— Я догадываюсь, что вы не в шахматы со мной поиграть прилетели, — буркнул Рональд и вновь бросил недовольный взгляд в сторону выхода.
Сьюзен не торопилась. Любопытство — не порок, прокомментировал про себя детектив. Девушка надеялась услышать что-нибудь из разговора, не иначе. Наконец, дверь приоткрылась, и в кабинет втекла миз Хилл. На крохотном разносике стояла малюсенькая кружечка кофе с микроскопической ложкой и парой печенюшечек. И это было расставлено как по линейке — стопроцентный глазомер Алекса не обнаружил ни одного отклонения от золотой пропорции в положении каждого предмета.
Брукс нейтрально поблагодарил сотрудницу, но по мелькнувшему на лице ассистентки испугу, детектив понял, что это предвестник грядущих разборок. Стоило двери закрыться, как сенатор бросил на Коллингейма нетерпеливый взгляд. Тот положил комм на стол, запустил режим миди-галопроектора и ткнул пальцем в середину файла. Над столом возникло изображение уже знакомой Алексу комнаты. То, что в ней происходило, придавало прозвищу 'Неукротимый Ронни' совершенно иной смысл. Пару минут сенатор наблюдал за событиями, а затем прервал демонстрацию.
— Откуда это у вас? — спросил он.
Увы, гарантировать, как Генри, что там больше ничего нет, детектив не мог.
— От преданного поклонника, — сформулировал Алекс.
— Подонок, — фраза была адресована не детективу. И, по всей видимости, личность оператора для Брукса загадки не представляла.
— Вас шантажировали этим?
— Издеваетесь? — с насмешкой поинтересовался сенатор. — Вы всерьез прополагаете, что этим, — на последнем слове был особый акцент, — меня можно шантажировать?
Алекс был вынужден признать правоту Рональда Брукса. Вряд ли бы его реноме пострадало, если бы файл стал достоянием широкой публики. Скорее наоборот, популярность сенатора подскочила бы до небес. Особенно, среди одиноких дам. И недомужчин. Хотя и нормальные мужики прониклись бы к главному действующему лицу уважением.
— То есть раньше вы ничего подобного не видели, и ваше предложение миз Стоунбридж с ним связано не было? — уточнил Коллингейм.
— Не могу сказать, что не видел, — произнес сенатор. — Даже участвовал. Но не предполагал, что являлся при этом галозвездой.
Ирония стерлась с его лица. Брукс помолчал. А затем попросил:
— Детектив, оставьте мне запись. На память.
Повода отказать у Алекса не было. И в чем-то он сенатора понимал. Как мужик мужика. Но на душе от просьбы остался неприятный след. Почему-то не так Коллингейму представлялась память о любимой девушке.
Попрощавшись, детектив направился к своему аэрокару. Огромное опустевшее здание вызывало неприятный холодок по спине. Вряд ли кто-то еще оставался на работе в такое время. Разве что охрана сенатора, где-то скрывавшаяся от глаз публики.
Алекс размышлял о Хелен. Какой она была на самом деле? Что ею двигало? Это могло бы помочь определиться с мотивом убийства.
Сексуальный голос Вечерней Феи с легкой бархатной хрипотцой пробирал до дрожи. Идеальная фигура. Безупречное лицо. Обаятельная улыбка. Алекс мог закрыть глаза и представить журналистку в мельчайших деталях. Теперь — даже без одежды. Но эти знания не давали ему никакой информации о том, что скрывалось за шикарным фасадом.
Хельга окончила престижный университет, подтвердила гражданство Китиары и направилась в Дальнюю Дыру Глубокого Космоса — на Атован. Планету, которую даже не найдешь на стандартном астрономическом атласе. Одна. Без поддержки своих соплеменников. Зачем? К любовнику? По заданию своего правительства? Паранойя закрутила Алекса, как позёмка дорожную пыль. К сожалению, подробности первых лет жизни китиарки на Атоване детективу были недоступны. И какими бы ни были причины ее прилета на планету, интереснее, почему она осталась.
