Оказавшись в безопасности, Эйлт пересчитал то, что он добыл из срезанных кошельков, и, надвинув шляпу на брови, пошел по улицам, закутавшись в плащ. Если ему сейчас не повезет, то этой зимой нечего было и думать остаться в городе.
«Бочка» - так называлась практически единственная целиком сохранившаяся постройка в западной части города, куда во время штурма прорвались имперцы. Эйлт имел там свой угол. Раньше это был оружейный склад стрелковой фивландской сотни, которой теперь не было и в помине, однако среди развалин вокруг каменной башни, по форме напоминающей бочку, нашло приют все городское отребье, которое смогло уцелеть после войны.
Новый король слишком круто взялся за «благополучие» своего государства и поэтому туда стекались выгнанные с папертей нищие и калеки, сироты и бродяги, что искали в Шаргарде лучшей доли, чем в разоренной провинции.
Всем были рады до поры до времени, пока не оказалось, что усердие, с которым сборщики налогов обдирали до нитки подданных, было куда больше, чем западные кварталы города могли в себя вместить беглецов из того, нового, мира, который возводил молодой монарх, используя все доступные средства. Поэтому такому как Эйлт приходилось крутиться не только за себя, но и вносить своеобразную ренту за то, чтобы греться у огня и есть из общего котелка.
Западные кварталы не были единственным бельмом на глазу бургомистра. Многие дома в городе пришли в упадок, так как вдовы не всегда были способны содержать свои жилища в достойном виде. Эйлт остановился возле одного из таких домов. На подоконнике второго этажа раньше, с лета и до глубокой осени, в горшках стояли цветы. Прошлая хозяйка любила и выращивала всевозможные розы и тюльпаны. Полукровка еще помнил, как прохожие любовались ими.
Не так давно в доме появились новые хозяева, которые подлатали стены и кровлю, вставили новую дверь. И вот на месте полуразвалившейся халупы снова стояло достойное шаргардского благополучия и великолепия жилище состоятельного торговца.
Вор со вздохом опустил глаза и пошел дальше - подоконник был пуст.
Женщину обвинили в колдовстве. Она затворилась от всего света, потеряв мужа и сына, но, даже когда дом, в котором она в одиночестве быстро состарилась, обветшал, на подоконнике все равно стояли те дивные цветы. Это ли не колдовство? Высший инквизитор запалил костры, уничтожая ведьм и изрек свою знаменитую фразу о том, что бесполезен труд врачевания искалеченных горем душ и, коль скоро они не нашли утешения в боге, пусть их навеки успокоит очищающий огонь. Им успокоение, а переезжающим в столицу - кров. Неважно где будет новый семейный очаг, важно что будет.
Воспоминание о тех кострах, что очищали улицы от призраков горя в виде закрытых круглый день ставен и их хозяек, которые редкими черными силуэтами траура шли в воскресный день в церковь, подало Эйлту идею. Он знал несколько неприметных домов, расположившихся в разных частях города, куда время от времени нет-нет да шмыгнет неясная тень доносчика, закутанного по уши в плащ, и снова сбиры поволокут очередную несчастную на допрос, а искра «истины» запалит хворост у ног привязанной к столбу ведьмы или ведьмака. За картиной походного пафоса, блеска доспехов, штурмов, стычек и побоищ, воспетых бардами, оставался теперь только пепел от сожженного пламенем иного полотнища, которого побаивались, о котором не пели и старались лишь сухо упомянуть или вовсе обойти в хрониках…
Подумав с минуту, вор уверенно зашагал в сторону такого дома, укромно расположившегося на углу улицы возле искусственного канала, прорытого в городе не так давно швигебургскими мастерами по заказу молодого короля. Эйлт доверял собственной интуиции, а она подсказывала, что шествие, и общее волнение с ним связанное, может послужить хорошим прикрытием для какого-нибудь темного дельца, справленного на скорую руку.
Полукровка неплохо умел плавать в той мутной воде, которая плескалась у берега большого моря городских страстей, что позволяло ему не упустить случая поживиться какой-нибудь мелкой рыбешкой.
Он оказался у нужного дома довольно быстро, так как тот находился вдалеке от места, где происходило шествие и на безлюдных улицах вора ничто не задержало. Тем более пустой желудок подгонял вернее, чем самые острые шпоры в галоп крепкого феларского скакуна.
За мостом имелся отличный закоулок, чьей тенью Эйлт не раз пользовался, когда на город спускались сумерки, а он выжидал, когда из дверей вполне обычного дома выйдет или продавец или перекупщик «заблудших душ».
Прислонившись спиной к стене, Эйлт решил ждать. Обладатель такого поистине волчьего терпения, как он, готов был просидеть в засаде хоть весь день. Сейчас это полукровке казалось вернее, нежели рисковать срезая кошельки. Пусть на улице много народу, но и стражи тоже было хоть пруд пруди, а пожива, как оказалось, не стоила усилий и риска. Вот в торговые дни совсем другое дело: народу столько же, кошельки купцов значительно больше и толще, а стражи гораздо меньше.
Ждать долго не пришлось. Это несколько удивило вора и он лишний раз похвалил свои чутье и расторопность. В конце концов, если денек складывался на удивление удачно, то не терять даром времени было первым и главным в его деле.
Громыхнул засов. Дверь осторожно приоткрыли и из-за нее на улицу выскользнул конопатый молодой парень. Фиолетовые глаза Эйлта напряженно наблюдали за тем, как тот оглядывался по сторонам, прижимая что-то к груди…
Глупец! Ты же в Шаргарде и коль скоро продал кого-то не за ломаный грош, то спрячь к чертям кошелек с вышитым ключом феларского казначейства и иди себе дальше, как ни в чем не бывало.
Вор шумно выпустил носом воздух, покачал головой и испросил у людских богов еще одно благословение для простаков и идиотов. Со смешанным чувством досады и радости он бесшумно двинулся за молодым человеком. Тот даже на улице не потрудился убрать кошелек за пазуху, а так и шел с ним, словно его в самом деле огорошили этой наградой и он не знал куда ее приткнуть. Эйлт даже забеспокоился, оглядываясь поминутно за спину, не было ли это ловушкой. Если такова оказалась удача, то осчастливила она его ничуть не меньше, чем неожиданная награда будущую жертву. К тому же дичь сама шла в направлении одного чудного местечка возле дома истанийского ростовщика. Там жилище халфлинга и богатый особняк одного придворного мага образовывали премилый закоулок.
Слежки за вором не было. Эйлт ускорил шаг. Парень заметил его. Испуганный взгляд встретили два фиолетовых глаза, холодных, как сталь вынутого из-за пояса кинжала.
Конопатый бросился бежать.
– Нет уж, приятель, - мрачно усмехнувшись, произнес Эйлт, - Поздно. Чего теперь-то метаться как вошь на гребешке?
