утешительного было нечего, поэтому он промолчал. Белла же стала подниматься по ступенькам, с любопытством и раздражением выглядывая из узких окошек. Фелипе глянул в её сторону, а потом чуть улыбнулся.
– Спасибо, Ксандер. Ты нас спас. Меня – так, пожалуй, и второй раз за ночь.
– Отбивать вас у своих, чтобы потом выдать Морскому народу – так себе идея была бы, – отозвался Ксандер, тоже отвернувшись и глядя вслед Белле, чтобы скрыть смущение, тёплой волной заливавшее уши.
– Я тебе дважды обязан жизнью, – твёрдо и серьёзно сказал Фелипе. – И кстати, чуть было очень дурно тебе не отплатил. Там, когда чуть было не Приказал.
Ксандер отмахнулся – и от этого признания, и от маленького злорадства, закравшегося в этот момент в сердце.
– Вы были не в себе.
– Всё равно. Знаешь… – на мгновение он отвел глаза, а потом снова посмотрел на Ксандера в упор. – Я правда не знаю, как отменить Клятву. Но поверь мне, если бы я знал, я бы снял её ещё с Аниты. И с тебя. – Он чуть поджал губы, что вышло у него совсем как у дона Фернандо. – И пусть бы это обнаруживало чью угодно слабость. Мы сдали свою страну, куда уж слабее, а сейчас, когда на кону…
– Святая Мария!
Они оба подскочили от этого крика, а Фелипе ещё и рванулся наверх, прыгая через ступеньки, отчего вскоре нога его подвела – но не подвел Ксандер, вовремя догнавший и не давший упасть. Белла, бледнее беленой стены, немо указала им в окно, и оба они послушно туда посмотрели.
К маяку подходил корабль.
Даже в разгар прилива ни одно судно крупнее рыбацкой лодки не могло бы пройти здесь, тем более – огромный линеал, но этому кораблю мелководье было безразлично. Плыл же он, хотя висели обрывками паруса, хотя полусгнили его борта, и что не сгнило – носило раны от тысячи штормов, что уничтожили бы любой другой. И всё же он плыл, величественно и жутко, плыл на свет маяка, предупреждавшего живых об опасности – потому что ему не нужны были предупреждения, и жизни на нём не было, даже случайной чайки на мачте, даже ракушек на обнажающемся днище.
– Это «Голландец», – сказал Ксандер, потому что оба Альба онемели.
– «Летучий голландец»? – Белла, которую никогда страх долго не мог сдержать, сделала пару шагов обратно к окну. – А он, ну, они маяк приступом не возьмут?
– Никто из команды «Голландца» не может ступить с корабля, – пожал Ксандер плечами. – Даже другим кораблям его бояться нечего, разве что столкнутся.
– По виду не скажешь, – пробормотал Фелипе.
По чести, Ксандер мог его понять, как и всех тех, кто молил небеса о защите при виде скелетообразного остова, сейчас мертвенным гнилостным свечением отзывавшегося на сияние маяка, словно в насмешку. Ему и самому это зрелище навевало тягостную, леденящую жуть.
– Мне надо идти, – вдруг сказал Фелипе, а когда Белла вскинула на него глаза, – подумай сама, Беллита. Они ищут нас, и ты права – вряд ли твоя подруга, что бы она там ни умела, сумеет их надолго задержать. Они выйдут и увидят – это. Решат ещё, чего доброго, что он пришёл по мою душу.
Белла бросила ещё взгляд на окно и поёжилась.
– Тогда пойдем вместе!
– Не надо, – качнул головой Фелипе. – Если я вернусь один, то сумею выгородить… ваших людей, Ксандер. Мало ли где я был! А что мокрый – по берегу гулял, застал прилив. Я найду, что сказать. – Он глянул на мокрую юбку Беллы. – Шепну тихонько Аните, пусть за вами лодку пришлет. Или вашим ребятам, если уже вернутся.
– Дядя Франко не поверит.
– Я найду, что сказать Франко, – в голосе Фелипе вновь зазвучала спокойная, почти высокомерная твёрдость – и так же мгновенно ушла. – Постарайтесь тут насмерть не простудиться, хорошо? И – Ксандер, они точно не могут сойти с корабля?
– Нет, – уверил его Ксандер. – За стенами мы в безопасности.
Оставив Беллу наверху, они спустились вниз – Фелипе начал возражать, когда дошло до нижних, ещё затопленных ступенек, и хотя Ксандер указал на свои промокшие насквозь штаны и ботинки, Фелипе сказал, что это не повод мокнуть ещё больше. Но пока он осторожно, почти наощупь, пошёл ниже, Ксандер как раз нашёл за небольшой дверцей что-то вроде шкафа, а там – сломанное весло, и протянул его иберийцу. Снаружи было тихо, если не считать лёгкий плеск волн, но ему и прислушиваться было не надо: отчего-то он знал, что русалок там нет, что Морской народ ушёл от берега по его слову и не вернулся, во всяком случае, пока.
– За трость сойдет, – одобрил тот. – Спасибо. Ксандер?
– Да, сеньор?
Фелипе досадливо поморщился.
– Да брось ты. Ксандер, я не знаю, будет ли у меня возможность тебе сказать… Знаешь, я слушал сегодня то, что говорили люди. Те, что меня похитили. О том, что есть те, кто готов им помочь… и я знаю, кто это. – Когда Ксандер вздохнул, ибериец поднял руку, призывая к молчанию. – Они во многом правы, они хотят свободы. Может быть… неважно, это потом. Но – Ксандер, есть те, с кем нельзя садиться в одну лодку, какие бы благие намерения у тебя ни были. Помни об этом, хорошо? Нельзя, даже если они уверяют, что хотят тебе блага. И даже если кажется, что другого выхода нет. Просто нельзя.
Было бы очень просто и, наверное, даже правильно тут смолчать, кивнуть или как-то иначе ещё согласиться. Но Ксандер почему-то не выдержал.
– А если другого выхода и в самом деле нет?
– Такого не бывает, – убежденно ответил Фелипе. – Надо искать. Ладно, пойду я.
Всё-таки плохо у него с ногой, подумал Ксандер, глядя, как он с трудом протискивается в полуоткрытую дверь, тяжело загребая воду, как бредёт по еле заметной тропинке, почти по пояс в воде, как выбирается, наконец, на сушу, останавливаясь, чтобы отдохнуть, опершись о свой импровизированный костыль. Ксандер уже думал отвернуться – в конце концов, до берега Фелипе добрался – как увидел и другое: от калитки в их сторону шла Анна, всё быстрее и быстрее, и наконец побежала, и как Фелипе поднял голову и сделал ей навстречу первый шаг.
Больше смотреть было нельзя, да и не нужно.
Вверх по ступенькам он поднялся куда медленнее, чем в первый раз. Спешить было некуда. Даже Белла уже устало опустилась на лестницу – так, заметил он, чтобы не упускать из виду окно и корабль – и сжалась в комочек, стараясь согреться. На него она
