здесь порядок, достаточно было пары ремонтных заклинаний, но последний бытовой кредит я истратила еще утром на заказ новой двери.
В пыли на полу обнаружилась цепочка больших кошачьих следов. Скинув пальто, я отправилась по ним на кухню. Мантикора сидела в углу и что-то самозабвенно грызла, довольно урча. Я поставила пакеты на стол, и продукты тут же занялись самостоятельным укладыванием в холодильник.
– Мотя? – позвала я пудовую киску. – Ты где была, паршивка?
– Мяу! – недовольно отозвалась мантикора и продолжила грызть.
Это-то меня и насторожило. Либо она догрызала остатки кухонного стола, который не входил в ее обычный рацион, либо притащила кого-то с улицы, чтобы спокойно поесть в домашней обстановке. Я взяла веник, им мантикора получала регулярно. Питомица подняла глаза, боязливо покосившись на орудие чистоты, и с недовольным гудением выплюнула к моим ногам погрызенный сапог. Черный, утепленный, без украшений. Судя по немалому размеру, мужской. Главное, что без следов крови и остатков ноги. Я демонстративно швырнула обувь в мусорное ведро. Обиженно фыркнув, Мотя важно протопала к магическому лазу на балкон и спланировала в темноту.
Я вернула веник на место и стянула форму прямо на кухне. Сунула ее в стиральную машину к прочим тряпочкам и отправилась в ванную, предвкушая наслаждение ароматной пеной. Пока ванна наполнялась, щелчком зажгла расставленные по комнате свечи, скинула белье и встала перед зеркалом. Как и ожидала, предплечье украшал отпечаток инквизиторской пятерни, на ногах были ссадины. Повернуться спиной к зеркалу я так и не решилась, но представляла себе размеры синяка пониже поясницы. Ходить-то до сих пор было трудно.
Было глупо надеяться, что рекомендации врачей об отдыхе, после того, что случилось с Вратами, заставят дэ Аншэри оставить меня в покое. Как только в конце объяснительной был поставлен автограф, он лично ее прочел, многозначительно хмыкнул и отослал помощницу в Управление. С этого момента для меня начался персональный ад.
Я превратилась в цирковую обезьянку, которую он таскал за собой по подземному комплексу, якобы желая понаблюдать за работой ремонтных бригад (На счастье, Врата довольно быстро удалось вернуть на прежнее место, однако до полного восстановления систем было далеко). В это время мне приходилось держать экзамен.
Вампир задавал мне такое количество вопросов в минуту, что я не всегда успевала понимать их смысл. Стоило задержаться с ответом, как этот упырь тут же и, не стесняясь, прибегал к телепатии. От этого у меня трижды шла носом кровь, а он как ни в чем не бывало предлагал мне белоснежный платок с монограммой. И все это с одинаково равнодушным лицом, но такой язвительной насмешкой в глазах, что хотелось в него плюнуть.
Все бы ничего, поскольку, в принципе, я справлялась с задачей и давала грамотные ответы. И даже, как мне кажется, смогла убедить его в том, что наш отдел не имеет отношения к случившемуся. Если бы только вопросы самым каверзным образом не перескакивали с делового на личное, публичное и политическое. Это был чистейший адреналин. Несколько раз я ловила себя на том, что с нетерпением жду очередного вопроса. Мне даже хотелось, чтобы его губы оказались близко-близко от моего уха и он сказал, что знает обо мне все. Чтобы я ощутила тогда? Облегчение, страх или что-то еще, что не давало мне покоя все это время. Что-то такое, что просыпалось во мне впервые в жизни.
В одно мгновение ванная была отринута в угоду посетившей меня вдруг идее. Я достала из кладовки глубокое серебряное блюдо и устанавила его на специальном треножнике. Налила в него воды и оставила всего одну свечу. Но, по-моему, я не соображала, что собираюсь сделать.
Меня трясло от возбуждения, пока я бегала в спальню за флакончиком с универсальным спиритическим настоем, последними лепестками ведьминой травки и сандаловой палочкой, которой надлежало все размешать. Однако прежде чем встать на колени перед треножником я набросила на плечи красный шелковый халатик, чтобы, не приведите боги, не засветиться перед вампиром голой грудью. Все-таки иногда при ворожбе случались накладки, и портальчик в чужую жизнь оказывался двусторонним.
Пока одна часть меня пыталась вопить о возможных последствиях содеянного, вторая уже опустила палочку в воду и закрутила ее воронкой, по капле вливая в нее настой. Параллельно я нашептывала слова заговора и представляла себе вампира. Чем быстрее шептала, отдавая ворожбе силы, тем сильнее сгущался воздух на дне блюда. Я надеялась увидеть дэ Аншэри на работе, может быть, прочесть какие-то его заметки по делу или услышать некий важный разговор, но точно не это.
Инквизитор блаженствовал в огромной каменной ванне с пеной. Мне достался не лучший ракурс – сзади и чуть сбоку, так что я видела только влажный затылок, часть покрытой каплями щеки, разбросанные по краям каменной чаши руки, в одной из которых был бокал с еще дымящейся кровью, и плечи. Выходило, что я зря потратила последние запасы редкой травки.
Я перестала размешивать воду, но воронка не смыкала краев. А я не могла отвести глаз от его кожи, покрытой белесыми ниточками шрамов. Особенно от свежей отметины чуть левее позвоночника, совсем близко к сердцу. Тот, кто вонзил кинжал в его спину либо промахнулся, либо хотел оставить предупреждение.
Дэ Аншэри вдруг обернулся. Наши взгляды оказались на одной линии. Остальной мир перестал существовать. Он не мог меня видеть, но сердце в груди все равно замерло. Мне бы разрушить воронку рукой, а не смотреть в эти синие льдинки, точно я обернулась камнем. Это странное оцепенение длилось секунды, или же целую вечность, но тут инквизитор отвернулся и поднес к губам бокал с кровью. Я видела, как движется его горло, пока он пил. Мои щеки горели, губы пылали, кожа покрылась мурашками, тело стало чужим и тяжелым, готовым на любое предательство, лишь бы белоснежные клыки вонзились в горло.
Я обхватила себя трясущимися руками и толкнула треножник ногой, он упал. Блюдо с грохотом и плеском покатилось по кафельному полу, воск с упавшей свечи залил край халата и пальцы на левой ноге, но боли я не почувствовала, с шипением забиваясь в темный угол и сотрясаясь, словно в конвульсиях. Желудок бунтовал, голова кружилась. Мне было страшно. Потому что дело было не в вампирских чарах, для них было слишком далеко, оно было во мне. Слишком глубоко, чтобы можно было вырезать ножом, а дыру заклеить пластырем. Это было гадко, мерзко, унизительно. Еще немного, и я могла бы сойти с ума от ярости, если бы не противный звук от входной двери. Я заставила себя подняться с пола, сунуть ноги в пушистые тапочки и пойти открывать. Ну если это полиция…
Я
