есть незаконных иммигрантов, обычно заворачивают на пропускном пункте, — заметила Лиза и закатила глаза, мол, все это знают.
— Есть «норы». Если проберёшься в 12-ый через мёртвую зону у озёр, то минуешь пропускной пункт. Нужно добраться до водоочистительного комбината, пройти через трясину у складов, и ты в 12-том, — поделился знаниями Оливер.
— Говоришь со знанием дела! — усмехнулся я.
— Мы с парнями как-то бродили там, собирали мусор на утилизацию. Мерзкое местечко! Генератор давно вышел из строя, так что никаких фонарей и камер, дроиды не работают. Могут, конечно, охранники заметить, но ночью-то все кошки серы. Притворись, что работаешь на комбинате, никто не будет требовать пропуск. Воры туда не суются, всё равно красть нечего.
— У нас проблемы, — замогильным голосом объявил Тим. — Гарри не отвечает. А его сестра сказала: он не ночевал дома. Его родственники отправились на поиски.
Проклятье. Не бывает таких совпадений!
— Вы ведь знаете, где живёт Гарри? Отведите меня туда, я дождусь его родных, а потом провожу вас домой.
— Если задержишься надолго, опоздаешь на последний электробус, — заметила Лиза. Девочка всегда переживала за меня. — Такси отсюда не вызвать. Где же ты заночуешь?
— Ничего, я прорвусь. Слушайте, ребята, та молодая женщина была зарезана лазерным ножом, — подростки присвистнули. — Такое здесь встретишь нечасто. Вряд ли убийца — кто-то из местных. Это значит, что здесь, похоже, объявился маньяк с опасным оружием.
— Жертва всего одна, вряд ли это маньяк. Или ты думаешь, что Гарри…? Учитель Алекс! — даже Оливер встревожился не на шутку.
— Я ни о чём не думаю. Ещё ничего неизвестно. Но передайте всем остальным, чтобы после занятий ходили группами, по освещённым местам, ладно? Не суйтесь в 12-ый квадрат. Праздное любопытство тут совсем не к месту.
* * *
Семья Гарри жила ближе всего к озёрам, в зловонной крысиной норе. Темно там словно в могиле. Ребята и я освещали дорогу карманными фонарями. Узкие улицы, выбитые стёкла в окнах магазинов, погасшие вывески, горы мусора, наваленные у неровных, осклизлых стен, и вонь, страшная вонь. Ужас! Как можно здесь жить? Как можно даже заикаться о том, что это место пригодно для обитания? С экранов то и дело талдычат про создание благоприятных условий для работы дроидов, но забывают про людей. Почему-то именно на обычных людей, на тех, кто особенно нуждается в социальной защите, всем и наплевать.
Первый этаж жилой башни. Длинный полутёмный коридор, череда дверей. Внизу бывают перебои с электричеством, там плохо работают электронные устройства. А ещё в Синем секторе смертельно жарко, и создаётся ощущение, что вокруг всё гниёт, тухнет и разлагается.
Квартира Гарри — седьмая от входной двери.
— Стучи громче. Жанна, сестра Гарри, написала, что они ещё не вернулись. Дома только дед. Он почти ничего не слышит, — сообщил Тим.
И правда, дедушка продолжит спать, даже если к нему заявится целый гвардейский полк. В конце концов, мы попали внутрь, но он не мог толком ничего объяснить, ведь не помнил, что у него есть внук. Слабоумие — бич нашего времени. За последние столетия продолжительность жизни сильно увеличилась. Ныне люди в среднем живут до девяносто пяти — девяносто восьми лет, а то и дольше. Вернее, человеческое тело живёт, а вот разум — нет. Мозг оказался самым уязвимым из органов. Он стареет и умирает, и человек мучительно медленно, шаг за шагом перестаёт быть собой. Мы знаем так много о мире и, казалось бы, повелеваем им, но вот с этой проблемой справиться никак не можем. Лекарства нет. Отдельные препараты лишь на время отодвигают приближение неизбежного, а сильные таблетки стоят очень дорого. Эти больные становятся совершенно неуправляемыми (одна только моя бабуля чего стоит!), но в то же время абсолютно беспомощными. Они нуждаются в постоянном, специализированном уходе, но это не предусмотрено страховкой.
Обычно дедушку Гарри оставляли на попечение Жанны или, на худой конец, соседей, но исчезновение мальчика изменило приоритеты, и старик был представлен самому себе. Я постарался успокоить больного, как умел, и сплёл ему целую сеть из отборной чуши. Ребята молчали и глазели по сторонам. Квартира Гарри. Одна комната с обшарпанной мебелью и слоящимися от сырости обоями, в которой ютилась вся семья. Двухэтажная кровать для Гарри и Жанны, кресла-трансформеры для отца и деда. Три угла были огорожены друг от друга вылинявшими занавесками: угол для отца, угол для детей, угол для старика. Тогда занавески были раздвинуты, и мы могли увидеть убогую мебель и личные вещи семьи. В квартире ещё имелись маленькая кухня и санузел.
Я не раз бывал в таких домах и после устраивал длительную прогулку по секторам Среднего, моего родного района, кажущегося раем по сравнению с этой дырой. Я изо всех сил старался избавиться от чувства гадливости и не мог. Сладковатый запах разложения человеческих тел и надежд ещё долго преследовал меня повсюду.
К счастью, вернулись отец и восьмилетняя Жанна. Гарри они так и не нашли.
— Я связался с гвардейцами, они разошлют ориентировки постам. Пока это всё, что я могу сделать, — сообщил я родственникам пропавшего. Всегда нелегко признаваться в своём бессилии, но тут уж ничего не поделаешь. Легче найти иголку в стоге сена, чем ребёнка в Льеже. Взрослого отыскать проще, ведь после восемнадцати лет всем гражданам ЕАК вживляют ID-чипы. С их помощью можно отследить не только передвижения человека, но и совершение им крупных сделок: купли-продажи, дарения, регистрации движимого имущества.
Папа Гарри работает на водоочистительном комбинате у Арденнских озёр. Я видел его пару раз на родительских собраниях. Высокий, но сутулый, заросший, хмурый. В общем-то, неплохой человек, любящий отец.
— В участке отказались принимать заявление. Нужно ждать двое суток, — сказал он хриплым, грустным голосом. — Мы обзвонили все больницы, обошли район. Гарри не встречался с друзьями, не заходил в Школу, не был на работе…
— Скажите, мистер Питерс, у Гарри уже были уходы?
— Что-то я не пойму…
— Не уходил ли Гарри из дома на некоторое время?
— Чего ради? — недоумевал мистер Питерс. — Зачем ему уходить? У Гарри нет других родственников,