Стоунбридж делала весьма неплохие (на непрофессиональный взгляд Алекса) и довольно опасные (на его профессиональный взгляд) аналитические обзоры. Программа Вечерней Феи привлекала Коллингейма не только самой Феей, но и объемным взглядом на события. Она умела связать в единую систему, казалось бы, разрозненные факты и сделать нестандартными выводами. Однако ее мужское окружение: что Шелдон, что Брукс, видели в ней лишь сексуальный объект. Во всяком случае, так она себя позиционировала. Алекс вспомнил гало-запись у оператора с явными эротическими провокациями со стороны журналистки и слова сенатора о том, что тот провел отпуск в постели. Судя по записи, сделанной Шелдоном из окна, занимались они там явно не обсуждением последних законодательных актов.
Отношения между оператором и Хельгой детективу тоже были не понятны. Если китиарка приняла предложение сенатора и планировала свадьбу, зачем травить душу напарнику? Вряд ли отношение Джорджа было для нее секретом. Как к ней попала последняя запись их показательного выступления с Бруксом? Не о ней ли хотела поговорить убитая с Шелдоном в вечер своей смерти? Зачем ей потребовалось разбивать фонарь?
Почему Стоунбридж не хотела рассказывать о готовящемся бракосочетании? Судя по реакции Монтенегро на новость о помолвке Хельги с сенатором, эта информация сняла бы массу проблем. Может, она не доверяла жениху и боялась оказаться брошенной за два дня до свадьбы? Или хотела оставить себе возможность соскочить? При этом вряд ли журналистка не знала, какие бурные обсуждения идут за ее спиной. Было что-то демонстративное в том, чтобы развернуть бриллиант внутрь. Будто она говорила: 'Вот, смотрите, у меня есть обручальное кольцо. Но кто мне его подарил, я не скажу. Ходите теперь и мучайтесь'.
Вопросов было больше, чем ответов. Как минимум, на порядок.
Алекс ждал утра, чтобы увидеться с Тайни.
Разумеется, для обсуждения личности Хельги Стуонбридж.
На следующий день Алекс проснулся совершенно вымотавшимся. Во сне он преследовал девушку в серо-голубой куртке военного кроя. Казалось, вот догонит, но она скрывалась в толпе, мелькая поднятым капюшоном где-то далеко впереди. Только под самое утро Коллингейму удалось настичь беглянку. Детектив рванул ее к себе за плечо, но вместо лица Хельги Стоунбридж увидел… Тайни. Лицо китиарки было удивленным. 'Алекс?..' — спросила Роул, будто не убегала от него всю ночь.
Коллингейм доплелся до кухонного отсека, поставил на авторазогрев пачку сбалансированного белкового завтрака и побрел в санблок. Под прохладным циркулярным душем остатки сна тут же стекли в канализацию. Алекс надеялся, что замкнутый цикл не вернет их потОм ему же обратно. Сновидения почему-то оставили неприятный осадок.
Растеревшись жестким полотенцем и перекусив, детектив решил не тратить время зря, и отправиться к Шелдону прямиком из дома. Он и так целую ночь на миз Роул потратил. К тому же прямой мужской разговор показался Алексу лучшим решением. Сообщив напарнику, что приедет чуть позже, он направился по уже знакомому маршруту в редакцию новостей 'Атована-Первого'. Джорджа детектив обнаружил на рабочем месте. Красная сеточка сосудов в его глазах и отекшие веки сказали Коллингейму, что ночные догонялки с китиаркой — не худший способ ночного времяпрепровождения.
— Над чем вы теперь работаете? — участливо поинтересовался детектив у оператора.
— Монтирую не вышедшие в эфир материалы с Хель, — ответил тот, погруженный в работу.
— Так вроде же эротика к показу на центральных каналах запрещена? — Алекс изобразил недоумение.
Шелдон оторвал взгляд от монитора.
— Вы о чем? — спросил он.
— Я о частных записях, сделанных вами из окна квартиры напротив Хельгиной, — охотно пояснил Коллингейм, усаживаясь на стул, где обычно сидела китиарка. Место оказалось гораздо удобнее табуретки, и Алекс еще раз похвалил себя за то, что не взял Роул с собой.
Нужно отдать должное Шелдону: после минутой паузы на обдумывание, тот смутился.
— Откуда вы знаете? — задал он вопрос, отводя взгляд.
— От Хельги.
Вытянутое от природы лицо оператора, казалось, удлинилось еще сильнее.
— А она-то откуда узнала?
