Филиппа подала матери аккуратно завернутый в салфетку нож. – Лукас мне его сначала не хотел давать, думал, что я хочу бить сеньору Беллу!
– Пепе! – возмутился Ксандер, но девочку это нисколько не удивило.
– А ещё дедушка Герт и дедушка Натан с моря вернулись! – выложила она явно все доступные новости. – Огромную рыбу принесли!
– Умница, – одобрила её мать, забирая у неё и нож, и салфетку. – Теперь иди и скажи дедушкам, что мы все скоро спустимся к столу. Ксандер, перестань дергаться. Твоя сеньора всё понимает, и у неё всё в порядке с чувством юмора. Верно, сеньора Исабель?
Вот оно как, сообразила Исабель. Эту игру она знала. «Веди себя так, будто люди таковы, какими ты их хочешь видеть, и они такими будут». Ну уж нет, подумала она, прищурившись, и этому я научилась тоже.
– У меня три кузена, которые скоро начнут кидаться друг в друга шариками из горящих салфеток и поджигать шторы и друг друга, – сказала она с ядовитой иронией, стараясь подражать дяде Франко и от того ещё более злясь. – И ещё кузен, который вечно лезет в пекло, и не меньше раза в год находится на грани смерти. И дядя, который любит нестандартные решения. Разумеется, у меня прекрасное чувство юмора. И Ксандер, – Белла прохладно улыбнулась юноше, – прекрасно об этом осведомлён.
Но если Анна и поняла намёк на то, что перед ней – вовсе не женская копия её милого Фелипе, которого она так легко оборачивала вокруг пальца, то виду не подала.
– Вот видишь! – фламандка легко взяла Ксандера за подбородок, посмотрела ему в глаза и рассмеялась. – Ксандер, ну хватит уже переживать. Спускайтесь в столовую, всё будет хорошо. А после ужина пойдем на море. Сеньора, вы не сердитесь на него. Он ведь мальчишка, чего с него взять?
На этом она улыбнулась иберийке, присела в книксене и вышла за дверь.
Исабель озадаченно посмотрела ей вслед. Пока что это был первый человек из её народа, кто её нисколько не боялся и не ненавидел, а вел себя так, будто она и в самом деле была гостьей – ну, неожиданной, но вовсе не неприятной. Или Анна смотрела на неё как на кузину милого Фелипе, в честь которого она так непринуждённо назвала дочь? Во всяком случае, не как на «чёрную иберийскую суку», и как ни странно, это было даже… успокаивающе.
Исабель бросила взгляд на руку Ксандера, не сомневаясь, что увидит там ровную, тугую перевязку, и хмыкнула:
– Ну что, пойдём. Покажешь меня своим родителям.
Ксандер серьёзно посмотрел на неё, как будто что-то решая, затем кивнул.
– Вы должны кое-что знать, сеньора. Ваш язык в этом доме знают все. Кто-то лучше, кто-то хуже. Кто-то не говорит на нём. Но понимают все. – Он помолчал, глянув за окно, а потом хмуро продолжил: – Раньше, ещё за долго до рождения папы, были смертельные случаи… из-за того что ваши вассалы не могли понять Приказ. Так что теперь мы учим испанский с пеленок. Слуги и родственники других фамилий тоже стараются это делать по возможности. – На этот раз задумчивого взгляда удостоилась забинтованная рука. – Я подумал, что честно будет вам об этом сказать.
– Да, это разумно, – сказала она, раз он явно ждал ответа. – Буду иметь в виду.
Тут она поймала свое отражение в зеркале, и мужество ей едва не изменило: то, что глядело на неё из простой деревянной рамы, могло взять первый приз на конкурсе кислых физиономий и растрёпанных причёсок. Волосы пригладить удалось, с юбкой вышло хуже, а с выражением – ещё сложнее, но делать было нечего.
– Лучше всё равно не будет. Как думаешь, Анна уже успокоила твоих родственников, или я нарвусь прямо сейчас?
Ксандер посмотрел на неё изучающе и задумчиво, но не очень критически.
– Сеньора… – он необычно серьёзно подбирал слова, что при его ядовитом языке было даже страннее, чем всё остальное. – Главное, не ведите себя как сеньор Франсиско. Пожалуйста.
Право на эти слова он, пожалуй, заслужил, решила она, не глядя на его раненую руку.
– Хорошо, попробую.
Когда они подошли к двери столовой, из-за неё доносился разговор взрослых и изредка смех Пепе. Ксандер остановился перед порогом, но дверь не открыл, а обернулся к Исабель.
– Сеньора, накажете меня за нарушение этикета потом, после ужина.
И шагнул вперед неё в столовую, в которой мгновенно стихли все голоса.
Исабель оторопела, а потом поймала себя на том, что в ней просится наружу не огненный гнев, а смешок. Нет, ну каков наглец! Или это он храбрится потому, что последние четыре месяца она его вовсе не трогала, а сейчас даже, если подумать, спасала? Возомнил, что… а, впрочем, важно ли это? У него получается держаться – значит, и ей не пристало уступать!
И выпрямившись, она вошла следом.
Во главе большого стола, выглядевшего так, будто его целиком вытесали из здоровенного и порядком вымоченного морем дуба, сидели двое мужчин, которых можно было легко назвать братьями, долго не гадая, хотя один носил небольшую аккуратную бородку, а другой – очки. Рядом с ними сидела красивая статная женщина с заплетёнными вокруг головы косами и в простом платье, которое ей, впрочем, очень шло. Напротив неё Анна наливала сок в стакан Пепе. Нянюшка Лотта сидела за этим же столом.
И сейчас все эти люди молчали и смотрели на вошедшую Исабель.
Та на несколько секунд замерла на пороге, в свою очередь оглядывая их. Вот это, значит, семья Ксандера. Люди как люди. Ничего сверхъестественного и прямо очень пугающего. Не страшнее, чем войти в пещеру к дракону, на самом деле, а это она бы смогла, это все её предки могли. Это соображение её обнадёжило.
«Не веди себя, как Франсиско», – сказал ей Ксандер. Хорошо, она не будет. Она сделает иначе. Она сделает так, как любезный дядюшка не сделал бы никогда.
– Здравствуйте.
Исабель посмотрела на двоих мужчин. Потом – на женщину. И снова – на мужчин. Который из них отец Ксандера? У него должен быть более строгий и суровый вид, потому что второй, кажется, это Герт, который был вассалом у Франко и Алехандро, и впридачу медиком, а лекари все чем-то похожи.
– Я – Исабель Малефис де Л'Анж и Альварес де Толедо, герцогиня Альба…
Нет, раньше – это они просто сидели и молчали, а вот сейчас, похоже, и дышать-то забыли. Они что, вообразили, что она сейчас отдаст Приказ? Святая Мария, не иначе, так! Ксандер побелел, не иначе думая, что своими руками привел к ним страшное
