– Дубстер, ты…
– Имей в виду, Доувер, что координаты РПК – у одного из твоих пассажиров. Не скажу, у какого именно.
Пауза.
– Прием?
– Ты врешь, Дубстер.
– Я не вру, но дело твое, верить или нет. Один из твоих пассажиров помнит координаты наизусть. Не теряй времени, Доувер. Восемнадцать минут.
– Дубстер, мне все это не нравится!
– Один Миссиссиппи, два Миссиссиппи, три Миссиссиппи…
– Держи связь.
– Нет, – сказал Дубстер. – Мне не интересно. Счастливой охоты. Арбалеты в кладовой, сеть в мешке.
***
Ослепительная вспышка. Краут, остановившись в двухстах метрах от кастрюли, зажмурился. Задрожала под ногами мерзлая поверхность естественного спутника. Дыхание у Краута перехватило. Сперва медленно, затем непрерывно ускоряясь, кастрюля отделилась от поверхности и стала подниматься в черное звездное небо. На мгновение в пламени запестрели краски, которых Краут не видел больше года – все цвета радуги вместе. Затем оранжевый и белый стали доминировать, после чего кастрюля быстро превратилась в сверкающую точку. Краут выронил стек, и он мягко упал у его ног.
Они будут жить. Может и не очень долго – Пространство и Ганимед гарантируют неприятные последствия всем. Но – они будут жить, думал Краут, а я остался здесь. Один.
Я не собирался возвращаться на станцию. Я думал, что погибну вместе с кастрюлей. У меня был план, и я не предусмотрел провала, не просчитал, не придумал запасного плана. Как же так. Ведь всегда у меня в жизни все шло по плану, даже провалы. Я ввязался в первую крупную авантюру, трезво предполагая, что меня могут посадить, и подстраховался на этот случай. И когда ждал, что упадет моя пирамида – рассчитывал. И в тутумнике все рассчитывал, включая самое худшее. Я ведь ни разу в жизни до этого момента не имел дела с непредвиденными обстоятельствами. Вообще. Со мной ничего непредвиденного никогда не случается. Я так устроен. Это что же – Прямое Вмешательство? Чтобы показать мне, как я ничтожен?
Он повернулся всем телом по направлению к станции. В голове тут же возникло несколько планов, но в каждом случае элемент непредсказуемости был слишком велик, чтобы успокоиться. Можно попытаться выжить. В одиночку. На станции. Подождать, пока приземлиться следующая кастрюля. Шесть месяцев. Еще можно попытаться выйти на связь – с кем? С американцами. С русскими. Ну и выйду, ну и что же? Они спасательную экспедицию, что ли, за мной пошлют? Восемьсот километров на кролерах? Как же. Самому их искать? Глупо. Никаких батарей для обогрева и давления не хватит на восемьсот километров. Дубстер вернулся еле живой из куда более короткого путешествия.
Вспомнив о Дубстере, Краут поморщился. Труп придется вынимать из шамбра, вытаскивать, тащить на кастрюлю, которую я вывел из строя, присоединять к остальным. И что делать с трупом Дженни?
Что-то мелькнуло справа, какой-то предмет. Краут усилил свет в нашлемном прожекторе. В десяти метрах от него стоял и таращился, прямо на него, небольших размеров багайд. Краут задержал дыхание и застыл. Потом вспомнил, что дыхания его снаружи не видно, не слышно. Вдохнул. Багайд двинулся к нему на малой скорости. Остановился в трех метрах. Краут продолжал стоять.
Стояли они долго, освещаемые нашлемным прожектором – недвижные – человек и машина. Прошел час. И другой. К концу третьего часа багайд дернулся и стал придвигаться ближе. И еще ближе. И еще.
Краут резко, как только мог, нагнулся, ухватил обеими руками крышу багайда с боков, и приподнял его над поверхностью. Багайд завертел гусеницами. Сгибая и разгибая колени и спину, Краут вернул тело к жизни. Повернулся к станции и пошел, неся багайд перед собой. На земле этот агрегат весил бы килограммов тридцать. Впрочем, и пятая часть этой массы дала себя знать – затекли руки, бицепсы защемили. Краут остановился и опустил багайд на землю, придерживая его обеими руками. Багайд снова задергался. Краут опрокинул его на бок и придавил ногой. Отдохнул. Снова поднял багайд и зашагал к станции.
Люк оказался задраен. Сработала автоматика? Осторожно, чтобы не сломать ненароком, Краут повернул внешний рычаг. Где-то внутри соединились контакты, и включился аварийный мотор. Крышка люка пошла вправо. В шамбре включился контрольный осветитель под потолком. Краут забрался в шамбр вместе с багайдом. Шамбр был пуст.
Позвольте, а где же тело Дубстера? А нету.
То есть как?
Краут задраил внешний люк, впустил в шамбр воздух. Багайд мотался по шамбру, натыкаясь на стены, задумываясь, давая задний ход, разворачиваясь, снова натыкаясь. Краут раздраил внутренний люк, загнал багайд в угол, поднял его, и пробрался во внутренние помещения. У входа в нижний коридор лежал скафандр Дубстера. Кто его туда переложил?
Он обыскал всю станцию и никого не нашел. Оставалось предположить, что Дубстер без скафандра вышел наружу и пошел прогуляться. Может, за углом кафе, а может банк неограбленный. И Дубстер специально для этой прогулки приволок контрабандой на Ганимед пистолет и две обоймы патронов.
Краут заглянул к себе, вооружился инструментами, вернулся в коридор, загнал багайд в каюткомпанию, прижал его там, и начал разбирать на составные.
Передатчик багайда оказался сломан. Беспризорный багайд. Ничего не передает и не принимает даже за деньги. Шастает бесхозно по поверхности. Еще месяца три, наверное, шастал бы, подпитываясь от солнца. Батарея в относительном порядке. Обогреватель в порядке, вместе с бортовым компьютером. Краут отсоеднил компьютер, подошел к коммуникационному пульту, и, вычислив напряжение, подсоединил драйв к системе. Ничего особенного он не ожидал – ни увидеть, ни услышать. Поверхность Ганимеда везде одинакова. Именно она и появилась вскоре на экране, однородная, унылая.
Звуковую дорожку обычно оставляют на компьютере багайда пустой, символической, поскольку звуков на Ганимеде нет. Поэтому Краут удивился, обнаружив, что вес дорожки больше нуля. Не килобайты даже, а меги. Он подсоединил динамик, и некоторое время копался в интерфейсе, вычисляя, каким образом включается звук. Включил.
Сперва было тихо, а затем из динамика хлынули бравурные аккорды и полилась фортепианная мелодия. Александр Скрябин, двенадцатый этюд. Опус восьмой. Ре-диез минор. Краут неплохо разбирался в музыке.
***
Чудо есть статистически редко встречающееся явление. На Земле концентрация статистически редких явлений настолько высока, что большинство жителей планеты почти никогда не обращают на них внимания, но явления от этого не перестают быть чудесными. Этюд в ре-диез минор Александра Скрябина безусловно входит в эту категорию.
