и коренаст, Сергей – скорее тонкокостный и худощавый. У Жарикова – роскошная густая шевелюра, у Кондратьева – аккуратно причёсанные жидкие волосы и залысины по бокам, да и само лицо, несмотря на определённую правильность, скорее мальчишеское. Но это, не иначе, потому, что сейчас Сергею Ивановичу ещё не исполнилось двадцать пять.
– Что значит – «тот самый»? – удивлённо вскинул бровь он. – Откуда вы про меня слышали?
– Мой начальник, товарищ Смушко, о вас рассказывал. А ему в свою очередь рассказывал товарищ Ветров, – кое-как выкрутился я, не сводя с человека-легенды восхищённого взгляда.
– Страшно подумать, что обо мне понарассказывал мой начальник, – фыркнул Кондратьев.
Ветров улыбнулся.
– Вижу, вы споётесь, товарищи. В общем, Сергей, надо помочь товарищу Быстрову.
– Георгию… Можно просто – Жора, – добавил я. – И давайте сразу на ты.
– Тогда оставляю вас, – инспектор вышел.
– Говори, с чем пожаловал, Жора, – сразу взял быка за рога Кондратьев.
Я кивнул на цыганистого типа.
– А, этот… Ничего, Ваня Бодунов его расколет, – успокоил Сергей. – А ты не жмись, мы, как понимаешь, все свои. Идёт война, и сидим мы с тобой в одном окопе.
В этот момент зазвонил установленный в кабинете телефон. Кондратьев снял трубку, чему-то улыбнулся и, коротко ответив «Жив», положил трубку на место.
– Жена звонит, беспокоится, – слегка виновато пояснил он.
Я понимающе кивнул. Та самая Маша, которую зачем-то убили в книге и в кино. На самом деле она надолго пережила мужа.
– Слышал, что у вас тут весело… – протянул я.
– Да и у вас, думаю, не иначе, – без особой радости сказал Кондратьев. – Ну, чем помочь-то?
– Дело в том, – начал я, но тут в наш разговор вклинился напарник Кондратьева – Бодунов.
– Серёга, бросай всё. Цыган раскололся. Теперь мы знаем, где ховается Сеня Борщ.
– Он там один? – напрягся Кондратьев.
– Не знаю я, граждане начальники. Может один, а может, и нет. Он мне не докладывался, – заканючил Цыган.
– Все наши на выезде, – покачал головой Кондратьев. – Вдвоём Борща брать рискованно. Он калач тёртый, если не обложишь, как медведя в берлоге – уйдёт.
– Почему вдвоём? – спросил я.
Кондратьев и Бодунов недоумённо посмотрели в мою сторону.
– Втроём, – улыбнулся я.
– Товарищ, вы уверены? – спросил Бодунов. – Мы ведь не в бирюльки идём играть.
– Давайте без лишних вопросов, – сказал я. – Не первый год замужем.
– Отлично! – обрадовался Кондратьев. – У тебя оружие есть?
– Обижаешь! – Я продемонстрировал «Смит-Вессон».
– Патроны?
– Есть маленько. Но если ещё отсыплете – возражать не буду, – раскатал губу я, но был зверски обломан в лучших чувствах.
– Тут, брат, я тебе не помощник. У нас, в угрозыске, всё больше с «Кольтами» ходят. Это милиция револьверы таскает, – Кондратьев показал свой увесистый пистолет.
Бодунов достал такой же.
– Ладно, – вздохнул я. – Воюю своими. Вы мне хоть покажите карточку этого Борща, если есть, конечно. Я ведь в глаза его не видел.
– Это запросто, – заверил Кондратьев. – Момент!
Он достал из выдвижного ящика стола несколько фотографий, покопался в них и показал одну мне. На ней был изображён угрюмого вида мужик с характерным лицом, про которое принято говорить, что оно, дескать, не обезображено признаками интеллекта.
