Оп- па… Вишневый. Вишневый компот… В голове тут же всплыла огромная клякса темно-красной душистой жидкости на асфальте рядом с телом умирающего Устоса, осколки банки и россыпь компотной вишни…
Олег толкнул локтем брата и вновь посветил на ряд банок с компотами.
— Да заметил я… — вполголоса отозвался тот.
Они оба повернулись и посмотрели на сухонькую старушку-воробушка уже с новым выражением.
— Ольга Ивановна, а это у вас что?… — посветил Олег на три здоровенных, по грудь взрослого мужчины, белых полипропиленовых тканых мешка, набитых чем-то.
— А сухари, милок, — отозвалась бабулька, — Сухари. Я ить исчо Войну помню. Чо не доем — на окно, на подоконник. Высушу, потом в духовке обжарю — и в мешок. Вот и набралось. Не выбрасывать же — хлеб-та?… Скотины нету, да и не дело это — скотину хлебом кормить…
— А вода? Вода, бабушка? А ну как отключат воду совсем?? — вмешался Толик.
Бабулька тут же переключила внимание и на него, цопнула его за рукав и повела в другую комнату, служившую старушке спальней. Там, под старинной металлической решетчатой кроватью «с шишечками», исключительно аккуратно заправленной синим покрывалом и увенчанной горкой подушек под кружевной накидкой, показала шеренги пластиковых пятилитровых баклажек с водой, — все помятые, разноцветные и разномастные, но все по горлышко заполнены водой.
— Вот! — наивно похвасталась старушка, — И в ванной-та есчо два раза по столька! По всей стене. И не протухнет! Я, когда воду-та набираю, туда серебряный освяченый крестик на серебряной жа цепочке опускаю. На полчаса. И не тухнет — хоть год будет стоять, хоть два! Потому как — освячоный крестик-та!
— Угу, — буркнул под нос Олег, переглянувшись опять с Толиком, — И еще потому что хлорированная, и ионы серебра работают как природный антисептик. А так — конечно, за счет святости…
— Ну?… — вопросила Ольга Ивановна, когда осмотр закончился, — Убедилися? Воды я немного пью, я все больше ее на кашки расходую. Газа у меня на два года хватит…
— Зима… — заикнулся было Толик. Бабкины запасы произвели на него впечатление.
— А че зима, милок? Батареи топить не будуть? Знамо дело, — не будуть. А я вот тута, на кухне, утеплюся, укутаюся, и перезимую. От печки все одно тепло-та будит. А квартера — ну чтож квартера… Выстынет. А на кухне мы с Пушинкой перезимуем. А там видно будет.
Тут только заметили чисто белую аккуратную кошечку, внимательно наблюдающую за перемещениями гостей с подушечки, лежащей на стуле, в углу спальни.
— Кыс-кыс… — заискивающе обратился к ней Толик, но та только перевела на него серьезный взгляд огромных зеленых буркал.
— Утеплюся, утеплюся… — продолжала поучать старушка, — У меня все заготовлено. Газетой — и на мыле. Полосками. Штоп не дуло. А сначала — все щелочки заткнуть ватой. А потом газеткой на мыле проклеить. Оно потом хорошо по весне отдираицца, не то что энти… Скотчи энти…
— Да вы, Ольга Иванна, бывалый выживальщик! — не смог сдержать восхищения обстоятельностью бабки Олег, — Все бы так были предусмотрительны, — не было бы этого бардака!
— Так ить, милок… Жить прожить… — зашуршала польщенная старушка, — А стекл у вас нету?…
— Сейчас посмотрим, — кивнул Олег, — Это, значит, в ваше окно этот…
— Паразит! — подсказала старушка, — Вот, разбил стекло!
Она отдернула пожелтевшую от старости тюлевую занавесочку на окне, и стало видно створку окна без стекла, и щербины от картечи на стене возле. Толик выглянул, обозрел двор, подсохшую кляксу компота под окном на асфальте. Оценил открывшуюся перспективу.
— Ольга Ивановна! — уже выходя из квартиры, на прощанье говорил Олег, — Стекло мы вам вставим, нет вопроса. На будущее, к вам пожелание — не вмешивайтесь вы в эти разборки. Все что надо — мы сами решим. А вы живите спокойно. Если что надо — обращайтесь. Где мы — вы знаете. Кстати, насчет освещения… Понял-понял! Действительно, как я не подумал, чтоб вы, да с вашей предусмотрительностью и деловым подходом, да не предусмотрели такую очевидную вещь…
Расстались со старушкой уже совсем друзьями.
Поднимаясь на следующий этаж, посовещались.
— Бабка-то… Единственный пока, пожалуй, тут ценный кадр в доме, — заметил Олег.
— А то! — согласился Толик, — И обзор из ее окна отменный. Для НП — самое то.
— Надо ее задействовать! — решил батя, — А что!.. Бабка все одно дома сидит, — пусть пасет окрестности. Я уже придумал. Проведем ей провод, установим звонок и телефонную связь между квартирами. Ничего сложного. Чуть что — сигнал. Будет у нас часовой на НП! — он довольно захохотал.
— Стереотрубу ей выдадим! — подхватил Толик, — На довольствие определим!
— Да она сама, со своими запасами, может нас на довольствие взять! — заметил Олег.
— Эт-то точно!
Когда закончили уже обход подъезда, снизу прибежал запыхавшийся Сергей.
— Скорей!.. Там…
— Опять гопники?? — Олег с Толиком схватились за стволы.
— Не…Но как бы не хуже!..
ВИЗИТ «ПРЕДСТАВИТЕЛЯ ВЛАСТИ»
Во дворе припарковался белый Опель. Теперь возле него стояли и препирались четверо мужчин. Судя по их жестикуляции, они явно были в противоречиях. По тому, как они выглядели, и Олег, и Толик сразу поняли, что тревога Сергея была обоснованна.
Старшим, очевидно, был толстый дядька лет пятидесяти, одетый в мятые светлые брюки, светлую же рубашку с короткими рукавами и темный галстук. Галстук по нынешнему времени явно должен был символизировать представителя Власти, вроде как сюртук с галунами у вельможи восемнадцатого века. В руках он держал тощенький рыжий кожаный портфель, которым бурно размахивал в процессе препирательств с собеседниками.
Собеседниками и оппонентами же его были трое — один явно шофер, помятый дядька средних лет; и два субъекта в разномастной полицейской форме, каждый с АКСУ. На одном были форменные полицейские брюки и форменная рубашка, — но вместо кителя совершенно гражданский серенький жилет, карманы которого оттопыривались парой запасных рожков. Второй, рослый — в черной омоновской форме, и даже в черной же разгрузке, но без головного убора и в коричневых кожаных сандалиях. Клоуны… Но эти клоуны явно были представителями власти…
Суть их препирательств, судя по бурной жестикуляции, стала ясна: чиновник хотел пройти в дом и требовал, чтобы его сопровождали автоматчики; водитель же отказывался оставаться один в машине, на столь опасной теперь улице. На предложения тоже идти в дом он резонно отвечал, что за машину он отвечает, а угнать, разобрать и вообще поломать сейчас могут за минуты. Он настаивал, чтобы как минимум один автоматчик оставался с ним в машине; чиновник же требовал, чтобы оба шли с ним. Полицейские же были в сомнениях — их не прельщала идея оставаться на улице, но и идти в казавшийся опасным дом, как будто вымерший, с отметинами картечи на фасаде и выбитыми стеклами, бурыми, явно кровавыми мазинами на стене возле подъезда и огромной черно-бурой кляксой не пойми чего напротив, — им тоже не хотелось…
