её язык. Но, с другой стороны – что тут понимать?
Бледная рука взметнулась из воды, целя ей в горло, но Исабель успела её перехватить. В уши ей ударил резкий крик, полный боли, запахло палёной чешуёй, и рука выскользнула из её пылающих пальцев как рыба. Остальные русалки снова откатились назад – очевидно, они быстро учились. На море уже опускались густые сумерки, но огонь разгонял темноту, и ярче её огня, на наруче тревожно горел ребис.
Забери своё, испепели своих врагов! – огонь на её ладони, в её крови то шептал, то взлетал ввысь, как пение боевого рога. – Никто не сможет остановить тебя! Выпусти меня, и мы будем вместе, навсегда!
Разумный голос намекнул, что теперь, когда она их порядком напугала, можно бы считать уже, что они квиты, и вернуться на берег – тем более что русалки продолжали отплывать всё дальше в глубину, а вот Ксандер вдруг остановился, глядя на них всё ещё расширенными до чёрной слепоты зрачками. Неужели наконец видит их такими, какие они есть?
И тут он рванулся к Исабели, бегом, поднимая вокруг себя тучу брызг.
Она замерла, чувствуя, как победная сила стремительно из неё утекает, оставляя за собой холодок. «Да, надо возвращаться, точно», – подумала она и сделала шаг – и тут же поскользнулась на подводном камне. Упасть она не упала – но Ксандер вдруг нырнул под воду, а русалки, издав скрежещущий клич, тоже развернулись к берегу.
– Сеньора, быстро из воды! – услышала она крик Анны. – Он с ума сошёл!
Но предупреждение запоздало: Исабель почувствовала, как холодные сильные руки обхватили её колени, дёрнули вниз, подмяли под себя, и единственное, что она успела – это судорожно вдохнуть полные лёгкие спасительного воздуха. Была ли вода холодной, она не знала – огонь всё ещё был с ней, руки пылали до локтей, и когда рядом с ней из темноты выплыло оскаленное… лицо? нет, всё-таки морда – она отмахнулась, чувствуя себя нелепо, но тварь отшатнулась, обожжённая.
Огонь ей не изменил!
В восторге от этого открытия, Исабель стала отбиваться уже прицельно, хватая всё, что тянулось к ней, пока её не успели ухватить так, чтобы лишить маневренности. Наконец, ей удалось ошпарить последнюю из вцепившихся в её ноги русалок, и оттолкнувшись от дна, вынырнуть, отдышиваясь.
«Ну и где наш герой? Ох, и получит он у меня на берегу!»
Ксандер вынырнул рядом с ней внезапно, резко – и вдруг сильно толкнул её в грудь, снова роняя в воду и обхватив её шею сильными пальцами, топя, не давая всплыть и глотнуть воздуха.
Самое подлое было то, что при падении она всё-таки выдохнула, и теперь воздуха в лёгких было критически мало. Она вцепилась в его запястья, с отчаянием чувствуя, что его кожа по сравнению с её холодна, как русалочий хвост. По идее, боль должна была его хоть сколько-то отрезвить, но кто ж его знает? Когда пела Одиль – его отрезвило… о нет, он опомнился только тогда, когда Одиль же его умыла, а здесь, где этих чертовых сирен целый выводок?!
Она забилась, прибегнув к самому простому и очень детскому способу – стала царапаться, как дикая кошка, целясь по возможности в лицо, и победно увидела, как у его щеки появилась кровь. И сработало, сработало! Глаза Ксандера вдруг прояснились, он отпустил её горло и более того – потянул её вверх, выталкивая на поверхность.
Она никогда не думала, как же это прекрасно – дышать. Воздух был горьким и царапал лёгкие, как песок, но он был сладок, как весь мёд Минайрос, и прекрасен, как свет её камня. Она наслаждалась каждым вдохом, закрыв глаза – и тут воздух прекратился!
В гибельном ужасе она распахнула глаза и первое мгновение отчаянно пыталась сообразить, что происходит – а сообразив, даже оцепенела от целого шквала эмоций.
Этот сумасшедший, вообще без головы фламандец её целует! Вокруг плавают кругами хищные твари, у неё пылают руки, она, вообще-то, его сеньора – а он её целует!
Её ладони зачесались вовсе не огнём, а простым человеческим желанием закатить ему оплеуху, но она почему-то подумала, что ещё больше вреда его лицу лучше не причинять, и поэтому просто попыталась его оттолкнуть, а когда это ей удалось на секунду, прохрипела:
– Ты, псих, приди в себя!
Ксандер отстранился, нахмурился и уже чуть более осмысленно поглядел на неё.
– Sе… Senora?
Кровь с разодранной щеки смешивалась с морской водой и капала в воду. Зло, угрожающе заскрежетали русалки. Фламандец прикоснулся к своей щеке, посмотрел на кровь на своих пальцах, а потом на тёмную воду и кишащих в ней русалок.
– De geur van bloed… Ze zijn roofdieren.
Из этого Исабель поняла только слово «кровь», что было как-то очевидно даже, но тут безумный фламандец сделал новую странность – подхватил её на руки и ринулся бегом из воды на берег. Впрочем, эту странность она одобряла, тем более что огонь в ней утих, и силы ушли тоже, поэтому она не стала трепыхаться, пока он не добрёл до берега и не опустил её на гальку, сам устало сев рядом. Анна метнулась к ним, и уже на неё он вскинул глаза так, будто впервые видел.
– Anna, waarom ben je hier? И откуда тут сеньора Исабель?
Наконец-то иберийский, с облегчением подумала Исабель, осторожно откидываясь на спину и глядя в небо. Руки болели, голова раскалывалась, её начал колотить озноб, и горло немилосердно саднило, так что говорить не хотелось совсем. Но было надо.
– Это я приказала.
– Сеньора попросила, – поправила Анна, укрывая Исабель и пледом, и снятой с себя шалью. – Ксандер! Мы говорили тебе, что это опасно!
– Но как Исабель оказалась в воде? Что случилось?
– Ох, Ксандер…
Исабель чувствовала, что они оба смотрят на неё, особенно на шею, которая наверняка уже начала наливаться синяками, но смотреть на них в ответ ей совершенно не хотелось. Смотреть хотелось на звёзды. И думалось совершенно не о том, что тут у них живет в воде и почему, а о том, что жизнь – совершенно замечательная штука: лучше, конечно, когда ничего не болит, но и так ничего, сойдет вполне.
– Ты пошёл плавать с русалками, – сказала она звёздам и нехотя повернула голову; голос её был ещё хриплым, и она откашлялась. – Потом они тебе спели, и ты совсем сбрендил. Целовался с ними. – Вот уж чего бы она с удовольствием не вспоминала! – Потом они стали заманивать тебя глубже. Ты в курсе, что они
