Взвод по одному выбрался за свой передний край. Ночь, прямо Египетская, переходя на сравнение Котова, «темно, как у негра в жопе». Сначала шли, пригибаясь, метров через пятьсот, так и вовсе поползли. Замирали, когда фашист пускал осветительные ракеты. Он тоже, гад, умным за год войны стал. Чует, чем пахнет. Боится! Поползли по ложбине, отклонились от полосы своей обороны в сторону. Куда ведет? Один он, Котов знает. Через какой-то час станет светлеть. Лето, ночь коротка. Глядя на корму впереди ползущего Василия Карповского, интеллигента, не позволявшего себе ругаться даже в атаке, Артем чувствовал, что Васька испытывает простой человеческий страх, боится небось погибнуть на нейтралке. Вот Артем, тот не боится совсем. Чего бояться? Котов знает, куда тащит за собой почти тридцать человек, и начальство ему доверилось. Остановились. Лежат как тюлени на пляжу. Чего это они разлеглись? Отсюда не видать! Попытался ползком обогнуть Карповского, получил кулаком по ребрам. За что? Может, старшине его помощь нужна, а тут у некоторых кулаки чешутся. Ничего, вот вернемся к своим он с Васькой разберется! Пить хочется. С водой вообще, труба дело! Раненых нечем напоить. А, смрад-то, какой стоит! С нейтралки покойников не убирают, днем жара, тела раздувает.
Двинулись, проползли еще метров полтораста, снова застыли. Еще в своих окопах старшина предупредил, что если услышит, у кого какую погремушку, придушит собственными руками, чтоб остальные смогли выжить. Он такой, он может.
— Бух!…. Пых-х!
Осветительная ракета взлетела совсем неподалеку. Метров тридцать, не дальше. Значит они уже совсем рядом с немецкой траншеей. Где-то, далеко справа, раздалась пулеметная очередь. Скорее всего, кому-то из фрицев что-то примерещилось в ночи, вот и палит в белый свет как в копейку.
— Бух…. Пых-х!
Снова все вжались в землю. Земля каменистая, наша, Кубанская земля. Не жить здесь немцам! Снова сдвинулись. Оказалось, впереди были два ряда проволочного заграждения. Немец наступает. Сидел бы в обороне, колючки было бы рядов шесть. Проползая через вторую дыру, Артем заметил в траншее ноги в сапогах, с другой стороны тоже. Мертвяки. Когда только наши успели?
Вымотавшиеся от ползанья на брюхе, через триста метров после вражеских траншей, пошли, пригнувшись, дальше удаляясь от переднего края. Светало, но не быстро. Сначала небо посерело, подул прохладой ветерок со стороны моря, потом с каждой минутой становилось светлей. Схоронились в буйной, по-южному яркой растительности, казалось вымахавшей из камней. Оказалось, расположились по соседству с тремя гаубицами артиллеристов. Котов приказал всем отдыхать, сам остался бодрствовать. К нему сейчас не подойти, осматривается, что-то просчитывает, прикидывает. Время тянется медленно. Уставший Артем попытался прикорнуть. Какое там! Толи мандраж, толи действует утренняя сентябрьская прохлада. Вот и «соседушки» проснулись. Хоть и далековато от них, но смех и обрывки фраз, на, казалось лающем языке, долетали до лежки.
Когда ветерок донес до схрона запахи пищи, Котов подозвал к себе командиров отделений.
— Значит так, когда вся каша на передовой заварится, и наши пойдут в контратаку, старшина первой статьи Ивицкий, вы со своими матросами ударите по батарее. Выведете ее из строя, так чтоб навечно. Понятно?
— Ясно.
— Мы в темпе вальса выходим к немецким траншеям. Ты, Лукавихин, со своим отделением уничтожаешь пулеметные точки. Так, чтоб как косой прошел! Осознал?
— Есть! Сделаем.
— Ну, а я с остальным личным составом, бью фрицам в спину, по возможности мочу их танки. Порядок выдвижения. Сначала мы с Лукавихиным подбираемся к позициям противника, Вступаем в бой. После нас Ивицкий начинает работать. Он догоняет Лукавихина, оба догоняете меня. Патронов не жалеть, гранат не жалеть. При возможности прибарахлитесь у немцев ручными пулеметами, они лишними не будут. Людей своих страхуйте, постарайтесь выжить.
Когда противник начал окружать наступавшие подразделения батальона, старшина Котов выдвинул свой взвод в тыловые порядки гитлеровцев, внезапно и стремительно атаковал их. В результате короткой схватки ними было уничтожено более двухсот солдат и офицеров врага, штаб армейского большого подразделения и взяты пленные.
Двести пятьдесят пятая бригада морской пехоты оставила уже окруженные позиции и только по приказу командования, последовавшему после захвата противником западной части Новороссийска, отошла на гору Колдун с вооружением и боеприпасами, забрав с собой всех раненых, среди которых находился и командир бригады. За две недели боев, она уничтожила более трех тысяч солдат и офицеров, большое количество техники и вооружения. Свою маленькую лепту в боях за поселок Мефодиевский внес и казак-характерник Неждан со своим взводом.
Не захватив Новороссийска, немецко-фашистское командование усилило наступавшую на город группу войск, понесшую значительные потери, численность войск противника достигла пяти дивизий, гитлеровцы создали значительное превосходство в силах. В течение седьмого сентября части морской пехоты, при поддержке артиллерии и авиации Черноморского флота вели тяжелые бои на ближних подступах и окраинах Новороссийска. Бригада отбивала упорные атаки гитлеровцев. Понеся большие потери, девятого сентября отошла на рубеж южная окраина Станички — грязелечебница. Гитлеровцы заняли западную часть города, и вышли к Холодильнику. В ночь на десятое сентября части Новороссийского оборонительного района эвакуировались на восточный берег Цемесской бухты. Действовавшие на западной стороне Цемесской бухты тридцать семь орудий береговой артиллерии, после того как подошел к концу боезапас, были подорваны личным составом.
Частями сорок седьмой армии, морской пехоты и триста восемнадцатой стрелковой дивизии, немецко-фашистские войска были остановлены на рубеже гора Долгая — Адамовича Балка — цементные заводы. До пятнадцатого сентября противник непрерывно атаковал наши позиции, безуспешно пытаясь прорваться вдоль побережья Черного моря к Туапсе. С пятнадцатого сентября линия фронта под Новороссийском стабилизировалась. Новороссийская военно-морская база эвакуировалась в Геленджик, развернула подготовку к предстоящему наступлению.
Глава 5. Совсем немного отдыха от войны
Сознание возвращалось к нему с трудом. Казалось, болело все тело, его каждая клетка. Периодически он приходил в себя, чтобы почувствовать эту боль, затем снова проваливался в небытие. Как же раскалывается голова! Временами в палату заходили медики, как правило, женщины. Кого-то вносили и укладывали на койку, кого-то выносили. Все это совершалось под стоны раненых. Сознание, в один из периодов вспышки, подсказало, что это мог быть госпиталь, и вряд ли это медицинское учреждение находилось в Новороссийске. Канонады орудий, выстрелов пулеметных очередей и прочих звуков войны, слышно не было.
