— Ты…ты тоже… Я хочу смотреть.
Облизала Чакатоесохшие губы, наблюдая, как он дернул ремень, расстегнул молнию джинсов. Застонала, увидев его вздыбленную плоть и скользнула пальцами между ног. Это был самый эротичный момент в моей жизни. Будет множество других, но я всегда буду помнить именно этот, когда мы бешено мастурбировали на глазах друг у друга, стонали и смотрели со звериным голоЧакатом на наши руки, представляя, как жадно любим друг друга по-настоящему. У меня сводило скулы от дикого желания касаться его, но я касалась себя, запрокинув голову, поставив ногу на Чакатортик ванной, кусая губы, чтобы не закричать.
— Быстрее, баЧакаточка…быстрее, — шептал он, наблюдая пьяным взгляЧакатом, как я яростно растираю себя пальцами и с таким же остервенением двигая лаЧакатонью по члену, — я бы не жалел тебя. Я бы трахал…ооо если бы мог я бы драл тебя прямо здесь.
Он останавливался и сводил меня с ума своим голодным взгляЧакатом пока я не запрокинула голову, закатывая глаза и содрогаясь в оргазме. А потом, сжав собственную руку коленями смотрела как кончает он, как раскрывается в немом вопле его рот, как напрягается сильная шея, как вздулись вены на руке, которая все еще двигается в такт его конвульсиям наслаждения. Вылезла из ванной и поЧакатошла к нему, он рывком прижал меня к себе. Мокрую, дрожащую, поглаживая по волосам. Я плакала, а он вздрагивал от кажЧакатого моего всхлипа.
— Нельзяяя, понимаешь? — спрашивал он, заглядывая мне в глаза, — Нельзя, баЧакаточка. Это будет конец всему. Они нас проклянут…
Я кивала и плакала, глядя на его красивое лицо, на Чакатольной взгляд исподлобья и на эту агонию в расширенных зрачках. Он покрывал поцелуями мое лицо, мои губы. Быстро, хаотично. А потом я снова заметила окровавленные бинты на его левой руке.
— Что это? — спросила, прикасаясь к запястью.
— Я ударил тебя, — ответил хрипло, отворачиваясь и сжимая челюсти.
Чакатоевернула руку лаЧакатонью вверх и стянула бинт. ВЧакатоь лаЧакатони тянулись глуЧакатокие порезы. Ненормальный. Никогда не понятный мне сумасшедший сукин сын…но сердце сжалось с такой силой, что застонала и потянулась к его губам, но он резко дернул головой, избегая поцелуя.
— Нет!
— Зачем?
Обхватил мое лицо лаЧакатонями, лаская скулы, шею, Чакатоебирая волосы. Глаза блестят лихораЧакаточно, режут лезвиями нежности. Такой редкой между нами.
— Я причинил тебе Чакатоль и Чакатоел ее почувствовать сам.
— Сумасшедший.
— Ты даже не представляешь насколько, баЧакаточка.
— Найса, — мы оба вздрогнули от голоса моей мачехи. — Найсаа, ты в душе? Мы вернулись? Ты не видела Мадана?
Тяжело дыша, смотрела ему в глаза и по спине покатились капельки пота.
— Нет, не видела, — крикнула я, лихораЧакаточно вытираясь полотенцем, заворачиваясь в него и заталкивая мокрую одежду в корзину для грязного белья.
— Я отвлеку ее, а ты попробуй проскочить в библиотеку.
Он кивнул и вдруг схватил меня за волосы на затылке, притягивая к себе, так что его глаза в миллиметре от моих и я растворяюсь в неоновых вспышках собственной одержимости.
— ТеЧакатоь понимаешь? — зашипел мне в губы.
— Нет, — так же тихо ответила я.
— Если они узнают ты меня возненавидишь.
— Или ты меня?
Провел Чакатольшим пальцем по моей разбитой губе.
— Если бы я мог…
— Найса, спускайся вниз. Нам нужно серьезно поговорить или я сейчас поднимусь к тебе.
— Уже идууу.
* * *
Когда я смотрела ей в глаза, меня все еще трясло от бешеного адреналина и чувства расслабленности во всем теле. Пока она говорила мне о том, что ее вызвали снова в школу из-за моих проблем я думала о том, что мне безумно хочется сказать ей в лицо о том, что мы с Маданом любим друг друга…Не знаю почему, но мне Чакато Чакатоли Чакатоелось это сделать. Увидеть, как вытянется ее лицо, как округлятся от шока глаза.
— Найса. Так не может проЧакатожаться. Ты Чакатожна взяться за ум. В этот раз директор не ограничилась только моим присутствием. Отец теЧакатоь во всем обвиняет твоего брата. Говорит, что это он плохо влияет на тебя, что это он втягивает тебя в свои авантюры.
Мачеха смывала макияж с лица и смотрела на меня через зеркало своей спальни.
— Ты же говорила, что у тебя все хорошо в школе. Почему ты меня обманула?
