– Пожалуй, и нам пора, – говорит полковник Татев. – Карета там в тыкву не превратилась?
– Как это пора? А деда искать?
– Не бойся, займёмся твоим дедом, – говорит Расправа Марье Петровне.
– Кто у нас альфа-самец? – вопрошает полковник с комическим воодушевлением. – Расправа у нас альфа-самец!
– Слова правильные, – говорит Расправа, – а тон как-то не очень.
Марья Петровна хмурится.
– Ты что, серьёзно? Вот так возьмёшь и уедешь?
– Сперва попрощаюсь.
– …
– Это мещанский бытовой взгляд. А ты посмотри государственно. С высоты стратегического бомбардировщика.
– …
– Маш, не дуйся. Давай со мной в город. Разберутся здесь как-нибудь. – Полковник суёт руку в карман, нащупывает начальные такты мелодии «Время, вперёд». – О, заработал. – Достаёт телефон, глядит на высветившийся номер. – И до чего некстати. Слушаю, товарищ генерал!
С телефоном в руке он выходит на улицу.
– Живёте полной грудью, – довольно говорит Василий Иванович. Марья Петровна, Расправа и Саша смотрят друг на друга.
– От себя лично – ничего, – говорит Василий Иванович Саше. – Вообще ничего. Веришь?
– Верю.
– Ну вот. А госбезопасность не верит. Во всех её видах.
– В каких?
– И тех, и этих. Прицепились, чёрные следопыты. Конечно, им эти деньги из-под земли достать надо – а чего из-под земли, когда можно из Василия Ивановича. А откуда у меня? Теперь-то в особенности?
Доцент Энгельгардт кивает и гадает, спроста Василий Иванович открывает душу или с тем расчётом, что Саша перескажет его откровения заинтересованным лицам. Он, Саша, не подряжался быть пешкой в чужих играх. (Как будто его спрашивали.) Ему неинтересно знать, по какой надобности, оказывается, Расправа и Татев приехали в Филькин. (Как будто не обидно узнавать стороной такие вещи.)
Василий Иванович меняет интонацию, как гордящийся своим мастерством писатель. (Вот так могу. И так. И так тоже!)
– Ты не представляешь, профессор, – с чувством говорит он, – ты вообразить не можешь, как я старался. Что тебе какой-то Филькин – восемьдесят три тысячи населения, два нестратегических завода… фабричка с пуговицами, на ладан дышит… кредит им льготный выпросил. Тебе это фу, а для меня – вся жизнь! Я для народа работал, для них вот, – отогнутым от кулака большим пальцем он тычет себе за спину. – Я как в войну! До последнего стоял! А то, что себя не обидел, – так кто бы меня понял, по-другому-то? В том же народе? Определили бы в психопаты, маньяки… эти, знаешь, серийные убийцы… И тут, держите, политика! Вы же не людей воскресили, мозговеды московские! Вы политику воскресили.
– Я из Петербурга.
– Да, верно. Ну это я так, не про тебя. Питер yважаю. – При этом вид у Василия Ивановича был такой, словно сказать он хотел «да один чёрт». – Вы чего ночью побежали?
«А я знаю?»
– Решили, что днём вы не отпустите.
– Ну? Это типа как волк Красную шапочку? Ничего не перепутали?
– …А Казаров меня с кем перепутал?
– Чего?
– Меня к вам привели, а вы так посмотрели, словно ждали кого-то другого.
– Серьёзно? Так и посмотрел?
– Василий Иванович!
– Наверное, не глянулся ты ему. Он тут за начальника СБ. Вот и тренируется.
– Как вы с ним договорились?
– По-быстрому. Сам видишь, что творится.
– …А вы о нём что-нибудь знаете?
– А зачем мне о нём что-нибудь знать? Зачем мне про этих знать вообще? Глаз, что ли, нет? Глазами не видно? Нужно побежать взять справочку… в эту… в ближайшую энциклопедию? Зотов вон тоже свои корни искал. Доискался…
«Кто такой Зотов?»
– Думал, что насквозь человека знаю – и что выходит? Ничего? Потому что дружки твои и без него, и без меня так решили? Над справочками подумав и сопоставив? И чтобы не дай бог кто узнал, чего эти справочки стоят?
– Мне им так и сказать?
– Хочешь – скажи, не хочешь – нет. Они тебе всё равно не поверят. У них написано, подписано и печать стоит.
Саша представляет, как полковник Татев сидит бочком на телеге, болтает ногой, напевает… что он там напевает? – Ну вот это: «Как… я буду без тебя… с кем… я буду без тебя…» Марья Петровна и Расправа поехали с Казаровым в Трофимки – может, вернутся, а может, и нет. Ему самому уже давно пора определиться, кто он, где и с кем, и иногда Саша думает, что вроде определился, а иногда – по-другому.
– Сожрут они тебя, профессор, – неожиданно сказал Василий Иванович. – Ещё бы не сожрать.
Вместо дедушки Марьи Петровны Расправа, Казаров и Марья Петровна нашли то, что осталось от его машины.
Марья Петровна так старалась не заплакать, что у неё потекло из носа. Расправа дал ей платок, а Казаров сказал, что сейчас они пойдут к отцу Николаю и всё разузнают… дескать, не умирай прежде времени… и почему-то все сразу подумали, что время придёт, ждать недолго.
Церковь в Трофимках была небольшая, новая, а священник, над которым так небрежно посмеялся доктор Старцев, молодой и добросовестный. Семью он, правда, ещё в конце лета отправил к родителям в областной центр, но сам остался и положился на Бога. (Сам я готов, сказал он доктору Старцеву. А детьми рисковать – это уже фанатизм. И доктор Старцев ответил: верно, на Бога надейся, а сам не плошай, – не совсем, может быть, то, что следовало сказать и услышать.)
Сперва ему показалось, что обошлось; ну, приходили и сурово спрашивали: патриарха признаёшь? и отец Николай с лёгким сердцем отвечал: признаю, – а кто какого патриарха имеет в виду, не начинать же заново через столько лет дискуссию об иосифлянах и сергианстве.
Обошлось-то обошлось, но был ведь ещё и отец Павел, и глаза отца Павла были черны от безумия. (Пожил в сарайчике и ушёл в никуда, не ответив ни на один вопрос, ни о чём не спросив.) Было из-под земли, из какого-то средневековья вылезшее изуверство и дикие, страшные суеверия. Было собственное начальство, накрепко заткнувшее глаза и уши, так что в большинстве приходов воскрешённых допустили к таинствам явочным порядком. (Скоро пойдут дети, которых принесут крестить, и все затруднения сами исчезнут: где найдётся такой священник, который скажет в глаза родителям, что Церковь ещё не решила, есть у их детей душа или нет.) И страх был тоже.
– Нечем вас порадовать, – сказал отец Николай визитёрам. – Михаила Ивановича… как бы это сказать… арестовали.
– Кто?
– Парамоновские.
– Тогда это не арест.
Верно; у группы лиц, которую официальные документы, дойди до них дело, будут именовать «бандитским формированием», нет права производить аресты. И как же тогда сказать: похитили? пленили – подобно прекрасным глазам? Схватили, поволок ли, бросили в подвал или сарай и там заперли; вот так будет точно.
