Беллой так и не поняли.
Мать Леонор теперь жила с какой-то не то давней подругой, не то дальней родственницей, тоже овдовевшей. Нет, если бы с её матерью случилась беда, Леонор не была бы и вполовину так спокойна.
Одиль перевела взгляд на Инес де Кастро, стараясь уловить негромкую речь, но слышно было разве что только голос – расслышав его, Одиль вгляделась внимательнее, ругнув себя привычно за недостаточно тонкий слух.
Донью Инес она не знала – точнее, как: сейчас, изучая её, была уверена, что уже её видела: скорее всего, осенью, перед тем, как войти в Лабиринт, хотя и её племянница, Летисия Тофана, была достаточно на неё похожа, чтобы возникло такое впечатление. Красавицей Инес де Кастро, если когда-то и была, сейчас мало кто бы назвал: она была крепко сбитая, с широким тонкогубым ртом и тонкой кожей, уже покрывшейся морщинами больше, чем того требовал возраст. Впрочем, лицо её было решительным и волевым, но не недобрым, и Одиль подумала, что скорее бы повернулась спиной к ней, чем к Летисии.
Тут иберийка вдруг застыла, глядя поверх Одили, и глаза её засияли не хуже её серебряных серёг. Одиль глянула на Ксандера: фламандец был очень спокойным, даже немного отрешённым, но глаза у него стали словно бы стеклянными, и стало как-то очень ясно, что радости иберийки он отнюдь не разделяет.
– Хьела, – сказал второй голос из слышанных Одилью в беседке.
Одиль обернулась – точнее, повернулась на стуле, так, как учил отец, неторопливо, с учтиво бесстрастной улыбкой на лице.
Не нужно кидаться ко всем так, будто они давно потерянные родственники, Адриано. Но не надо и смотреть так, будто они надоедливые слуги. Благородные люди приветствуют сдержанно…
Посмотреть было на что.
Тогда, в расцвеченной огнями ночи Тосантос, она увидела разве что профиль этого человека, и то, по сути, мельком. Лицо его выглядело и тогда, и сейчас так, будто мастер сначала думал отлить из бронзы орла, а потом решил – человека, и оставил что крупный, но красиво вылепленный нос, что зоркий, немного надменный взгляд слегка суженных чёрных глаз. Доброты и даже снисхождения в этом взгляде не ощущалось и намёка: похоже, Франсиско Альварес де Толедо прекрасно знал, что перед ним большинство людей чувствует себя, как кролики под тенью пролетающего по небу хищника, и ясно было, что его это вполне устраивает.
А ещё он неуловимо походил на Беллу, или, что вернее, она на него. Только Белла, решила Одиль, хоть и заявляла не раз, что хотела бы оказывать такое же впечатление, как дед и дядя, была бы задета и даже обижена, случись ей получить такую же реакцию, какую привык получать дон Франсиско. Она любила побеждать, а вот ужасать, подумалось Одили, – вряд ли.
А ещё, отметила она, какие бы страхи ни владели Адриано, ничего особенного в голосе его пресловутого чёрного человека она не услышала; пожалуй, он был даже приятным.
– Дядя Франко! – Белла овладела собой: выпрямилась, даже церемонно положила руки на колени, но сияние глаз никуда не делось: похоже, про теории насчет чёрного человека она и думать забыла. – Рада тебя видеть. Ты…
– Мы, – уточнил дон Франсиско. – Я ещё поговорю с твоими учителями – не так уж давно они были и моими, – но пока что оставил им в заложники Фелипе.
– И вы разделите с нами обед, дядя?
Лицо Ксандера осталось бесстрастным, но взгляд, которым он прошил Беллу, был достоин василиска. Впрочем, гость в его сторону не смотрел. Вроде бы. Угадать его Одили всё ещё не удавалось.
– Конечно, – коротко отозвался он и невозмутимо занял свободное место – рядом с племянницей, напротив Ксандера. – Хьела, может быть, ты представишь свою подругу?
Белла осталась сидеть очень прямо, даже бровью не повела, но Одиль углядела, как она чуть дёрнула себя за кончик косы, воспользовавшись прикрытием столешницы и скатерти. Ещё бы, ей напомнили об этикете.
– Конечно, дядя, – сказала она ему тон в тон. – Позволь представить тебе Одиллию де Нордгау.
Дон Франсиско обратил на Одиль всё свое внимание – и зоркий взгляд, и лёгкую улыбку на тонких губах, и абсолютно непроницаемое лицо. Одиль склонила голову в небольшом поклоне, сама не отводя глаз: кроликом она себя не чувствовала, а полюбоваться было на что. Она любила хищных птиц.
Впрочем, любовалась не она одна: Мишель, до того перебиравшая оставленные Леонор бумаги и изредка поглядывавшая на стоявшую с доньей Инес подругу, стала стрелять глазами и в сторону их стола, украдкой. Леонор, светской скромностью не обладавшая, сначала уставилась на новоприбывшего во все глаза, а потом, когда он небрежно скользнул по ней взглядом, видимо, сообразила, что перед ней квинтэссенциальный «проклятый дон», приосанилась и посмотрела на него с яростным вызовом святой перед богохульником. Одна только Марта осталась безучастна – но с другой стороны, она так и не открыла глаз, покачиваясь над своим учебником.
– Белла много о вас писала, – тем временем сказал он Одили, ответив небольшим, но доброжелательным кивком на её поклон. Точнее, выглядело это именно так, но как было на деле? Стена, а не человек! – Рад нашему знакомству.
– Для меня это честь, дон Франсиско. – Не сеньором же его звать!
Ксандер всё ещё молчал, но, впрочем, ибериец его будто вовсе не видел. Судя по всему, Ксандера это вполне устраивало: он выглядел так, будто не возражал бы совсем исчезнуть. Он не ёрзал, не оглядывался – он просто сидел абсолютно неподвижно и словно бы даже ни единого лишнего вздоха не делал. На дона Франсиско он не глядел даже мимолетно, но Одиль была готова поклясться, что никто здесь – даже смотревшая на дядю в упор Белла – не был так настроен на старшего иберийца, как будто они были связаны одним нервом.
– Надеюсь, экзамены идут хорошо, – всё так же безмятежно, как до того, сказал дон Франсиско. – Из твоих писем, Хьела, я так понял, что ни у тебя, ни у сеньориты де Нордгау, – он опять слегка улыбнулся Одили, одними уголками губ, – не должно возникнуть проблем.
– Нет, конечно, нет, – тут же отозвалась Белла; она тоже глянула на Одиль и как будто успокоилась – расправила плечи, чуть подняла подбородок, достала руки из-под стола и снова взяла свою булочку. – Всё вполне… Фелипе!
Вот теперь взгляд, который она бросила на дверь – Одиль ругнула себя за то, что села ко входу спиной – был по-настоящему и без малейших сомнений сияющим, и Одиль сочла допустимым опять повернуться. Вполоборота, чтобы и дона Франсиско из виду не
