– А надо бы им баб резиновых наделать, – рассудила повитуха. – Можно и аниматронных, чтоб кричали по-сересски «Возьми меня, я вся чешуся», или ещё что-нибудь. Новый материал, подъём ремёсел, никаких трагедий с угонами и работорговлей. И при правильном уходе за резиной, вполне гигиенично.
Кромвард, Самбор, и Агенор засмеялись.
– Справедливости ради, скажу, – проржавшись, заметил янтарный схоласт. – Серес Сересом, а вот неприятности Девятиречья, а от них, и соседей, и наши теперь – разве что на треть от неразумия в использовании лекарской науки.
– Тогда на две трети от чего? – спросил Кромвард.
– От прочего неразумия, чтоб не сказать отвязной дури.
– Как это?
– Да так. Поднялось лекарское искусство, за ним возросла рождаемость, за два поколения, народ увеличился вчетверо, если не больше, а новых детей надо кормить. Девятиреченцы отроду жили кочевым животноводством, а им одним не пропитать такой прибыток. Почва там плодородная, никогда не была под плугом, принялись её распахивать, а не зная, как, землю можно и погубить. Им бы дедушку Собко в совет… Так, что отвели под пшеницу, истощили в порошок за дюжину-полторы лет, а киёму сожрала зараза. Начались пылевые бури, земля перестала родить. Это вторая треть.
– А третья? – продолжал допытываться водила.
– А третья – чолдонский закон, если это вообще можно назвать законом. По их понятиям, если ты не чолдонец и не гость, с тобой можно делать всё, что угодно, а чужой закон им даже не закон, а… Мало я их положил на Сотниковом Шеломе! За Мельдуна, вдесятеро больше надо бы! Лучший криптограф Нордланда…
– Меч мести – обоюдоострый, – сказал Агенор. – Им ударяя, можешь нанести рану и себе.
– За Мельдуна ты по-любому отомстил, – подтвердил водитель.
– Что-то мне от этого не легче, – всё не хотел соглашаться Самбор.
– А кому сейчас легко, – ядовито-сочувственно выдала Акерата. – Только не на одной твоей обиде земной круг грыжей выперло.
К удивлению Сетника, Самбор согласился:
– Твоя правда, я сам давеча тем же Осеберта попрекал! Я хоть муж опоясанный, и за себя, и за друзей могу постоять, а тут дети остались неотмщёнными сиротами!
– Хуже, чем просто сиротами, – в кузове повеяло загробным холодом, словно говорила не служительница светлых богинь возрождённых Девяти Миров, а вёльва[264]. – Антилепто, у него на глазах родителей убили, а потом семейную собачку заживо освежевали, и его заставили есть.
– Могли такое и не с собачкой сделать, – добавил Агенор.
– «Они нас изнасилуют до смерти, сдерут кожу, и съедят, и нам ещё очень повезёт, если именно в этом порядке», – Кромвард повторил слова шкипера «Эльдфлуги» из фантастической кинокартины того же названия.
– Это не кино, – сказал Агенор.
– Не съедят, – перебил Самбор. – Их обычай – есть только четвероногих.
– Точно! – согласился водила. – «Что о четырёх ногах, а и чолдонец не съест»?
– Загубил шутку, – укорил Агенор. – «А не всякий чолдонец съест».
– Аа уто, уоо-таки? – спросил с носилок воин с перевязанной головой.
– Стол, – торжествующе ответил Кромвард.
Акерата не разделила его веселья:
– Кому шутки, а Линбьорг как раз изнасиловали до полусмерти, а вторую деву, как её…
Повисло молчание. Сетник мысленно передёрнулся. В правилах первой дюжины было не сочувствовать никому за пределами братства. Почему-то этот завет вдруг показался подстаршине сомнительным.
Дева со ртом на молнии вдруг заговорила:
– Ормхейд, её зовут Ормхейд.
– З-за такое не просто убивать надо, а… – Кромвард начал заикаться. – С-с-самих их д-до с-с-смерти изнасиловать!
– Ну да, а с живодёров шкуры содрать, – Агенор с хрустом потянулся. – Без толку.
– К-к-как б-б-ез толку?
Машину тряхнуло.
– Ты веди, веди. По нашему закону не зря никаких страшных пыток и казней не определено, только вира, чтоб обиженному помочь. От виры польза очевидна, а вот поймал ты преступника, и долго мучал его до смерти – от этого кому польза?
– Ч-ч-чтоб д-другим неповадно было!
– Кто уже на такое, как те чолдонцы, способен, у него способности к эмпатии нет, и быть не может! Он чужое страдание не только к себе не примерит, наоборот, будет смотреть, да радоваться!
– Верно, – согласился Самбор. – До меня, и то только сравнительно недавно стало доходить, что всё, что может произойти с кем-нибудь, может произойти и со мной.
– А до того ты думал, что бессмертен? – спросила Вигдис.
– Ну, не бессмертен… Нагадали козе смерть, а она всё пердь да пердь, – Самбор ненадолго замолчал, потом продолжил. – Но думал, если найду смерть, так непременно вместе со славой – или в честном бою, или в полёте. А ведь запросто может выйти, как с моим отцом – из каких только передряг не выходил, а потом в Синей Земле укусила не та ящерица – и за полгода сошёл на нет… Или дурная пуля. Если б не Пальнатоки с Фюна, так бы и вышло.
– Или вот как с Мельдуном – яку под копыта хлоп, и всё, – предположил Кромвард.
– Даже не лезь туда! – возмутился схоласт. – Он как раз погиб предостойнейше! Представь, весь утыканный стрелами, в неравном бою, из последних сил занёс меч…
Сетник мог бы поправить, но не стал. Во-первых, Вигдис гладила его голову. Во-вторых, важным теневым заветом было не делиться подробностями без нужды. В-третьих, пусть лучше «погиб предостойнейше».
– Агенор, сложишь о нём! – сказал Самбор.
– Сложу.
– Вису! Или ещё лучше, былину!
– Не вису, и не былину. Я не скальд, я рапсод. Про Мельдуна будет в песни «Падение Бунгурборга», а песнь станет частью эпической поэмы. «Мельдун криптограф призвал… На чолдонцев проклятие Крома…»
Сетник приоткрыл глаза – кто-то через него перелезал. Впереди, Агенор пару раз негромко провёл по струнам теорбы, но не стал играть, как будто что-то ему не понравилось.
– Сейчас, сердце ей проверю, – Акерата склонилась над Ормхейд с фонендоскопом. – Потом настрою. Тихо все!
Вытащив наконечники прибора из ушей, повитуха обвела внутренность броневоза тяжёлым взглядом.
– Неууто помеууа? – спросил лежавший на носилках по другую сторону от девы раненый с перевязанной головой.
– Да нет, ритм ещё хуже пока не стал, и в лёгких жидкости не слышно. Как Кромвард наяривает, может, и живой её в Щеглов Острог привезём, если с поворота в Кемнадер не слетим. Только нет у меня веры, что в том ей услуга. Передай теорбу, да не убей никого, а как настрою, спой что-нибудь не самое эпическое. Сетник, пить хочешь?
– Хочу, – оценив своё состояние, признал подстаршина.
