По неофициальным сведениям, промелькнувшим в европейских газетах, Великий князь Северингийский заметил по этому поводу: «Это большая потеря для «Готорн Синема»! Ах, как жаль!..»
А расследование по делу Мартена Дюпона-Саба так и закончилось ничем. Ни сам Дюпон, ни его тело обнаружены не были, принадлежность отпечатков пальцев известному кинодеятелю Мартену Саба доказать было невозможно, за отсутствием самих пальцев, — никаких оснований для опротестования его завещания или конфискации имущества не имелось. И в предусмотренный законом срок Сюзанна Лагерлилиан, несостоявшаяся супруга пропавшего без вести Мартена Саба, вступила в права наследования.
5Утром Мартен проснулся от щелчка замка. Быстро вспомнив, что сейчас он находится в далеком будущем, Мартен не стал вскакивать и беспомощно озираться в ожидании неприятностей: «Я в гостях у своей знакомой, любезной мадемуазель Шано Шевальер, и никто не имеет права нарушать мой покой. Да, а как в этом мире звонят в полицию?»
Полицию звать не пришлось. Это явилась сама любезная мадемуазель Шевальер, вошла, заглянула в комнату, оценила мускулистый, хотя и несколько бледноватый торс гостя, спящего на тахте в одних пижамных брюках, пожелала ему доброго утра и отправилась на кухню, крикнув:
— Я пока тебе кофе приготовлю.
Мартен решал задачу, насколько прилично пройти мимо нее в ванную без пижамной куртки, потом подумал, что, если мадемуазель начнет возмущаться неотесанностью, он всегда сумеет вывернуться и, захватив с собой джинсы и туалетные принадлежности, невозмутимо отправился приводить себя в порядок.
Сомнения были напрасными; его вид не оскорбил стыдливости Шано; она спокойно спросила, не сделать ли ему к завтраку яичницу.
Мартен не стал отказываться и героически вступил в схватку с бритвенными принадлежностями. В общем-то как будто ничего сложного, но память о бритве, которой он брился последний раз прошлым — много десятилетий назад! — утром, еще оставалась в его руке, и та постоянно сбивалась с необходимого новому инструменту направления. Все же выбрился он, насколько мог, тщательно, но пообещал себе, что, как только обзаведется деньгами, отыщет старинный добрый, без всяких новомодных ухищрений, «золинген».
Он вышел из ванной, чувствуя себя в новой одежде форменным бродягой; утешило только то, что юбка Шано оказалась еще на дюйм короче, чем вчера.
— Психи, — сказала Шано, ставя перед ним чашку и тарелку с бутербродами. — Какого черта они напялили на тебя это старинное шмотье? Без него ты смотришься куда лучше!
Мартен с натугой обдумал сказанное и решил промолчать, занявшись бутербродом. Тот оказался каким-то безвкусным. Шано, однако, с аппетитом поедала свой; пила она не кофе, а подогретое молоко.
— Я принесла тебе книги, — сообщила она. — Ты по-французски читаешь?
Мартен подтвердил. Она подтянула к себе стоящую на полу сумку и вывалила книги на стол.
— Ну, кирпичины, — заметила она. — Если тебе эти камни не нужны, я тебя ими убью!
— Нужны, — заверил ее Мартен. — С удовольствием почитаю.
— И эту?
«Лица вещей». Мартен заглянул в середину книги и решил, что эта детская книжка нужна ему больше, чем увесистые фолианты по истории.
— Ты прелесть! — заявил он. — Это именно то, что нужно. Я и не думал, что бывают такие книги.
— Я еще и газеты принесла.
— Спасибо, — искренне поблагодарил Мартен.
— Да ладно, — улыбнулась Шано и напомнила: — Все будет поставлено в счет.
Мартен кивнул и развернул газету. Ломать голову над содержанием он решил попозже, а пока больше просматривал рубрики и заголовки. Ближе к последней странице глаз зацепил в мелком шрифте знакомое имя — «Акил Героно».
Мартен остановился и, вернувшись к началу страницы, начал читать внимательней. Неужели имя мальчишки-аптекаря ему причудилось? Но нет: «…на сто четвертом году жизни умер старейший житель нашей столицы Акил Героно…»
Ах ты, аптечная склянка! Сколько ухитрился протянуть! А жил-то, жил где — в его, Мартена, доме на тихой улочке в Алекс-парке!!!
Мартен спохватился, не заметила бы всплеск его чувств Шано. Однако та была занята своим молоком, а вскоре нетерпеливо глянула на часы и убежала, бросив на прощание:
— Ну, посуду ты сам домоешь…
Мартен вяло прополоскал чашки под проточной водой, убрал продукты в холодильник и ушел из кухни. Холодильник, электрокофемолка, непонятная белая с экраном, как у телевизора, печь-микроволновка и висящий на стенке коробок с мигающими цифрами нервировали его. Коробок, впрочем, оказался хитрой конструкции часами, но от него, как и от всех прочих непонятных предметов, Мартен старался держаться пока подальше.
Мысль об Акиле Героно не оставляла его, он снова взял в руки газету и еще раз прочел заметку. Собственно, сам Акил мало его волновал, даже забавно было представить этого мальчишку дряхлым стариком. Однако вот совпадение: вчера Мартен очнулся и оказался здесь, в другом времени — и вчера же умер тот, кто, судя по всему, был повинен в этом. Случайность? Нет, Мартен не мог поверить в такую случайность… Впрочем, спешить с выводами все-таки не стоило.
Он почитал «Лица вещей» и немного поэкспериментировал с магнитолой и видеомагнитофоном; на магнитофонных кассетах были записаны причудливые новомодные песни, ни ритм, ни мелодии которых не понравились Мартену, слишком они были непривычны и причудливы, а тексты примитивны и бессвязны. Гораздо больше его заинтересовало видео. Среди кассет с фильмами, мало отличавшимися от тех двух книжек в пестрых обложках, что он листал вчера вечером, попалось несколько весьма любопытных. Эти ленты были сняты на улицах города; объектив обычно выбирал из толпы какого-нибудь человека и неотвязно следил за ним. Удивительно, что Шано бросила эти записи без присмотра; если она проявляла интерес к некоторым людям, вряд ли это следовало афишировать, но может быть, эти записи уже потеряли свою ценность.
Мартен задумался: пистолет — вовсе не дамский, заметьте! — слежка за людьми на улицах и странный аппарат под названием «компьютер» — все это как-то не очень сочеталось с образом легкомысленной девицы в короткой юбке.
Мартен полистал историю двадцатого века. Что карта Европы за истекшие десятилетия изменилась, его не удивило. Труднее было понять то, что за эти десятилетия в мире были две мировые войны одна страшнее другой. Да как же так?! Тогда, в начале века, почему-то все твердили, что войны уже быть не может, потому что средства войны стали настолько изощренными, что воевать в таких условиях решатся только безумцы. Впереди были целые десятилетия мира — а оказалось, до мировой войны оставались считанные годы…