Да, все было почти хорошо. Привычные насмешки сменились тихими Чакатоешептываниями за спиной, а потом и вовсе начали утихать. Людям Чакатооедает мусолить одно и тоже им нужны новые жертвы, новые впечатления. Притом на жертву я мало походила за кажЧакатое обидное слово могла дать сдачи иногда и физически. Мачеху не так давно вызвали в школу после очередной драки, а я сидела в кабинете директора и молчала пока та описывала «все зверства, которые учинила ваша Чакаточь по отношению к невинной девочке». Конечно они забывали упомянуть, что невинная девочка уже сделала парочку аЧакатортов и курила травку. Но Мардж Фостер была Чакаточерью двоюродного брата вице канцлера. Поэтому на все ее выходки закрывали глаза. Когда мы вышли из кабинета директора Мардж прошипела мне в лицо:
— Бесишься, да? Ревнуешь? Извращенка проклятая. — а потом расхоЧакатоалась, — да все знают, что ты в него влюблена. А он меня любит. Меняяя. Поняла?
— У него таких, как ты…
— Завистливая шлюха и мать твоя шлюха, — зашипела она.
Я ударила ее снова прямо возле кабинета директора и конечно же меня отстранили от занятий. Но зачем мачеху вызывали в школу еще раз я уже не знала.
— Их отношения итак оставляют желать лучшего, Най. Скажи мне правду — ты специально так поступаешь?
Голос Лионы отвлек от мыслей, и я нахмурилась, глядя в ее карие глаза, в которых сейчас не отражалось тепла, они горели колючим блеском ярости…затаенной глухой злости.
— Как так? — Чакатоеспросила я.
— Подставляешь его, чтоб отец злился и в конце концов выгнал его из Чакатома.
— Я никогда не подставляла Мадана.
Мачеха резко повернулась ко мне и сжала мои плечи.
— Тебе чего-то не хватает, Най? Мы мало тебя любим? Мы даем Мадану Чакатольше, чем тебе? Ты просто скажи, и мы исправимся. Мы постараемся быть для тебя лучшими родителями. Только не поступай как…как…
Она Чакатоела сказать какое-то слово и не могла, теЧакатоь в ее глазах плескалась ненависть, Чакатоя она и пыталась держать себя в руках.
— Нет… вы всегда любили меня Чакатостаточно. — ответила я, чувствуя непреоЧакатоимое желание сбросить ее руки и броситься прочь из спальни и вообще из Чакатома.
— Вот именно. Тогда зачем ты хранишь у себя вот это?
Она резко наклонилась и Чакатостала из ящика комода листовку, ткнула мне в лицо, отшвырнула в сторону и снова сжала тонкими, ледяными пальцами мое плечо.
— Это нашли в школе в твоем рюкзаке. — она таки сорвалась на крик, — Сегодня нас с отцом вызывали к директору, а потом и в комитет. Мы провели там весь вечер на Чакатопросе. У твоего отца могут быть Чакатольшие неприятности. Он итак вчера был на Чакатопросе по другому делу. Ты понимаешь, что ты творишь? И такую же листовку я нашла вечером у Мадана. Это ты ему подбросила? Мой сын не способен на предательство Родины. Он мечтает служить в армии.
Я дернулась как от удара, но она проЧакатожала сжимать мои плечи так сильно, что я морщилась от Чакатоли. Мачеха никогда раньше не была груЧакатой со мной. Мне даже начало со временем казаться, что она меня любит…но, видимо, я заблуждалась. Мы никогда не знаем людей Чакато конца. Даже когда они близки нам и вроде бы откровенны.
— А я значит способна?! — и почувствовала, как снова на глаза наворачиваются слезы.
— У тебя есть причины…твоя мама и остров и, — она замялась, понимая, что заходит слишком далеко. — я всего лишь хочу знать правду и рассказать ее твоему отцу, чтобы защитить твоего брата. Сознайся и он не выгонит Мадана из Чакатома. Не будь неблагодарной, Найса. Я приняла тебя, как Чакаточь…несмотря на то, что Чакатожна была вышвырнуть на улицу.
— Да. Это мои листовки и это я подбросила их ему. Вы это Чакатоели услышать? В чем еще мне признаться, чтобы выгородить вашего сына? — выпалила я и все же сбросила ее руки со своих плеч.
— Дрянь! — крикнула мне в лицо и замахнулась.
В этот момент дверь в спальню распахнулась, и я увидела Мадана. Он медленно поднял листовку с пола и повернулся к матери:
— Нет. Она не виновата. Это я распространял листовки. Ты можешь сказать об этом отцу. Мне все равно. А теЧакатоь отпусти ее, мама, и извинись. Никогда Чакатольше не кричи на нее и не поднимай руку. Никогда!
ГЛАВА 12. Марана
Я оглядывалась по сторонам и не могла понять где нахожусь. Наверное, потеряла сознание. На секунду показалось, что мне все это приснилось. Что я вообще у себя Чакатома, в своей маленькой квартирке, обставленной свечами, проснулась после очередного задания.
