упускать.
Открывшийся ей вид того стоил.
На пороге стоял – нет, не двойник дона Франсиско, потому что никогда, думается, даже в босоногом детстве дон Франсиско не был способен излучать такую лёгкость, жизнелюбие и доброжелательность. Глаза его светились, как окна, откуда на мир смотрит кто-то весёлый и любопытный, и взгляд, которым он окинул всех – даже Ксандера – был таким, будто он ожидал увидеть здесь друзей.
Впрочем, хотя в некоторых чертах лица между ним и его дядей угадывалось лёгкое сходство, они и физически были скорее различны, чем похожи. Любимый кузен Беллы был тоже высок, но шире плечами и крепче, и в отличие от аскетично затянутого в безупречное чёрное дяди, явно не видел греха в том, чтобы расстегнуть пару-тройку пуговиц на рубашке. Опять же, по контрасту с выбритым доном Франсиско, он оставил на щеках и подбородке небольшую щетину, тенью лёгшую на щеки и подчёркивавшую и без того выразительные скулы. Когда он шагнул через порог, стало ясно, что он хромает – но и это ничуть его не портило.
Одиль глянула – так и есть, эти шесть футов мужской красоты оценили все. Мишель одарила вошедшего нежной улыбкой; Педро хмыкнул и выдернул из её разжавшихся пальцев изучаемые страницы, но ничего не сказал. Леонор непроизвольно разгладила юбку, чего не делала на людях никогда, и, похоже, проглядела за обаянием новоприбывшего его полыхавшие рубинами запонки, чего за ней тоже не водилось. Даже донья Инес улыбнулась – не так чтобы широко, конечно, но вполне приветливо, хотя Фелипе ей едва не во внуки годился.
– Сядь, племянник, – промолвил дон Франсиско. – Мы как раз начали говорить об учёбе. Похоже, нашей девочке есть чем похвастаться.
– Вот как? – Фелипе нашёл место рядом с Одилью, и признаться, она была вовсе не против такого соседства. – Я перед первыми экзаменами здесь сутки зубрил, а потом сутки отсыпался. А Беллита свежа, как роза у родника.
Улыбка Беллы стала ещё шире, так, что даже ямочки проступили, что было и вовсе редкостью, но тут же она чуть поджала губы: видно, подруга вспомнила, что юной девице приличествует скромность.
– А почему вы так рано? – спросила она, переводя разговор настолько изящно, насколько умела. – Я думала, что вы будете послезавтра. Или вы хотите остаться?
На этот раз отозвался дон Франсиско.
– Нет, querida. Мы решили забрать тебя сегодня.
Белла чуть нахмурилась, удивлённо и слегка тревожно.
– Почему?
– Возникло небольшое дело. Семейное, – сказал её дядя; Одиль поймала его взгляд – поверх незыблемой непроницаемости лежал тщательно выверенный оттенок учтивого сожаления о том, что в данное дело не-родных, хоть бы и друзей, не посвятят. – Поэтому пообедай, конечно, и собирайся.
– Подожди, дядя. Я же сдала ещё не все экзамены!
Дон Франсиско поднял одну бровь.
– Да? И что тебе осталось?
– Символистика. И только! – добавила она даже с некоторой поспешностью.
Тот лишь небрежно пожал плечами.
– Немного. Ничего, мы подождем.
– Обсуждаете успеваемость? – раздался над ними голос доньи Инес, тут же опустившейся на один из двух оставшихся свободными стульев. – Как я понимаю, здесь у всех всё хорошо.
– Включая вашу подопечную, – заметил дон Франсиско, взяв вилку и небрежно подцепив кусочек утки с блюда. Впрочем, когда он оказался у него на тарелке, есть его он не стал. – Прекрасный ответ всяким… теоретикам благородной крови в кортесах, не так ли?
Помянутая подопечная, которая до того уже шагнула обратно к друзьям и записям, на этом отодвинула стул и тоже села, с решимостью воробья, задумавшего украсть добычу у вороны. Она даже голову наклонила набок точь-в-точь как тот воробей.
– А кровь вообще не имеет значения, – заявила она, глядя ему прямо в лицо. Говорила она на иберийском, не просто не скрывая, а подчеркивая свой деревенский говор. – Годный человек или моральный урод и угнетатель – это человек сам для себя выбирает.
Дон Франсиско перевел глаза на неё, и у него чуть дёрнулся уголок рта: похоже, он впервые за этот день оценил не преимущества, а недостатки сидения за круглым столом.
– Интересная теория, – сказал он всё так же словно бы чуть рассеянно. – Частично я даже с ней согласен. Потомок вольных людей всегда будет смел, неважно, солдаты у него в предках или полководцы, и тут вы – прекрасный пример, сеньорита…
– Леонор Гарсиа.
Она подняла подбородок, но поджала губы – довольно полные, что усиливало эффект. Видимо, его согласие не очень-то её радовало.
– Сеньорита Гарсиа, – покладисто отозвался он. – А потомки рабов – дело иное, у них в крови, или в традиционном многовековом воспитании, если угодно, – бездумная покорность.
– Те, кто были рабами, могут восстать, – отрезала она, – и добиться освобождения от оков.
Это она сказала даже как-то торжественно, словно кого-то цитируя, и вдохновенно, как проповедь, и непроизвольно всё же погладила свой амулет. При виде этого дон Франсиско еле заметно усмехнулся.
– Да? Возможно. – Он ткнул вилкой в утку и отодвинул тарелку. – Ван Страатен, принесите мне вина. У вас же, – он глянул в сторону Беллы, – оно тут есть?
У Леонор на этом распахнулись глаза так, словно он дал ей пощёчину, и её взгляд метнулся к Ксандеру, который уже всё так же бесстрастно вставал. Одиль тоже на него глянула, он слегка качнул головой – мол, «не надо» – но как-то неубедительно, и она встала тоже.
– Вино – прекрасная мысль, – сказала она. – Я, пожалуй, тоже посмотрю, что меня соблазнит.
На это она получила тень улыбки от Ксандера и – к своему удивлению – благодарный взгляд от Фелипе, который сидел молча, с видом человека, который предполагал плохое и теперь безнадёжно видит, как оно сбывается. Донья Инес сделала вид, что ничего не происходит – или, может быть, с её точки зрения, ничего особенного и не было. Леонор коротко кивнула. Белла же вовсе на неё не смотрела, сосредоточившись на дяде, и уже сделала вдох, чтобы что-то сказать, когда её прервала Леонор:
– А может, вы и правы, дело в – как это? Традиционном многовековом воспитании.
Это проигнорировать донья Инес, видимо, не смогла – в целях помянутого воспитания.
– О чём ты, девочка?
– О том, – отчеканила Леонор, – что у нас в деревне человек не смог бы дорасти до возраста мужчины, не будучи в состоянии сам себе вина налить. Если он в уме, конечно.
Должно быть, в учении о сословиях и классах, которым с такой готовностью делилась со всеми Леонор, что-то было, решила Одиль, украдкой глянув через плечо, потому что донья Инес, до того не без легкого удовольствия слушавшая едкие замечания девицы,
