— А Хенриксон тут причём? — спросил начальник. И Антуан Гам вынужден был покачать головой:
— Не знаю точно. Но какая-то связь должна быть. По всем показаниям, он похож на того парня, который может иметь отношение к организации, ставящей перед собой такие цели. Слишком уж индивидуалист. — По большому счёту, Антуана раздражало именно это. А может, и то, что к этому парню проявила интерес такая девушка, как Лаура Мартинес. — Это всё как-то связано, хотя пока я не знаю, как. Возможно, в этой организации происходит … ну, скажем, борьба за власть. Убийства могут быть следствием этого, а может быть, есть какая-то иная причина.
— Мне кажется, всё это … притянуто за уши, — покачал головой начальник. Но он понимал, что, если вдруг Гам окажется прав, а выяснится, что он зарубил идею, — проблемы начнутся уже у него. А потому следовало принять осторожное решение. — Я разрешаю начать проверку всего этого. Но тихо и ненавязчиво, чтобы никто ничего не заподозрил. Это особенно важно, если девушка служит в полиции… Мне это совсем не нравится. Но проверить можно. Только, чтобы это не отвлекало слишком много ресурсов.
Это было лучшее, на что он может рассчитывать в данной ситуации, понимал Антуан Гам. А потому уточнил:
— Можно начинать проверку?
Начальник посмотрел на отметку времени на проекции экрана на белой стене кабинета.
— Да, только завтра. Сегодня нам уже скоро по домам.
— Хорошо, сэр.
Дом Ахмеда оказался таким же, как остальные в посёлке, разве что несколько больше. И стада животных возле него не было.
— Потому что я здесь — купец, — пояснил он. — Потому мне и автомобиль нужен. Потому я и на английском говорю. И детей учу.
— Кстати, что с Джабаром? — поинтересовался Ян.
— Будет жить. Ходить тоже будет, но не сразу, — пожал плечами хозяин. — Входите, друзья. — И он открыл перед гостями дверь.
Их встретила женщина, в длинном коричневом платье и платке, закрывающем волосы. Ахмед сказал, что это Самина, его жена, а потом о чём-то говорил с ней на родном языке. По-английски она не говорила, а вскоре ушла, получив, как объяснил хозяин, указания о приёме гостей. Кресел или стульев тут не было. Сидеть нужно было на небольшом возвышении пола, покрытом ковром. Не было и традиционной посуды, Ахмед пояснил, что едят они из своеобразных глиняных горшочков. И пьют тоже, только те горшочки были поменьше.
— Теперь всё не так, как когда-то. Но одно осталось, как и было: вино мы пьём только в особых случаях. Сегодня как раз такой: вам это нужно. Правда же? — Он подмигнул. — А если я присоединюсь к вам, Самина не будет возражать.
— А если мы пригласим и её, то тем более, — предложила Лаура.
— Вообще-то, у нас так не принято. Но, раз ты предлагаешь… — И женщину позвали к столу. А приготовленное ею мясо оказалось таким вкусным, что Лаура тут же, через Ахмеда в роли переводчика и под одобрительные кивки Яна, стала выяснять рецепт, чем немедленно расположила к себе хозяйку.
Освещение, кстати, здесь было масляными фонариками. Ахмед объяснил, что в домах электричества нет. Электростанция совсем маленькая, и хватает только на насосную станцию и на мастерские, где стоят старые станки.
— Мы многие детали для ремонта машины сами делаем. А как, по-твоему, она до сих пор ездит? Автоматы, кстати, сами делаем тоже. Они не так хороши, как те, что остались от старых времён, но всё же. — Ян теперь понял, почему так отличались друг от друга экземпляры оружия, которые он держал в руках в хозяйстве Натти. Некоторые, получается, были из старых запасов, а некоторые — сделаны уже здесь. Впрочем, автомат был весьма простой конструкции.
— А патроны вы научились делать сами? — спросил он.
— Мы можем. Но пока у нас есть те, что остались. Хорошо, что лежат в сухом месте. Когда … было государство, это всё лежало на военном складе. У вас этого нет?
— У нас запрещено оружие, — объяснил Ян. — Мы прячем то, что получаем от вас… До поры до времени.
— Во всяком случае, вы оба хорошо научились стрелять.
— Скажи, Ахмед… А вам … никогда не приходило в голову напасть на нас, на наш город? Или, может быть, не вам, а тем, кто напал на вас, с кем мы сражались сегодня? — Может быть, Ян никогда не задал бы этого вопроса, если бы не выпил вина. Но ответ, который он получил, был неожиданным.
