И банда Белой Бестии вновь словно растаяла в воздухе.
В берлоге настало время считать капли пролитой крови. Помимо сожранного повитухой Трюкача с Палежкой шахты не вернулся Стриж. Паренька задело пулей, когда он с Дени и Гурманом отвлекали на себя охрану. Он храбрился, говорил, что стерпит, но в какой-то момент просто упал и не поднялся.
Дени с Гурманом удалось раздобыть лошадей. Полями они следовали за нами и выследили, что нас возвращают в Фанек. Они разделились: Дени подогнал автокарету со всей бандой на борту, а Гурман проводил нас до самого здания, где нас хотели бросить к ногам Монарха.
Именно немого разбойника Виктория разглядела на крышах домов. Он же дал сигнал товарищам на паровой машине, что они нашли нужное место всего за десять минут. Дальше они вытащили нас из пекла.
Ранения избежали только Адам и Дени, управлявшие автокаретой. Остальные получили по две-три пули. Клод и так постаравшийся Гурман погибли.
Наспех вытащив из себя свинец и перебинтовавшись, мы отправились хоронить погибших. Забрались на полузаброшенное кладбище, где пристроили ребят в безымянных могилах. Несмотря на несколько слоёв ран, я копал ямы без устали. Гадкое чувство не даёт мне покоя, чувство, что я больше всех виноват в их смерти. Но только в глазах Штиля я увидел подтверждение этому...
У верзилы был такой вид, словно он вот-вот сунет мне нож в печень. Я давно уже оценил пределы его лютой любви ко мне, но сейчас эта любовь словно бы стала обрастать аргументами.
Не помню, но за всё время похорон мы почти не разговаривали. Моя дочь была похожа на гарпию, когти которой жаждут убивать. Странно, но стоило нам встретиться взглядами, как она отворачивалась... и делала это как-то виновато.
А это большой вопрос, кто перед кем виноват.
Вернувшись в убежище, бандиты разбрелись по углам и принялись тщательнее латать свои шкуры. Мне это тоже не помешает, хотя магия во мне и поработала уже. Всё же такое будет зарастать больше недели. Придётся хромать и материться от боли: времени у меня не так много, чтобы отлёживаться.
Разве что Виктория решила отложить заботу о своём здоровье на потом. Она подошла ко мне совершенно бесшумно и присела напротив.
- Ты в порядке, пап? - растеряно, как школьница, прошептала она.
- Не то что бы.
- Где тебя?
- Меня всего потрепало, но ногу сильнее всего. Это ещё хорошо, что я не человек.
- Ты человек.
- Не важно, - поморщившись, отмахнулся я. - А ты как?
- Со мной всё в порядке.
- Точно?
Виктория закивала, крепко сцепив руки. Честно говоря, её... робость кажется мне странной. Вернее, я теряюсь, когда вижу её такой. В карете, когда нас везли в Фанек, в ней почти не было жизни, зато ненависти было полно. И я ведь думал, что ненавидит она меня.
- Слушай, Виктория...
Как и ожидалось, я запнулся, не успел и двух слов связать.
- Ты о случившемся? - решила она помочь мне.
- Ну да. Мне жаль, что вот так всё обошлось... с Трюкачом и с остальными.
- Нам просто не повезло, - словно оправдываясь, произнесла моя дочь.
- Из-за меня это всё.
- Нет.
Она покачала головой, глядя куда-то в пустоту. Я вернулся к своей ноге, уже оттёртой от крови, и принялся наматывать бинт, но дальше двух оборотов не дошёл.
- Мне не надо было тебя уговаривать, - чуть слышно буркнул я.
- Хватит, я сама согласилась. Ты и не уговаривал.
- Всё равно, я же...
- Хватит, - устало произнесла Виктория.
Она соскочила с лавки и встала на колени передо мной.
- Помочь?
- Да, мне бы не помешало, - ответил я, передавая моток бинта дочери. Она со знанием дела принялась оборачивать мою искромсанную конечность.
Я же осмотрел порез на руке, но он уже порядочно затянулся, так что можно оставить его как есть.
- А твои ребята, - продолжил я отстаивать свою вину, - они же на это не подписывались.
Виктория подняла на меня взгляд, но тут же вернулась к бинтам.
- Они же разбойники, папа. Чего они, по-твоему, ждали, когда вступили в мою банду? Как раз того, что их могут убить за каждым углом.
- Я не про то...
- Прекрати ты уже, - беззлобно прервала она меня. - Будто тебя кто-то спрашивал, хочешь ли ты перестреливаться с полусотней человек.
- Их было меньше.
- Не сказала бы, что сильно меньше.
Дочь закончила работу, моя голень оказалась аккуратно закутана в белоснежный хлопковый чулок. И достаточно туго, что нога кажется деревянной. А дерево болеть не должно - этим и буду себя утешать.
Спину я уже замотал с помощью Адама, а оставшиеся раны уже не должны кровоточить.
- А что дальше? - спросил я Бестию. - Вы могли бы передумать, если с вас хватит.
- Нет, это уже ни за что. За голову Монарха я уже заплатила четырьмя своими людьми. Теперь я его из-под земли достану.
- Теперь это для тебя личное? - позволил я себе усмехнуться.
- Ещё бы. Знаешь, если за те дни, что тебе осталось, - самообладание вдруг покинуло атаманшу, - мы не найдём его, я продолжу уже без тебя.
- Всё из-за Трюкача и остальных?
- Да, то есть, почти... Во многом, так скажем.
Я узнаю эти интонации из собственной жизни, из собственной речи. Они призваны недвусмысленно намекать, что лучше не спрашивать. Никто, к сожалению, их не понимает, кроме меня самого.
Надо перевести разговор в другое русло:
- А как остальные?
- Жить будут.
- Я в том смысле, пойдут ли они до конца?
- Будто я им разрешу отказаться, - строго и одновременно шутливо ответила дочь.
- Заставлять их переть против этого Монарха...
- Моя банда прёт против любого, если я прикажу. Они мне, конечно, ближе братьев, но им не разрешается иметь мнение отличное от моего.
- Сурово.
Я принялся натягивать свою одежду. В центре помещения навалена целая куча разодранного шмотья. Всё это ещё предстоит сжечь.
- Этот Штиль, - пробормотал я, борясь с пуговицами, - по-моему, он хочет меня убить.
- Ты его первым не тронь, тогда всё будет хорошо.
- То есть тогда он на меня просто будет смотреть как на свинью плешивую?
- Пап, ты, вроде, говорил, что тебе около ста лет. И тебя до сих пор волнует, как на тебя смотрят?
- Не то чтобы, но чего он нагнетает? И ведь ладно бы дать ему по шее, чтобы успокоился, но ведь ты не разрешишь.
- Он просто боится, что ты с нами надолго.
- В каком это смысле? - покосился я через весь зал на здоровяка.
Виктория тоже посмотрела на одного из первых своих подчинённых и почесала за ухом. Видимо, не так просто объяснить мотивы столь загадочного субъекта, как Штиль.
