала двигатель и кабину, действуя при таких посадках, как лыжа.
Иван описал вокруг самолета вираж.
Виталий откинул фонарь, выбрался на крыло и помахал рукой, показывая, что он жив и с ним все в порядке.
Иван качнул крыльями – понял, мол, держись.
До их аэродрома было недалеко, всего десяток километров, и после приземления Иван направился к инженеру эскадрильи. На карте показал точку, где сел на вынужденную посадку штурмовик.
– Пилот жив?
– Жив.
– А самолет отремонтируем.
Тут же к месту посадки был отправлен грузовик «ЗиС-5» с механиком, и уже к вечеру самолет был прибуксирован на аэродром.
Иван обнял Виталия:
– Рад за тебя!
– А уж как я рад! Думал – до передовой не дотяну, плюхнусь на виду у немцев. Тогда хоть стреляйся.
– Пойдем к комэску, доложишь, а то он небось тебя в штабе полка уже в потери занес.
– Рано меня списывать! Я еще хочу в Берлине побывать, в логове фашистской гадины.
Чернобров уже был в курсе, что пилот жив и самолет можно восстановить. На радостях он обнял Виталия, похлопал его по спине. Для обычно сдержанного на проявление чувств комэска такая встреча говорила о его искренности и переживаниях за боевого товарища. А еще – о радости, что самолет подлежит восстановлению.
От эскадрильи сейчас осталось два боеготовых самолета, да и те латаные не раз – весь фюзеляж у обоих в заплатках, как в шрамах у опытного бойца. Со всего штурмового полка едва набиралась полноценная эскадрилья, и в штабе полка поговаривали, что в скором времени полк будет пополняться техникой или убудет в тыл для отдыха и переформирования. В штабах – дивизии, армии – их полк числился, приказы о штурмовках передавались ежедневно, а кому их было выполнять? Поэтому приходилось делать по нескольку вылетов в день.
Их ждал короткий отдых после приземления, пока самолет заправляли да пополняли боезапас. Летчики устали, похудели, но не роптали, понимая, что заменить их пока некем. Враг пока силен, все время на разных участках фронта пытается нащупать слабые места, атаковать, продвинуться вперед.
Из тыла в пехотные части прибывало пополнение, но остро не хватало боевой техники – пушек, танков, самолетов. Кроме того, летчика или артиллериста быстро не выучишь, на это не один месяц нужен. Сроки обучения сократили от довоенных в разы, качество обучения резко упало. Наспех обученные танкисты иной раз не могли читать карту, блуждали по местности.
Пилотов обучали на учебных самолетах и перед отправкой в боевые полки давали краткий теоретический курс по особенностям того или иного боевого самолета да возможность совершить несколько вылетов. Им же противостояли опытные асы люфтваффе, за плечами которых годы учебы, тренировок, бои в Испании, Франции, Польше.
Несколько дней Иван летал в паре с Чернобровом. Построение парой ему понравилось, пара мобильнее звена. И не зря немцы, имеющие боевой опыт, использовали тактику построения парами. После нескольких полетов Иван высказал свои соображения комэску. Тот оглянулся – не слышит ли кто?
– Молчи. Я уже и сам понял. Но в Уставе что записано? Боевое построение звеном из трех самолетов – что истребителей, что штурмовиков, что бомбардировщиков. Скажи об этом командиру полка или дивизии! Скажут – ты умнее тех, кто в академиях тактику разрабатывал?