— Мы, наверно, могли бы это сделать, — если у вас нет оружия. Но зачем? Что у вас есть такого, чего нет у нас, что нужно нам? У вас нет земли. У вас нет скота, ты же сам сказал, что у вас его не разводят, и не едят мясо. Да и тот, кто приходил к нам до тебя, говорил то же самое. У вас нету даже столько ткани для одежды, сколько могло бы быть нужно нам. Потому что, хотя в вашем городе живёт много людей, но у многих нет своей одежды, они носят одно платье по очереди. У вас нет оружия, — вы получаете его у нас. У вас даже домов, можно сказать, нет, если в одном доме живёт не семья, а чужие люди. Да, у вас есть лекарства, и ещё кое-что, что иногда бывает нужно нам. Но, если мы захватим ваш город, это исчезнет. Кто будет делать эти лекарства? Поэтому или для нас будет бесполезно нападать на вас, или … мы потеряем даже ту возможность получать что-то, которая у нас есть сейчас. Хотя, не скрою, мне приходилось отговаривать некоторых наших молодых парней. Но я убедил их. — Этим заявлением Ахмед явно набивал себе цену, выступая этаким гарантом неприкосновенности города. Впрочем, Ян знал, что непрочную на вид прозрачную стену не так-то просто на самом деле преодолеть. Ахмед и его люди просто не имели понятия об установленных там системах безопасности. Даже он сам знал далеко не всё. Но сейчас интересно было не это.
— Вы считаете нас … бедными?
— Не обижайтесь, друзья, но мы считаем тех, кто живёт в ваших городах … больными. Ведь ваши прадеды имели всё. У них были большие богатые города, у них были земли с посевами, у них был скот. У них были машины, о которых мы можем мечтать, и даже такие, которые мы не можем себе представить. У них было много оружия, — они могли властвовать над такими, как мы. Но они сами отказались от всего этого, — и почему? Чтобы не превратить степь или лес в поле? Чтобы в воздухе не было дыма? Чтобы не убить корову? Но ведь всё живое живёт так. Всё живое есть друг друга. Всё живое … борется за территорию. Люди тоже это делали — всегда. Ваши предки установили такой порядок, что эта борьба шла … путём богатства, а не убийств. А потом они решили, что любая борьба — это плохо. И ушли из тех городов, что у них были, с тех полей … туда, где вы живёте сейчас. Чтобы не менять ничего вокруг, и чтобы не бороться друг с другом, они … сами посадили себя в тюрьму. Нас, правда, туда не взяли, но это для нас и лучше. Даже когда … бывает так, как случилось сегодня. Кстати, до того, как ваши предки ушли, такое случалось намного реже, потому что … не обязательно было убивать. Были законы, и можно было иначе бороться за лучшую жизнь. Но даже когда случается так, — мы всё равно живём. Нас могут убить, но мы свободны.
— Ты удивишься, но именно поэтому мы … занимаемся тем, чем занимаемся, — ответил Ян. — Именно поэтому мы здесь. Потому что мы хотим жить. Потому что это плохо, когда всё равно, работаешь ты или бездельничаешь, — живёшь одинаково. Потому что когда тебе запрещают есть то, что даёт силы, чтобы ты не хотел и не мог ничего изменить вокруг себя, — это жестоко и несправедливо. Потому что у нас отобрали то, что было у наших прадедов, — и ради чего? Я не знаю, можно ли это вернуть, но кем мы будем, если даже не попытаемся?
После ужина Яна и Лауру отвели в большую комнату, где они могли переночевать. Кровати, правда, тут не было, — видимо, соплеменники Ахмеда не слишком любили мебель, а может быть, в этих местах было мало деревьев (это же не Город Луны с его парками). Зато ковры были толстыми и мягкими, так что усталые гости быстро заснули. И не знали, что хозяин поехал навестить раненого сына, — Джабар был женат, и лежал в собственном доме под присмотром супруги. Удостоверившись, что его жизни ничего не угрожает, Ахмед выяснил у него подробности боя, как видел его Джабар. Впрочем, ничего такого, что противоречило бы увиденному им самим, да и рассказу гостей, он не услышал. К тому же, Джабар был слаб от потери крови, и отец решил его не утомлять. Но, уже собравшись уходить, услышал вопрос:
