дорожку желтоватому песку. – И на следующий год это всё будет наше! Одиль, скажи же!
Одиль сказала, надеясь, что это вышло не очень кисло. В принципе, учитывая, что в тот момент она вспомнила о бассейне и горячих источниках, может быть, ей даже это удалось. Ксандеру, судя по лицу, никакие минеральные радости не помогали.
– И саламандра! Саламандра! Она же чудесная!
– Давайте тут срежем, – вдруг предложил Адриано. – Я тут такую дорожку выведал – успеем вперед всех!
Адриано можно было доверять: дома, в Венеции, он умел пробраться такими путями, что Одиль диву давалась, как он их обнаруживал: в заборах наметанный глаз брата сразу видел дырки или уступы для залезания, а крыши для него были таким же законным способом перемещёния, как улицы. Единственное, чего стоило опасаться, это…
– Кусты, – упавшим голосом сказала Белла и выразительно посмотрела на свою длинную, до щиколоток, юбку. – Вот почему кусты-то?!
– А ты её задери, – посоветовал Адриано, уже исчезая в зарослях. – Я не смотрю. Ксандер, айда за мной, а то Сабелла стесняется!
Ксандер хмыкнул, слегка закатил глаза, но последовал за Адриано с готовностью и ничуть не меньшей ловкостью. Одиль вздохнула, переглянулась с Беллой и последовала за ними, рассудив, что чем больше народу проложит дорожку вперед бормочущей себе под нос проклятия иберийки, тем лучше.
– Вон! Все вон!
При первом окрике парни впереди замерли так резко, что Одиль врезалась в спину Ксандеру, а Белла – в спину ей. Одиль попыталась выглянуть из-за спины фламандца, но видно из зарослей было плохо, голос же, кричавший на французском с добавлением вовсе незнакомых ей слов, был ей неизвестен.
– Прочь! Я буду жаловаться ректору!
Адриано с осторожностью кота на разогретой солнцем крыше вылез из кустов и отошел в сторону, давая дорогу Ксандеру, а следом – и им с Беллой. На небольшой полянке, представшей их глазам, никого на удивление не было. Зато был домик, коренастый и сложенный из серого камня окрестных гор, дышавший изо всех распахнутых окон совершенно умопомрачительными запахами, враз напомнившими Одили, что обед в их жизни был целую вечность назад.
– Нет, нет, не надо! – воззвал голос изнутри уже в неподдельном горе. – Не лей! Не надо мёда! Сюда нельзя!
На этом очевидном доказательстве, что вопли относились не к ним, Одиль не выдержала бой с любопытством и направилась к домику, игнорируя отчаянные жесты Адриано. У приоткрытой двери она обернулась и увидела, как Ксандер, пожав плечами, последовал за ней, а там и оставшиеся двое: Белла – решительно, а Адриано – обречённо. Обернулась она очень вовремя: так ей удалось разминуться с блюдом, вылетевшим из двери со стремительностью пушечного ядра. На блюде красовалась титанических размеров индейка с яблоками, политая золотистым соусом, увенчанная веточкой розмарина и пахнущая так, что вся душа Одили рванулась следом, а желудок громко заявил, что тоже не прочь присоединиться. Адриано, не будь промах, рванулся блюду наперерез, но блюдо ускользнуло от него с маневренностью охотящегося сокола и умчалось вдаль, загадочным образом не потеряв ни единого куска своего содержимого.
– Кыш! Кыш отсюда!
Наблюдая за перемещёниями блюда, Одиль совершенно пропустила момент, когда на порог выскочил тучный мужчина в белом фартуке и высоком колпаке, размахивая полотенцем. На его раскрасневшемся лице даже чёрные усы топорщились от возмущения.
– Вы видели? Нет, вы видели? – вопросил он Одиль, от волнения глотая ещё больше гласных, чем и без того полагалось на нежном языке галлов. – Мерзавцы! Мелкие отвратительные непослушные мерзавцы!
– Кто, сеньор?
Как только Белла заговорила, незнакомец уставился на неё с таким изумлением, будто она только что выросла из-под земли. Остальные удостоились столь же ошарашенного взгляда. Впрочем, надолго удивления незнакомца не хватило: он, видимо, решил, что неожиданные союзники и слушатели лучше, чем никаких.
– Эти! – патетически возгласил он. – Пчёлы!
Одиль огляделась, краем глаза заметив, что остальные сделали то же самое, и явно с тем же успехом, если судить по недоумению на их лицах. Пчёл в округе не было. Более того, воздух был совершенно недвижим, и царила мертвенная абсолютная тишина, как будто кто-то затаил дыхание.
– Простите, – на этот раз молчание нарушил Ксандер, – но тут никого нет…
– Ах, нет! – повар махнул в его сторону рукой, явно способной поднять не один пуд муки и, судя по белому налету, именно это не так давно делавшей. – Они спрятались! Но они тут! Они всегда тут!
Адриано украдкой покрутил пальцем у приоткрытой ладони. Белла кивнула и на всякий случай отодвинулась подальше от повара. Встретившийся глазами с Одилью Ксандер взглядом же указал ей на место поближе к ним с Адриано, но она чуть качнула головой: сумасшествием от повара не пахло.
– Месье, – сказала она так мягко, как умела, – что за пчёлы?
Тут, словно у кого-то лопнуло терпение, из открытого окна вылетела целая процессия дымящихся мисок, тарелок и блюд и с жужжанием умчалась прочь.
– Вот, – торжествующе сказал повар, ткнув пальцем в сторону ускользающей флотилии, – они!
– Нам разносят еду пчёлы? – едва не по слогам произнес Адриано.
Чувства брата Одиль могла понять: с насекомыми ему на редкость не везло, а уж с пчёлами, с тех пор как он как-то попытался обнести деревенскую пасеку – особенно.
Повар бросил ещё один грозный взгляд на окно, но потом ещё раз махнул рукой и устало сел на порог, положив полотенце на круглое колено.
– Они не пчёлы, конечно, – объяснил он. – Ну, не настоящие. Они – духи. Всё тут построили, кстати, – он кивнул в сторону своего домика, – да, может быть, и долину тоже организовали, с них станется… ну, и ежедневное тоже. Стирка, чистка, грузы вот… Академия на них держится, если хотите знать.
В голове Одили всплыли строчки хроники.
– Трость Минайрос!
– Угу, Минайрос, – безрадостно хмыкнул повар. – Они самые, поганцы.
– Значит, они полезные, – уточнил Ксандер, тоже присев рядом, только на траву.
Глаза повара тут же сверкнули, а усы снова воинственно встопорщились, как загривок у почуявшего драку пса.
– Да, если бы они не лезли ко мне на кухню! Ко мне! На кухню! И потом, духи они там или нет, но они пчёлы, пусть и ненастоящие! И любят мёд, пусть и умозрительно!
– Мёд – это же вкусно, – вставила Белла, пока Одиль пыталась осознать умозрительную любовь в исполнении ненастоящих пчёл, а Адриано слегка перекосило.
– Не тогда, мадемуазель, когда его добавляют во всё, что можно и нельзя! – отрезал их собеседник, сейчас ничего так не напоминавший, как потревоженную воронами сову. – О да, они тоже считают, что это вкусно, они не со зла-а, – издевательски протянул он, поджав губы и