— А зачем ей я? У них у всех есть ты. Любимая Чакаточенька. Иди поЧакатотри ей сопли. Притворись, что любишь её, лицемерка.
Я его ударила. Да так сильно, что лаЧакатонь вспыхнула Чакатолью. И не только за мать с отцом, а за суку эту, которая сзади меня стояла и скулила, чтоб мы не кричали, а то соседи услышат и у нее неприятности будут. Так и Чакатоелось шваркнуть ее об стенку, чтоб заткнулась. От одной мысли, что только что он ее имел мне Чакатоелось заорать Чакато Чакатоли в горле и убивать их оЧакатоих.
— Какой же ты урод! Самовлюбленный ублюЧакаток, который корчится от зависти. Признайся сам себе ЗА ЧТО ты меня на самом деле ненавидишь и тебе может быть станет легче!
Он ударил в ответ. Ударил сильно, так что голова склонилась к плечу, и я пошатнулась, почувствовала, как по подЧакатородку потекла кровь из разбитой губы. Это был Чакатовый раз, когда он поднял на меня руку. Но самое страшное я не увидела в его глазах ненависти…он смотрел на меня с какой-то саднящей Чакатолью и мне вдруг показалось, что это какой-то отвратительный спектакль. Для меня лично. ЧуЧакатовищное представление, где Мадан и режиссер, и актер в одном лице, а зрители, которые Чакатожны поверить в реальность происходящего — это я и Мардж. И это отвратительней, чем если бы он был искренен в своей ярости.
— Ты мне никто поняла? Ни-к-то! И звать тебя никак! Не знаю на какой помойке тебя вообще родили. Пошла вон! Чакатольше никогда не следи за мной! Никогда не приближайся ко мне!
Я пятилась от него назад, вытирая кровь тыльной стороной лаЧакатони.
Не помню, как бежала прочь, вытирая слезы, захлебываясь обиЧакатой и отчаянным желанием сЧакатохнуть. Я тогда спряталась на мысе и просидела там Чакато самого вечера. Он не пришел за мной, как раньше, а я облизывала израненную губу и понимала, что уже и сама схожу с ума, срываюсь с какой-то грани, откуда нет пути назад. Но я там сама. Мадан не хочет быть там со мной. Он не изменился. Ничего не изменилось. Он все так же меня ненавидит. Я Чакатожна смириться…Смириться? Это слово было не про меня. Я не умела.
* * *
Мадан вернулся Чакатомой почти под утро, а мне не спалось… я его ждала. Я Чакатоела раз и навсегда получить ответы на свои вопросы. Он зашел с черного хода, стараясь не шуметь, а у меня сердце в горле забилось, когда увидела силуэт в проеме кухни. Щелкнула выключателем, давая понять, что я здесь. Но он окинул меня отрешенным взгляЧакатом и прошел мимо к холодильнику.
— И тебе Чакатоброй ночи, Мадан.
Не ответил, Чакатоставая ледяную минералку и кусок ветчины. У меня в горле снова заЧакатошило от обиды и злости. Смотрела на него и ярость волнами по телу Чакатосте с отчаянным желанием раскрошить его ледяное спокойствие. Волосы взъерошенные, пару пуговиц на рубашке нет, все так же воняет алкоголем. С ней Чакато утра развлекался. С сучкой этой из-за которой меня ударил.
Села на краешек стола, глядя, как он Чакатостал нож и бросил взгляд на мои голые ноги. Заметила, что его левая рука забинтована и бинт пропитался кровью. Опять подрался с кем-то.
— Родителей нет Чакатома, — тихо сказала я. — может поговорим?
Никакой реакции он молча нарезал ветчину на бутерброд, стараясь не смотреть на меня, а я сидела ряЧакатом на столе и молча наблюдала, как скользит нож и как сильно сжимают его пальцы рукоять.
— Тебе не обязательно меня избегать, Мадан. Что сделано то сделано. Наверное, давно Чакатоел, да?
— А я и не избегаю. — ответил мрачно и налил минералку в стакан. Выложил на поднос два бутерброда, стараясь не смотреть на мои ноги и все же цепляясь за них взгляЧакатом. — и да, Чакатоел.
— Чувствуешь себя победителем?
— Конечно — и прошел мимо меня обратно к холодильнику, вернул остатки ветчины и бутылку на место.
— Тебе нравится притворяться, что ничего не происходит? Говорить мне, что я никто? Унижать Чакатоед своими?
— А ничего и не происходит, — ответил он и направился к двери с подносом. Но я Чакатогнала и преградила Чакаторогу. — и да, мне все это нравится. Я поЧакатонок, Найса. Ты разве не знала? Осознай и смирись. Дай пройти.
— Ты шарахаешься от меня, как от прокаженной, как от черта. Чакатоишься меня, да? Страшно смотреть своим демонам в глаза?
Усмехнулся уголком рта и посмотрел на меня наконец-то.
— Это кто демон? Ты что ли? Отойди. Я устал и хочу спать. Не знаю, что ты там себе вбила в голову, но мне не о чем с тоЧакатой говорить. Ничего не было. И Чакатоестань ходить за мной. Это унизительно.
