class="p1">Ну а я взял следующую глыбу.
Взял — и все повторилось. Прямо на глазах камень стал уменьшаться, таять, липнуть к руке. От перчатки пошел дым. Постарался тут же отбросить камень — за счет того, что в целом он был громоздкий и тяжелый, получилось. Снял прожженную перчатку и…
Коснувшись ее, уже снятую, пальцами, перчатка вновь задымилась именно в тех местах, где я за нее держался. До меня не сразу дошло, что когда я перестал держаться за кристалл, ощущение в ладонях были такие, словно их облили кипятком.
Очень. Очень. Горячо.
Уже откровенно не понимая природу происходящего, я наотмашь швырнул перчатки и отступил. В глазах Ассоль я видел страх и недоумение. Она смотрела на мои руки так, словно в них было оружие.
— Я плохо себя чувствую, — максимально спокойно и негромко сказал я ей.
И рухнул на пол.
Очнулся я там же, с той лишь разницей, что смотрел в потолок. Перед носом держали ватку с нашатырем, мозг не на шутку взбодрило.
Больше всего было интересно:
— Сколько я здесь пролежал?
— Минуты две, — ответила Ассоль, стоявшая где-то рядом.
А показалось, что вечность. Я реально был уже готов принять тот факт, что находился в отключке часы, а то и сутки — при падении легко мог еще и сотрясение заработать. Правда, в таком случае можно и в принципе не проснуться — бандитам Шрама не составит труда выстрелить в затылок и выкинуть меня в ближайший мусорный контейнер как отработанный материал.
И эта мысль сразу как-то воодушевила. В том смысле, что разожгла желание действовать. Во-первых, потому что такие подонки позволяют себе подобное в центре Питера, не стесняясь вообще ничего. И во-вторых, как бы и правда не посчитали меня за умирающего.
Крутанулся на живот, выставил руки, поднялся на колени. Потом встал. Пошатывался как пьяный, глубоко дышал, но стоял.
— Хватит с тебя, — жестко сказала Ассоль. — За мной.
И повела меня в хату. И только там, когда рядом не было лишних ушей и глаз, помогла забраться на мою койку и сочувственным голосом проговорила:
— Отдыхай, пока есть возможность.
Хотел попросить добыть мне попить. И одновременно хотел во что бы то ни стало обсудить план побега — вот прямо сейчас, невзирая на мое состояние, сходу. Еще много чего хотел.
Но сон меня опередил.
Проснулся от женского крика «ужин» и резво подскочил. Сердце билось до невозможного быстро, дыхание было участившимся, но… Что интересно, боли больше не было. Ни в голове, ни в спине. Я проснулся вспотевшим, с тремором в руках и легкой панической атакой, словно кошмар приснился, и тем не менее дискомфорта не испытывал.
А, стоп! Все-таки испытывал: жрать хотелось до невозможного.
К хате как раз подъехала тележка, выдавали подносы с едой. Ну я и подорвался, в момент спрыгнул с койки и едва не обрушился на Иваныча, который стоял в очереди за порцией.
— Не торопись, «Рояль» еще не наливают! — хохотнул он.
Встал аккурат за Иванычем, дождался, когда ему выдали поднос, и получил еду следующим. Стола для приема пищи здесь не было, все просто садились и ели на нижних койках — своих или ничейных. Я поступил аналогично.
В тарелку была наложена субстанция, напоминавшая одновременно рыбный салат и оливье. На вкус — обычная еда, разве что попадаются кусочки соленых огурцов, которые давали привкус тухлости. Но в целом — нормально, новогодний оливье порой и то дольше живет. Компот был разбавленный, пресноватый, с белым осадком на дне. Выпил за милую душу.
Порция едва ли утолила голод — после сна аппетит проснулся с небывалой силой.
— А подносы куда? — спросил я, когда завершил прием пищи.
— Жди, — тихо ответил сидевший напротив Лебедев. — Как спирт привезут, отдашь.
Вскоре и правда привезли вторую тележку. Полноватая женщина собирала подносы и посуду. В ответ выдавала большой стакан «Рояля».
Я отказываться не стал. Но не для того, чтобы выпить паленый спирт, как подумал косо поглядевший на меня Лебедев. А чтобы обработать раны на спине.
— Польешь мне на спину? — обратился я к Лебедеву. — Раны надо обработать.
Тот отрицательно качнул головой, даже голоса не подал. И, похоже, вообще был не рад такому предложению, словно его самого за это хлыстом изобьют.
— Давай я, — вмешался румяный Иваныч. — Но токмо за половину напитка. Куда тебе столько!
Вот же какой хитрый. Но согласился — и то хорошо. Так уж и быть, пусть пьет.
Я лег на свободную койку, задрал и без того порванную майку.
Иваныч стоял со стаканом в руке и оценивающе посмотрел на спину.
— Куда капать?
— На раны.
Иваныч потупился, пошарился глазами по спине. А потом резко опустошил стакан, выпивая все до последнего.
— Готово! — заржал он.
Я поднялся.
— Думаешь, это смешная шутка?
— А хрен тебя поймешь! — пожал плечами он. — Ты, главно, определись кто из нас шутит. Здорова твоя спина. Нечего почем зря топливо расходовать!
И, облизываясь, вручил мне пустой стакан.
Ух, как же мне захотелось этим стаканом ему голову разбить! Но время опомнился и действительно засомневался… Проснулся я бодрым, боли не чувствовал. Неужто и правда со спиной порядок? Верится слабо, такие раны за полдня не проходят. И все же решил смолчать и передать стакан разносчице.
Некоторые сокамерники еще ожидали своей очереди. Дабы не толпиться, я забрался обратно на койку, лег на спину. Пространно уставился глазами в потолок. Если резюмировать максимально коротко: хрень не прекращается. Все происходящее — один большой сюр. Уже даже как-то побоку, что за странности были с курьером и как с научной точки зрения вообще возможно существование… параллельного мира? Тут не остается ничего другого, кроме как выдохнуть, свыкнуться с данностью. И все же мысли то и дело прокручивают одни и те же вопросы.
Вопросы, на которых не будет ответов. Пока я их сам не отыщу.
После ужина всем рабам разрешалось сходить в туалет, если точнее — банальный сортир в полу. Женщины, что до этого занимались развозкой еды, теперь контролировали очередь, чтобы из хат не выходили все разом. Не знаю, как они реагируют на нарушения — вероятно, доносят смотрящим, не более. Впрочем, я как раз мог это проверить.
Когда дошла очередь до меня, возвращаться в хату не стал, вместо этого неторопливо пошел по тоннелю. Первое время все было спокойно, и я неволей даже задумался — может, смогу так же спокойно отсюда уйти? Но если бы.
Крик женщины разнесся, когда я почти достиг цеховых помещений,