одного трагического события. Может быть, вы помните юную особу, которую спасли? — он провел рукой, указывая на толпу. — Не хотелось бы обсуждать это здесь. Мы, итак, привлекли много лишнего внимания. Проедемте с нами.
— Это арест?
— Нет. Это просьба. От одного ведомства, так сказать, другому, — Инок удивился или сделал вид, что удивился, но потом голос его изменился. — Пока просьба. Я бы настоятельно рекомендовал, согласиться.
— Что же, господа. Вынужден отказаться от столь туманного приглашения. Дела. Да и вид не подобает по гостям ходить, — ну их нафиг, мутные какие-то, — Пока отказаться. Скажите адрес, куда подъехать, я попробую найти окошко в своем графике.
Инок нахмурился. Похоже, в голове у него там шла какая-то нешуточная битва. Не привыкли эти очкарики к отказам судя по тому, что я про них слышал. Как-то Банши рассказывала и в переводе на понятный мне язык выходило нечто похожее на комитет госбезопасности. Но раз не крутят руки, значит, что-то им от меня надо. А раз надо, то и подождать могут.
С очень недовольным лицом Инок отступил и протянул мне визитку — карточку с адресом и логотипом в виде глаза, зрачок которого очень походил на живой. Чернота переливалась с радужкой, постоянно меняя структуру.
— Не затягивайте, или следующий раз, это будет уже не просьба, — Инок кивнул, — Не смею вас задерживать, господа.
Москва, резиденция графа Л.
— Граф, по моим данным, со дня на день в Москву прибывает небезызвестный вам Матвей Гордеев, — мужчина раскурил сигару и, прищурившись, посмотрел на собеседника. — А я отчего-то думал, что вопрос закрыт?
— К сожалению, нам не удалось организовать нападение сейчас, — слегка заикаясь, сглатывая слюну и пытаясь подбирать правильные, по его мнению, слова, ответил собеседник. — Слишком людно, и чем ближе к городу, тем ювелиры больше привлекали охранников к грузу. А, как вы знаете, «Заря» также приписана к ним. Мы просто не успели…
— Что? Вы не успели? То есть полстраны он спокойно проехал, разворотил Белый Яр, в Исаевском карьере погостил, в Золотом озере искупался… — мужчина повысил голос, вместо гнева, наполнив его презрением. — А мы просто не успели?
— Павловский должен был… — попытался оправдаться собеседник, но его перебили.
— Сначала Айсберг должен был, потом Жнец, потом Павловский… Может, еще скажете, что я виноват, раз Жнеца послал я? — вздохнул мужчина. — Я не узнаю вас, брат. Хватит недооценивать пацана. Не сейчас, когда до реализации нашего плана осталось совсем немного. Займитесь им лично. Нужно не только ликвидировать угрозу, но и понять, что он может знать. Зачем он в городе? Что они раскопали с Исаевым? Знают ли они, где спрятан чумной разрыв?
— Я понимаю, — тощий выдохнул, — Немедленно начну планировать операцию. Мы найдем его.
— Не надо его искать! — мужчина выпустил облако дыма в потолок. — Проверьте старый дом Гордея и оставьте там особый гостинец. Они в любом случае туда приедут.
— Понял. Я думаю, что он может выйти на контакт со старой стервой, своей бабкой, обратиться к ней за помощью?
— Скорее, наоборот. И тем важнее ликвидировать его как можно скорее.
* * *
«Дом, милый дом…» — Ларс процитировал какую-то сборную солянку из моих эмоций: «…Балы, красавицы, лакеи, юнкера…»
«Так вот ты какой хруст французской булки?» — поддержал его Муха, глядя через мое плечо на старый заброшенный особняк.
В памяти что-то промелькнуло на уровне: может, бывал здесь, а, может, просто снилось что-то подобное.
Тихая широкая улочка по меркам той Москвы чуть ли не самый центр в плюс-минус рамках «трешки», а по меркам этой — спально-купеческий райончик в ближайшем пригороде. Красивое название в честь какой-то дамы — Анненский переулок, крепкие двухэтажные особняки, где через дом вывески на первых этажах.
Высокие заборы между домами, такие и со стремянкой не перелезешь. Сдвоенные фонари вдоль улицы — один обычный, второй «святой», чистая от снега дорога, чугунные мусорные ведра, указатели на соседние улочки. Буржуйский райончик — страшно представить, сколько мы за коммунальные услуги задолжали.
Спокойствие и порядок в девяти домах из десяти. Десятым как раз оказался мой. В самом конце, рядом с небольшим парком, под табличкой: «Имущество арестовано за долги» стояла моя ипотечно-договая старушка-развалюшка.
В глубине небольшого дворика высился толстый особняк с потрескавшейся краской и заросший какими-то сорняками, не сдающимися даже в зимние холода. Кривые побеги подсохли и отбрасывали причудливые тени, удваивая трещины в штукатурке.
Дом прямоугольный, торцом смотрел на улицу и, опоясанный террасой, уходил вглубь участка. Засыпанная неглубоким снегом дорожка, которая вела с улицы, раздваивалась и вела к двум входам. Над тем, что ближе, висела кривая старая вывеска, а большие окна (чуть ли не витрина) были заколочены досками — здесь, видимо, работали. Второй вход видно было только частично — ступеньки, терраса, заваленная снегом и мусором — а там, видимо, жили.
Наш приезд не остался незамеченным — в ближайшем дворе залаяла собака, в нескольких окнах загорелся свет. Послышалась суета с призывами вызывать полицию. Гидеон пошел знакомиться с соседями, а то ведь и правда могут закрыть с перепуга. Будет смешно — от Очей ушли, а обычным «патрульным» попадемся.
Итак долго спорили на тему приглашения поговорить. Стеча с Захаром осуждали, святоша с оторвой поддерживали. В Степановке мы Очам якобы сорвали операцию, прервав жуткий ритуал сектантов и спугнув заказчиков. Девчонку спасли какую-то чудную — проводника силы. Больше вроде нигде не накосячили. А где наследили, так там Исаев в курсе, раньше бы шум поднялся. За Дантиста, конечно, могут предъявить, но меня местные видели, только когда из окна вылетел — так что я сам жертва.
Решили чуть попозже все-таки ответить на приглашение, но после того как освоимся. Надо в местный Орден на учет встать или на баланс — я до конца не понял всю орденскую бюрократию, которую мне объяснял Гидеон. Напоминает военкомат — переехал, изволь на учет встать, только здесь еще комиссия повторная для подтверждения квалификации. Но и это подождет, первым делом огневик в ремонт нужно отнести.
В мысли о насущном все время пытался пробиться дед. Волнами посылая в меня перемешанный комок эмоций, прикрепляя к ним образы из воспоминаний. Может, даже моих собственных. Что-то все-таки было в памяти. Смутные нерезкие картинки из детства, которые моментально растворялись, стоило к ним потянуться.
Вот — я где-то в углу комнаты, спрятался под стулом с игрушечным мушкетом. В засаде на самых злобных злодеев. Вот — я перед библиотекой, теряюсь от радостного предвкушения, что это все можно
