где обрабатывали руду. Сменились люди, работа осталась той же. Стучали зубила и молотки, варились жидкости в колбах и кастрюлях, просеивались кристаллы. Некоторые процессы я и вовсе не мог понять, очень уж разнообразным получалось производство. «Высокие» виды работ вроде паяния, как у Лебедева и Иваныча, большинству не светят — туда явно только рукастых берут.
Я остановился у самых дверей, рядом с допросной. Когда одну из них отворила Ассоль, женщина кричать перестала. Хм, а что я нарушил? Вдруг просто отправился, как это у них тут принято, доносить? Но кричала тетка звонко — видимо, опять что-то сделал не так. Или не в то время.
Ассоль на ходу нацепила фуражку, невзначай достала телескопическую дубинку и приблизилась, внимательно осматривая меня.
— Я тут это… — заговорил я первым. — Днем все проспал. Норму, наверное, не выполнил. Пришел выполнить.
— Переработки Генка назначает, — строго ответила Ассоль. — Завтра назначит.
Вот же! Ну неужели не понимает, что пришел я отнюдь не за этим? Нет, понимает. Но понимает так же, что буквально в нескольких метрах — рабы в цехах, которые все слышат. Ассоль ни за что бы не заняла должность смотрящей, если бы была столь неосмотрительна.
— Ну, тогда я хочу сделать донос.
И она понимающе кивнула — не кивнула даже, одного моргания было достаточно, чтобы мы друг друга поняли.
— Допросная занята, следуй сюда. — И открыла другую дверь, за которой я еще не бывал.
Я почему-то сразу понял, что в этой комнате живет Ассоль. Два ковра с орнаментами на стенах, один на полу. Деревянный шкаф. Одноместная софа, над ней полка с большим магнитофоном фирмы «Орбита» и стопкой кассет. А выше — плакаты музыкальных групп. Беглым взглядом заметил «Агату Кристи», «Технологию» и — о боги! — группу «Кино». Остальные изображения и афиши мне были неведомы, хотя какие-то знакомые черты пробивались. То ли дизайн знакомый, то ли названия…
Письменный стол, стоявший неподалеку, был покрыт толстым стеклянным листом, под которым виднелись денежные купюры, марки и… похоже, наклейки. От жвачек, что ли? Больно уж цветастые. На самом столе стояли два маленьких квадратных телевизора — транслировали вид с камер в тоннеле.
Увиденное вызывало острый приступ дежавю — я словно заглянул в старый семейный альбом и увидел квартиры моих бабушек и дедушек такими, какими они были в девяностые, а то и восьмидесятые. Комната, при всех ее скромных габаритах, изобиловала деталями, которые можно было рассматривать до бесконечности.
Но прежде всего в голове не укладывалось:
— «Кино»? — произнес я вслух, стоило Ассоль закрыть за нами дверь.
А больше сформулировать и не получалось. Виктор Цой ярко ассоциировался с закатом советской эпохи, но как подобное возможно в мире, где никогда не было СССР? Логика подсказывала, что известных мне музыкальных групп, да и в целом фирм, не должно быть в этой реальности. Известный эффект бабочки: вмешательство в историю приведет к необратимым последствиям. Все должно пойти другим путем, и таких совпадений просто не может случиться.
Однако они были.
Ассоль мой вопрос проигнорировала, выглядела она очень озадаченной.
— Ты себя вообще видел? — спросила она.
— Сегодня — не довелось.
— Очуметь. — Она обошла меня полукругом, осторожно потянула ворот майки, разглядывая шею и лицо. — У тебя порезы почти зажили. Вчера все лицо в ранах было.
— Вот что бывает, когда человек хорошо высыпается, — пожал плечами я, хотя на самом деле сам не понимал, почему так вышло.
Ассоль неторопливо провела пальцами по моей шее.
— Поверь, я видела, что бывает с людьми, которые были ранены стеклянным крошевом. Кто ты такой?
Она говорила это с испугом, но гораздо меньшим, чем утром, когда кристаллы прилипали к моим пальцам и прожигали перчатки. Кто я такой? «Ты мне скажи», ответил бы я. И все же это не было поводом терять самообладание перед девушкой. Не сейчас так точно.
— Слушай, — заговорил я. — У меня тоже к тебе куча вопросов, но давай начнем с самого важного. Я сбегу отсюда, без вариантов. И ты это знаешь. — На этом моменте Ассоль громко фыркнула, сложив руки на груди. — Почему раньше не сказала, что тоже свалить хочешь?
Она замялась, и я не стал развивать тему.
— Да и в общем-то не важно, — продолжил я. — Просто помоги. Поможем друг другу, если точнее.
— Легко сказать! И как ты бежать собираешься, глупенький? Видел, сколько охраны на выходе? Так это еще цветочки. В случае чего сюда привезут одаренного, а вместе с ним подкрепление. Так что даже если…
— Сколько попыток бегства ты застала? — перебил я девушку.
— Два. Или три, если припомнить самый провальный, не успевший начаться. И уже шестой месяц ни одной попытки.
— На чем встревали?
— Да на всем, — злобно ответила она, отворачиваясь. — И на мне — в том числе.
— Знала, что побег заведомо неудачный, и потому даже не пыталась поучаствовать?
— Угу.
Затем Ассоль все же приоткрыла некоторые подробности. Генка валил бежавших электрохлыстом, вахтенные наверху справлялись пистолетами. Здесь не было жесткой охраны, потому что рабы все равно как на ладони. По слухам старожилов, во время самого крупного побега бандиты просто закупорили выходы, дождались прибытия одаренных, и те единолично разобрались с мятежниками — притом очень показательно.
— …поэтому хоть вас пятеро, хоть пятьдесят, — продолжала рассказ Ассоль. — Хоть с оружием, хоть без. Двери заблокируют, дождутся подмоги. Придет одаренный и спалит вас в огне. И хорошо, если так. На другой точке бунтовщиков лишали ног одаренные, залечивали, а потом снова пускали в работу.
А еще — рабы физически вымотаны почти всегда. Даже после сна и приема пищи. Даже те, кто не выдыхается на полную физически, в итоге страдают болезнями, голоданием и наказаниями от смотрящих. Еще и Евгенич мозги промывает… Так, во всяком случае, это звучало в устах Ассоль.
— Ну, допустим, — скептически протянул я, обдумывая услышанное. — Если мы сбежим вдвоем. Ты и я. Какие от этого плюсы?
— От того, что не стану препятствовать? — уточнила она. — Сама не знаю. Знала бы, давно бы все провернула! С помощью дубинки я могу обезвредить несколько человек. И точно также любой из них может обезвредить меня. А оно мне надо? Так что давай-ка не торопись, освойся. Такие вещи надо хорошо обдумать.
— Не торопись? Ты прикалываешься, что ли?
И тут я понял, что Ассоль просто боится. По-человечески. Она никогда на это не решится, разве что совсем прижмет. Похоже, даже заочно вступить со мной сговор для нее стоило больших усилий, и на более отчаянные шаги она была не готова. При этом девушка была сильна духом, я