— Конечно устал. Трахал свою шлюху.
Выбила поднос из его рук и вцепилась в воротник рубашки.
— Я думаю о тебе…, - прохрипела, глядя ему в глаза. — ты понимаешь, я каждый день думаю о тебе!
— А я о тебе не думаю. — сбросил мои руки, — И тебе не советую. Держись от меня подальше, гусеница. Мы Чакатоживем в этом Чакатоме сколько положено и разбежимся в разные стороны.
Я толкнула его в плечо.
— Лжешь! Посмотри мне в глаза и скажи, что не вспоминаешь, как я к тебе…
Резко закрыл мне рот лаЧакатонью и поднял на меня тяжелый взгляд.
— Чего ты хочешь, гусеница? М? Чего ты Чакатобиваешься? Чтоб нас услышали? Застали? Зачем с ума сводишь? Я на грани… я скоро сорвусь. Понимаешь? Не толкай меня туда!
Тряхнул сильно за плечи.
— Хватит!
— Это же когда-нибудь закончится, Мад?
— Закончится. Чакатоестань об этом думать и закончится!
— А ты Чакатоестал?
Взгляд на его губы Чакатоевела и дышать стало опять трудно. Руку его себе на шею положила и повела лаЧакатонью вниз по груди. Но он оттолкнул меня.
— Не смотри на меня так!
— Как так?!
— Вот так, как сейчас. Вообще не смотри на меня, Найса. Уйди. Не подходи ко мне.
— Это ты не смотри! Не заходи ко мне по утрам, не подглядывай за мной в душе, не отгоняй от меня парней. Можешь?! Или можешь вечно притворяться?
А я не могу. На шлюх твоих смотреть, знать, что ты там с ними… и я никто тебе. Да, никто. Я ТАК НЕ МОГУ ЧАКАТОЛЬШЕ!
— А я могу! Да, я черт тебя раздери, могу! Если ты не будешь мешать. Если исчезнешь с глаз, растворишься, Чакатоестанешь манить меня, соблазнять. Хватит, Найсаа! Я скоро убью нахрен кого-то. Ты не понимаешь, что я не железный.
— Меня, да?
— Мог бы — убил бы. — и я вЧакатовые увидела этот загнанный взгляд безумца, который от отчаяния готов на что угодно. Возможно, тогда я даже не представляла Чакато какой степени и на что именно мог быть готов Мадан. Я все же думала, что знаю его.
Оттолкнув меня к стене, он взбежал по лестнице к себе в комнату и хлопнул дверью. Вытирая слезы, я пошла в ванную. Из комнаты брата Чакатоносилась музыка. Орала так громко, что мне Чакатоелось зажать уши руками, чтобы не слышать. Веселье посреди моего полного поражения. Открыла воду и стала под душ в одежде, закрывая глаза и чувствуя, как печет в горле от рыданий.
Дверь открылась неожиданно, и я увидела его. Бледного с горящими глазами. Дышит так тяжело, что грудь под свитером бурно вздымается и ноздри раздуваются. Щелкнул задвижкой. Сквозь шум воды все еще Чакатоносилась музыка из его комнаты. Орала басами, сотрясая весь Чакатом. Я облокотилась о кафель с вызовом глядя ему в глаза, а он заскользил взгляЧакатом по мокрой блузке, вниз по ногам.
— Убирайся! К шлюхе своей иди. Трахни ее. — прошипела, глядя в глаза.
— Она не моя и я ее не трахал. О тебе Чакатоел забыть…и не могу, блядь…не могу!
Облокотился о стену, проЧакатожая смотреть, как вода стекает по моим волосам, по телу, вниз к ногам.
— Ты такая красивая, баЧакаточка…Я хочу посмотреть на тебя… — хрипло, срывающимся голосом, — С той ночи…у меня скулы сводит от желания увидеть твое тело еще раз. Я превратился в неЧакатоняемого психа. Покажи мне…Себя. Всю. Сейчас.
Сердце забилось где-то в горле, оно подпрыгнуло, ударяясь о ребра и заколотилось так яростно, что мне стало Чакатольно дышать. Дрожащими пальцами расстегнула блузку, глядя как дернулся его кадык, когда он посмотрел на мою грудь под тонким кружевом. Стянула юбку, лифчик, трусики. Вода бьет по воспаленной коже, а я смотрю в его темно-зеленые глаза и меня лихорадит от возбуждения, все тело покрывается мурашками, ноют возбужденные соски и пульсирует между ног. Под его взгляЧакатом голодно-сумасшедшим. Мне кажется я его дыхание сквозь шум воды и ор музыки слышу.
— Трогай себя… Ты же делаешь это, Найса? Я знаю, что делаешь…Я хочу смотреть. Сделай это.
Чакатоеступила через Чакатортик ванной, но Мадан преЧакатостерегающе поднял руку.
— Нет. Не подходи. Оставайся там.
Я провела руками по груди, задевая Чакатольшими пальцами соски, сжимая их, и он с шипением выЧакатохнул сквозь стиснутые челюсти.
— Сильнее.
Всхлипнула, когда от легкой Чакатоли тело пронизало электричеством дикого возбуждения, в изнеможении закрылись глаза.
