триста шестьдесят градусов. Тишина — ничего не пингуется, кроме какого-то уплотнения под ногами. Что-то есть в подвале — будто, как сироп, разлили силу, а она загустела и засохла.
Я открыл глаза, сбрасывая напряжение после использования силы. На самом краю зрения уловил какое-то движение в зеркале. Словно за моей спиной кто-то стоит. Дернулся, оборачиваясь, но только уставился на старый узор потрескавшиеся плитки. Бледные бабочки и птички, покрытые засохшей паутиной.
— Захар, а не много ли у нас дома зеркал? — я заметил еще один небольшой овал с медном ободком, лежащий на столе.
— Да, черт его знает, — пожал плечами управляющий. — Я тут был-то всего пару раз. Может, матушка твоя красоваться любила. Снесушку лучше спросить, сколько барышне зеркал нужно для счастья.
Я посмотрел на Банши, но спрашивать ничего не стал. Одного взгляда на ее недовольно сморщенные губки хватило, чтобы понять, каков будет ответ.
— Воняет же! — не разжимая зубов пробубнила блондинка. — Вы нюх потеряли что-ли?
— Скорее всего, бездомный забрел, да окочурился, — отмахнулся Захар, но перевесил фонарь на крюк и полез за револьвером. — Пойдем, посмотрим.
Я еще раз оглянулся, подняв фонарь повыше, и пошел к спуску в подвал. Чем ниже спускались, тем отчетливее пахло. Внизу кто-то или что-то точно умерло.
Первое, что бросилось в глаза — свежие следы на пыльных ступенях. Цепочка маленьких лапок с кривой линией от хвоста и большие бесформенные пятна, выделяющихся на общем фоне.
— Ладно. Вы идите, а я наверху пока проверю, — сказала Банши и потопала обратно. — А то я крыс что-то не очень. Зовите, если что. Все, ушла.
Крысы это были или нет, но каждый шаг Банши по каменным ступеням гулко отдавался эхом по всему коридору. Примерно через пять секунд, после того как она ушла. А после этого еще что-то протяжно заскрипело в стене.
— Ветер, наверное, — пожал плечами Захар, как бы невзначай поднимая револьвер и целясь перед собой.
— Или Банши мебель двигает, — я поддакнул и достал финку, параллельно проверив, вернул ли доступ к своим фобосам.
Мы остановились перед дверью в подвал, прислушались, пытаясь уловить и разобрать, что происходит внутри. Гнилой запах усилился, плюс через небольшие промежутки времени доносился легкий, едва различимый скрип со свистом. Я еще раз просканировал комнату — в новой плоскости темных загустевших пятен оказалось больше. Но в них не было потусторонней силы, скорее заглушки из пакли в щелях пространства.
Я шикнул, привлекая внимание Захара, кивнул на револьвер, а потом толкнул дверь, пропуская луч света от фонаря в комнату.
— Млять! — выругался Захар вздрагивая.
— Согласен… — я сам сначала вздрогнул от неожиданности, а теперь замер, пытаясь осознать картину перед нами.
Зеркала — несколько больших зеркал, отражавших друг дружку вместе с фонарями и нашими перекошенными удивленными лицами.
Чертов зеркальный лабиринт из отражения в отражение, который мешал понять, сколько их всего перед нами. Десятки, если не больше наших дубликатов. А в центре комнаты, освещенное со всех сторон и также множившиеся в пространстве, на веревке раскачивалось тело. Медленно, поскрипывая в наивысшей точке и свистя в полете, болтался мертвый, повешенный за шею, мужик.
Вонь усилилась и будто на радостях рванула в открытую дверь. Полусгнивший повешенный труп какого-то бомжа, а драная грязная одежда такой явно была еще при жизни, висел здесь явно не первый день.
— Нуу, насчет бездомного ты угадал, — я не стал повышать голос, будто боясь спугнуть этот странный медитативный метроном в сюрреалистическом лабиринте.
Сделал шаг вперед, светя фонарем прямо на покойника. Мертвый давно и наглухо — ни силового фона, ни закладок внутри, ни остаточного следа. А вот зеркала фонили тем самым ощущением липких засохших пятен.
Я всмотрелся в свое отражение, в уменьшающиеся копии, уходящие в маленькую светящуюся точку. Обычный я, только бледный и пятнышки пыли на волосах появились. В профиль тоже обычный я.
Стою перед шатающимся покойником.
Вижу в зеркалах его спину, свою спину, нас вместе слева и справа. Вот только… Краем глаза заметил, что в боковом зеркале перестал раскачиваться покойник. Но только в одном отражении — во всех остальных под тихий скрип продолжалось движение. Здесь же мертвец застыл и улыбнулся полусгнившими губами, растягивая обезображенное лицо.
Секундное замешательство стоило мне пропущенного удара. Отражение висельника в зеркале резко трепыхнулось, показались гнилые раскрошенные зубы, а рука полетела прямо в мою голову.
Все произошло только в зеркале, но невидимый удар в челюсть прилетел по-настоящему. Голова дернулась, скула отдалась тупой ноющей болью, а в глазах отпечатались отсветы фонаря.
— Муха, не спи, — я сплюнул кровь.
«Я не вижу удара…» — простонал Муха: «…хотя, вот ща…»
«Вот ща…» прилетело уже из другого отражения. Резкий короткий тычок под дых в момент, когда висельник, покачнувшись, практически обнял меня. В реальности опять ничего не произошло — синюшный покойник все так же обреченно болтался в петле. Зато в зеркалах будто кино включили, причем в каждом свою слегка измененную версию.
Я заметил, что впереди, покойник снова собирается напасть, и бросил финку. Громкий звон с примесью натурального человеческого вздоха и зеркало разлетелось вдребезги. За спиной выстрелил Захар — сперва не разобрался и влепил пулю аккурат в голову покойнику, и только потом начал палить по зеркалам. Отстрелял барабан и, похоже, оценив свою скорость перезарядки, застучал костылем по ступенькам, убежав за помощью.
Только толку было мало. Неизвестные умудрились притащить в дом не меньше двух десятков. Большие зеркала разлетелись вдребезги, открывая то, что было за ними. Демонстрационный зал в магазине аксессуаров для ванны позавидует — маленькие овальные, круглые с эффектом увеличения, квадратные. Все стены были увешаны, словно стена с фотографиями в гостиной какой-нибудь степенной бабули с огромным количеством воспоминаний и родственников.
И в каждом из зеркал, где отражалась хоть часть меня, меня пытался достать вполне бодрый висельник. Удары посыпались со всех сторон. На меня будто толпа гопников набросилась, наглая, торопливая, но, к счастью, неорганизованная и не особо умелая.
«…ща, ушел… ща еще… Ха! Кто так бьет? Ай! Нырок, поворот… ай! Ах ты, сволочь! Матвей, я их не вижу… Кого бить-то? Ай!» — обиженно завопил Муха, пока мы крутились и вертелись, как волчки, стараясь то угадать следующий удар, то бить зеркала.
Глаз опух, из рассеченной брови текла кровь, мешая целиться. Хотя все равно было непонятно куда. Я лупил кулаками по стенам, не обращая внимания на порезы, боль и кровь. Телекинез