– Вот, любуйся. Физиономия словно иллюстрация теории Ломброзо. Ночью приснится – не отмашешься. Убийца первостатейный. Хотя я тебе вот что скажу из личного опыта, товарищ Быстров: врёт этот Ломброзо, как сивый мерин. Преступники – они разные бывают. С иных картины писать можно. Да и этот Борщ – не такой тупой, каким по карточке кажется. Нагляделся?
– Ага. Запомнил, – подтвердил я. – Встречу – не перепутаю.
– Тогда собираемся.
Сдав Цыгана конвоиру, мы поспешили на улицу.
– Далеко добираться? – поинтересовался я.
– Да рукой подать, – начал отвечать Кондратьев и сразу спохватился: – Стоп, ты всё равно город не знаешь. Но не переживай, долетим с ветерком. Для таких срочных выездов товарищ Петржак, начальник угро, велел держать специальное авто.
В легковой автомобиль почти на ходу запрыгнул ещё один сотрудник.
– Уф, еле успел, – вытирая пот со лба, сказал он. – Ветров сказал, что вы едете Борща брать, а я как раз освободился.
– Товарищ Шуляк, – коротко представил его Кондратьев. – А это товарищ Быстров – наш добровольный помощник.
Мы обменялись рукопожатиями.
Машина вылетела на Невский – если быть точнее, сейчас он носил название Проспекта 25го октября, вот только вывески на домах ещё не сменили. Да что говорить про обычные дома, если даже на здании губернского уголовного розыска всё ещё висела табличка с адресом «Адмиралтейский проспект, дом 8».
– Гони, Федя, гони! – нетерпеливо произнёс Кондратьев.
– Я и так выжимаю из «Фиата» последние соки! – сразу отозвался водитель. – Куда сильнее-то!
Внезапно на тёмном перекрёстке откуда-то сбоку вылетел грузовик. Мелькнула открытая кабина, дощатый борт кузова. Шофёр явно не видел нас, машина шла наперерез нашей.
– Твою мать! – заорал Федя, выкручивая руль.
Но было уже поздно.
«Фиат» на большой скорости впечатался в борт грузовика. Раздался треск, звон, визг тормозов, меня перебросило с заднего сидения на водительское, а Кондратьева словно катапультировало – он кубарем перелетел через капот и исчез где-то впереди.
Я с трудом приподнялся, башка кружилась, в ушах звенело, во рту чувствовался привкус крови – кажется, разбил губу.
– Серёга, где Серёга? – крикнул Бодунов.
Он чудом удержался на своём месте, наверное, успел за что-то схватиться перед ударом.
Я слабо махнул рукой.
– Где-то там. Сейчас проверю.
Появился насмерть перепуганный водитель грузовика – в кепке и стёганой телогрейке.
– Мужики, все живы? – простуженно просипел он.
– Ты чего творишь, сучёныш! – накинулся на него наш водитель Федя. – Тебя, сволочь этакую, не учили на дорогу смотреть?! Да если из-за тебя, гад, люди погибли – я ведь лично на месте шлёпну, как контру!
– Вы что?! – Шофёр попятился. – Я ж не нарочно!
Федя начал крыть его трёхэтажными матами.
Под его громогласную ругань я наконец выбрался из автомобиля и обнаружил Кондратьева. Будущая легенда советского сыска сидела на земле, рядом лежала слетевшая при аварии с головы кепка.
– Ты как? – спросил я.
– Ещё не понял, – признался он. – Такое чувство будто рядом снаряд от трёхдюймовки жахнул. Ощущения непередаваемые.
– Встать можешь?
– Отчего же не смочь? Смогу. – Он резво вскочил на ноги, затем нагнулся, поднял с земли кепку и, стряхнув с неё грязь, снова нахлобучил на голову.
Потом с сожалением оглядел изгвазданный костюм.
– Даже не знаю, как теперь жене на глаза показаться… Видок, наверное, хуже босяцкого.
– Главное, что живой, – успокоил его я.
– Это верно, – усмехнулся он.
ДТП, оно и в начале двадцатого века ДТП, то есть ничего хорошего. Из позитивного было разве то,
