С тех пор прошло шесть лет. Все годы Макс жаждал обрести любовь, чтобы вновь почувствовать себя человеком. Но не снисходило на него это чувство. Макс знал – за грехи. Особенно за первый – когда убил ради любви, и за последний – когда убил вопреки ей. Макс все понимал и не роптал. И уже не надеялся…
Но вдруг – кольнуло! Сегодня, когда он смотрел в смеющиеся глаза Милиной подруги, почувствовал – все, кажется, он человеком становится, оттаивает…
Из «тюремной штучки» в «столичную» Ирку превращали неделю. Мила таскала ее по салонам и магазинам, пичкала витаминами, водила в клинику эстетической хирургии на какие-то криогенные маски и зачем-то записала в бассейн и на йогу (как будто семь дней плавания смогут что-то исправить!). Результатом этих стараний Ирка осталась довольна – выглядела она после ускоренного курса терапии замечательно. Почти так, как до тюрьмы. Особенно радовал новый цвет волос – «блонд» Ирке невероятно шел, делая ее моложе, а кожу нежнее. Но Мила ее восторга не разделяла. Она соглашалась с тем, что Ирка похорошела и стала выглядеть стильно, но считала, что инъекции ботокса ей все же не помешали бы.
Пока дамы с азартом реанимировали Иркину красоту, Макс разыскивал ее друзей. Дело было не особо сложным, но отнимало массу времени, а у него на псарне, как раз в тот момент, его любимица, доберманиха Матильда, должна была вот-вот ощениться. Но по истечении недели Макс мог похвастаться тем, что разыскал двоих: Валентину Кузнецову и Леонида Кукушкина, а также записал Ирку (под чужой фамилией – от греха подальше!) на прием к Броневому. Обо всем этом он сообщил ей по телефону. Ирка, внимательно выслушав его и записав адреса, спросила лишь одно: «Где вы нашли Алана?» Макс ответил, что по месту прописки, и отсоединился, ругая себя за то, что повел себя так по-идиотски. Нет бы поболтать с девушкой, спросить, как дела, анекдот рассказать… А он отрапортовал как робот и даже не сказал «до свидания».
Ирку, надо сказать, поведение Милиного крестного не обидело и даже не удивило. Она уже подзабыла того Макса, который явился ей на один миг, озорного и веселого, а помнила серьезного, скупого на слова и эмоции мужчину. Такие забывают об элементарных правилах приличия не из-за невоспитанности, а просто экономя свое драгоценное время. Тем более Макс, как Ирке показалось, к ней относился с некоторой неприязнью – разговаривал холодно, звонил редко, а от встреч вообще отказывался, хотя Мила неоднократно приглашала его к ним присоединиться (пересекались они лишь дважды, буквально на минутку). Это тоже не обижало и не удивляло, она понимала, что ее проблемы для него обуза, но Ирке все же хотелось бы наладить с ним более теплые отношения. Макс, несмотря ни на что, ей нравился. Более того – привлекал ее как мужчина. Ей импонировала его уверенность, его тихий голос. Нравились седой ежик и насупленные темные брови, легкая пружинистая походка и худощавая фигура… Иногда она даже мысленно Макса раздевала и представляла себе его обнаженным!
«Просто у меня давно не было мужчины, – находила себе оправдание Ирка. – А он единственный мужчина, с которым я в последнее время общаюсь».
Но все же в своих фантазиях дальше «обнаженки» она не заходила, а когда грешные мысли начинали воровато вкрадываться в сознание, гнала их прочь. Не до этого нынче!
На встречу с Найком Броневым Ирка отправилась на следующий день. Мила сделала ей прическу, макияж. Помогла одеться (Ирка так нервничала, что никак не могла попасть больной ногой в штанину стильных брюк), насильно накормила завтраком и посадила в свою машину, которую одолжила подруге вместе с шофером.
В десять утра Ирка вошла в штаб партии «Сила слабых».
Ника ее не узнал. Как и она его. Лидер дежурно ей улыбался, Ирка ошарашенно на него пялилась через затемненные стекла очков и все искала хотя бы одну знакомую черту. От прежнего Ники ничего не осталось! Ни женственности, ни жеманности, ни чудаковатости. Ни пухлости щек, ни мягкости улыбки. Даже его невозможные глаза изменились: было синее небо – появилась холодная сталь металла.
– Найк? – вопросительно бросила Ирка, которая решила, что бывший дизайнер узнал ее, и просто хотела уточнить, как Ника хотел бы, чтоб к нему обращались: по-новому или по-старому.
– Можно Броня, меня все так зовут, – ответил тот. Ника, одетый в черную футболку, того же цвета джинсы и доходящие до колен шнурованные ботинки, забрался с ногами на стол и, сев по-турецки, приветливо спросил: – А вас как зовут?
– Не узнал? – поразилась Ирка.
– Простите… – Собеседник едва заметно сощурился. – Где-то встречались, да?
Ирка сняла очки и в упор посмотрела на Нику.
– Ирка? – неуверенно проговорил он. – Ты?
Посетительница молча кивнула.
– Черт возьми! – вскричал Ника и, спрыгнув со стола, кинулся к Ирке обниматься. Радость его казалась совершенно искренней. Но, когда объятия разжались, он сконфуженно забормотал: – Ты прости, что не писал. Я не забыл о тебе, просто мне было ни до чего…
– Ничего, Ника, я и не ждала, – немного покривила душой Ирка. – Знала, тебе не до этого…
– Мне на самом деле не до этого было, – подхватил ее мысль он. – Сначала в Питер поехал, там пожил, потом в Лондон. Думал обстановку сменить, отвлечься, но не смог там, вернулся…
Он торопливо пересказывал ей свою историю, но излагал лишь факты, не имея сил ворошить в себе те эмоции, которые когда-то пережил.
Вот говорят – время лечит, Ника слышал это от многих. Но на него лекарство не действовало. Лешка погиб, время шло, а боль не утихала. Ника пытался отвлекаться: менял города, менял жизнь, занятия, друзей, любовников. Пробовал топить горе в вине. Все зря! Ника уже стал подумывать о самоубийстве. Но неожиданно пришло спасение.
Он тогда возвращался домой из кабака, хмельной и жутко несчастный. В какой-то подворотне к нему привязались два молодых крепыша с бритыми головами. Они глумливо хихикали, грязно ругались и толкали пьяненького педика, забавляя себя издевательствами и распаляя для последующей над ним расправы. Ника безучастно сносил оскорбления, давал себя трепать, но вдруг в его голове как будто что-то взорвалось. Волна ненависти затопила мозг! Ника страшно закричал, схватил одного из своих мучителей за уши, а зубами вцепился в его нос. Когда парень взвыл от боли, будущий Броня отшвырнул его от себя, развернулся ко второму и приготовился проделать то же с ним, но «скин» врезал ему в челюсть. Потом, когда Ника упал, пнул под дых. И в плечо! И в грудь! Раньше от таких ударов Ника бы уже отключился, но теперь ненависть придала ему сил и смелости. Он дотянулся до валяющейся на асфальте ржавой трубы, схватил ее и врезал своим орудием «скину» по коленной чашечке.
