принял сторону обвинения, – с некоторым злорадством сказал следователь. От интонации в его голосе веяло чем-то нехорошим, я интуитивно почувствовал, что разговор у нас не склеится. Хороший опер такие вещи улавливает на ходу. Хватило секунды, чтобы считать, на кого я нарвался.
Зря я начал с него, очень зря. Передо мной был яркий типаж упёртого фанатика, который не способен рассматривать иные точки зрения, кроме собственной.
Жаль, время невозможно обратить вспять. Но раз уж я здесь, отступать было поздно.
– Присаживайтесь, – пригласил следователь.
Я сел напротив его стола.
– Так по какому вы вопросу, гражданин?
– вроде буднично спросил следователь, но по тому, что меня не назвали товарищем, было ясно – у Самбура имелось какое-то предубеждение на мой счёт.
Только непонятно, чем оно вызвано…
– Я насчёт уголовного дела в отношении Александра Быстрова, – произнёс я.
– Ну и? – откинулся на спинку стула Самбур.
Он явно напрягся и был взведён, как пружина в часах.
– Дело в том, что я прихожусь Александру родственником. Он – свояк, муж моей сестры – Екатерины Быстровой, – всё сильнее понимая, что влипаю по полной, сказал я.
Теперь во взгляде Самбура появилось плохо скрытое презрение.
– Свояк значит… Ну-ну. Тогда у меня для вас плохие новости: дело практически закончено, остались небольшие формальности. Через пару дней отправлю его в суд.
– То есть вы считаете, что Александр – убийца?
– Убийца он или нет, определит суд, – брезгливо, сквозь зубы бросил следователь.
– Но лично у вас никаких сомнений на этот счёт нет?
– Знаете что, гражданин… Не знаю, с какой целью вы сюда явились и что вынюхиваете, но я начинаю думать, что здесь попахивает какой-то провокацией. Если вы в сию же секунду отсюда не уберётесь, я вызову милицию и распоряжусь задержать вас до выяснения обстоятельств, – Самбура аж затрясло.
– Может не стоит так кипятиться, товарищ следователь, – устало произнёс я.
– Какой я тебе товарищ! – вспыхнул тот.
– Ваня! – окликнула его Раиса, но Самбур ожёг её недовольным взглядом.
– Не вмешивайся, Рая! Никогда не позволю всякой контре – явной или скрытой, звать себя товарищем. Валите из моего кабинета, гражданин хороший, и не вздумайте больше подгребать сюда. Приговор над вашим родственничком узнаете из суда. Надеюсь, впаяют ему по полной! – разошёлся следователь.
Завёлся он не на шутку. Теперь всё стало ясно как днём – каши с товарищем Самбуром у нас не получится, только прогорклое варево. Даже если достану удостоверение и начну убеждать, что свой – только сильнее раззадорю этого долбаного фанатика.
Очень хотелось бросить ему в ответ что-то обидное, ткнуть носом в его же собственное дерьмо, но, боюсь, этим я лишь наврежу Александру. При желании следак может конкретно подгадить. Даже если кажется, что хуже некуда, выясняется, что дна у ситуации нет.
– Я вас понял, гражданин следователь. Не надо никакой милиции, я сам уйду, – поднялся я с места. – Приношу свои извинения, если был неправильно понят.
– Валите отсюда, гражданин! Валите быстрее! – процедил Самбур.
– Действительно, – спохватилась Раиса. – Вам нужно побыстрее покинуть кабинет. Давайте я вас провожу.
– Да я вроде сам найду дорогу… – произнёс я, но Раиса уже подхватила меня за локоть и практически вытолкала из кабинета, выйдя вместе со мной за дверь.
Там она приблизилась ко мне и прошипела:
– Вы что – с ума сошли?
– А в чём дело? – не понял я. – Я сделал что-то не так?
– Вы всё сделали не так! – устало вздохнула Раиса. – Зачем явились к Самбуру в таком виде?
– А чем плох мой вид? – Я окинул взором костюм, в который переоделся у Кати.
– Вы одеты как «бывший», а Ваня терпеть не может нэпачей и вообще всё, что связано со старым режимом.
– По-моему, по одёжке только встречают, – заметил я.
– Как вам сказать… Понимаете, Иван – он ведь не всегда был таким. Просто когда-то его поймали колчаковцы – выдал какой-то профессор из сочувствующей белым интеллигенции. Ваню пытали, пытали зверски – у него на теле живого места нет. А потом повели на расстрел. Только ему повезло – его ранило, но колчаковцы решили, что он мёртв, и бросили его тело в вырытую яму, где лежали трупы, десятки трупов других замученных и истерзанных людей. Иван выжил каким-то чудом. Он – хороший человек, добрый, умный, понимающий – вот только с тех пор у него в мозгу пунктик на контру, – заговорила Раиса, и по её тону и словам я понял, что она любит Самбура.
– А я, значит, одет как буржуй и потому похож на контру, – покачал головой я.
– Да, – подтвердила Раиса. – К тому же вы заговорили о деле Быстрова, вашего родственника. Он ведь в прошлом белый офицер, стрелял и пытал таких, как Ваня. Так что ничего другого от Ивана вы бы никогда не услышали… – Мне очень жаль, что у вас с Иваном сложилось такое неправильное мнение обо мне, – вздохнул я. – Попробую кое-что прояснить. На мне сейчас костюм с чужого плеча – мои вещи, к сожалению, промокли до нитки, пришлось позаимствовать кое-что из гардероба свояка. Ну, а сам я – в некотором роде ваш коллега, работаю в уголовном розыске, только не в Петрограде. – Я достал удостоверение и показал его Раисе.
– Вот, пожалуйста. Та внимательно изучила его.
– Убедились, что я не вру?
Она кивнула. Я убрал корочки в карман.
– Если с Иваном у нас разговор не сложился и, так понимаю, вряд ли теперь сложится – может, вы сумеете мне помочь, товарищ Раиса?
Нормальный опер умеет, когда нужно, включать обаяние, однако товарищ Раиса была влюблена в следователя Самбура, а любящая женщина – прочнее каменной стены и устоит против любых мужских чар. Так что мне обломилось сразу.
– Товарищ Быстров, мне нечего добавить к тому, что я уже сказала, – сухо произнесла она.
Поняв, что ловить здесь нечего, я распрощался и покинул здание суда.
Может, пойти в прокуратуру и накатать на этого следака телегу? Так мол и так – ведёт себя грубо, в каждом прилично одетом человеке видит контру, склонен к поспешным выводам и решениям.
Ну и кому после этой кляузы станет лучше? Самому ведь будет противно, ненавижу доносы и сутяжничество. И вообще: доносчику первый кнут! По-моему, вполне справедливо, особенно в таких ситуациях. Даже если заменят Самбура на кого-то другого – где гарантия, что новый следователь встретит меня с распростёртыми объятиями как самого дорогого человека на свете? Я бы на его месте сделал всё, чтобы мне же по итогам и прилетело, грамотных способов предостаточно.