толстую рукопись, выполненную на синтетической бумаге. Все записи профессор сделал на китайском, может быть, поэтому полицейские позволили их увезти.
— Я читаю на китайском, — сообщила Стейси, когда мы возвращались в отель. — Думаю, сумею перевести.
— Есть хочу! — ныл Хавьер. — Просто умираю с голоду! Умираю!
— Похоже, никакие, даже самые мерзкие трупы не отобьют у тебя аппетит, — усмехнулся я.
Эжени молчала всю дорогу и выглядела подавленной. Немудрено! Я не решился оставить её в одиночестве в пустом номере отеля, обещал приготовить ужин и развлечь чем-нибудь.
Вот же незадача! Всякий раз, оставаясь наедине, мы не могли расслабиться, ведь за несколько часов до этого непременно произошло нечто ужасное.
Мы проводили вместе немало времени и всё же не сближались. Эжени мне очень нравилась. Нравится и теперь. Эх! Давно я не был так увлечен! Меня восхищают сила её духа и преданность любимым людям. Но нельзя забывать, что социальная пропасть между нами огромна. А сказки про принцесс, обративших внимание на простых парней, сгинули вместе с допотопным миром.
Эжени — богатая наследница, а я всего лишь преподаватель из Среднего района. Наши пути не должны были пересечься. Я не мог привыкнуть к образу жизни своей девушки. К журналистам и фотографам, следившим за каждым её шагом.
Проклятье! Проклятье! Преследовали они и меня, пытались сфотографировать в самый неподходящий момент, подловить. В сетевых журналах мне то и дело перемывали кости, обсуждали мою семью, работу, друзей. Меня это ужасно раздражало. Вы не представляете! На меня стали коситься соседи, а ученики и вовсе пальцем показывали. Я, признаться, как никогда радовался поездке в Берлин. Эжени и я встречались совсем недолго, а я уже успел устать от нездорового внимания к своей персоне.
И как только Эжени его выдерживала?! Я ей искренне сочувствовал. А вот в адрес назойливых папарацци у меня не осталось добрых слов, одни ругательства. Отец Эжени, поклонники, сыновья магнатов, были недовольны её выбором. Ей же нравилось их дразнить, ужасно нравилось. Чем злее они становились, тем чаще она старалась выкладывать совместные фотографии с новым парнем.
Эх, не хотелось верить, что Эжени сблизилась со мной лишь для этой глупой мести.
До сих пор не хочется верить.
* * *
Эжени переоделась в длинный, облегающий халат. Я изо всех сил старался не пялиться.
— Мне пора идти, милая, уже поздно, — я поднялся с софы и тут же почувствовал странную слабость.
Слишком много плохого случилось в тот день. Мы нашли убитого Акира Иширу, в деле прибавилось загадок, у меня четыре раза пытались взять интервью. А под конец мама расстроилась из-за «обличительной» статьи в одном из журналов и позвонила мне, заливаясь слезами. Я определенно не был настроен на романтический вечер. Да и Эжени стоило, наконец, отдохнуть. Хоть немного поспать. Но разве она когда-нибудь слушала советы?
— Значит, не останешься? — нахмурилась девушка.
— Прости, но нужно уходить.
— Ага, вот значит, как, Александр Орелли! — рассмеялась Эжени. Глаза её опасно заблестели. Плохой знак! Она поразительно легко выходит из себя. — Ты зол, обижен? Я ведь сказала: репортеров беру на себя. Больше они тебя не побеспокоят. И помощник отца перестанет звонить. Я смогу тебя защитить! И не надо на меня дуться!
— Эжени, я ведь не ребёнок. Я сам смогу с этим разобраться. И вовсе я не дуюсь.
— Нет, — покачала головой она. Эжени мой спокойный тон только раздражал. — Не можешь. Ты не привык к подобному вниманию. И, возможно, никогда не привыкнешь. Поэтому ты злишься. Уже думаешь, что игра не стоила свеч, верно? Ты совсем как мой дядя! Такой же…
Девушка заметила, как мрачнеет моё лицо, и осеклась. Мне не нравилось, когда она сравнивала меня с доктором Никифоровым.
Я погладил её по щеке. Я понимал: спорить — гиблое дело. Убедить в чем-то Эжени очень трудно. Лучше подождать, когда буря, что раз за разом бушевала в её душе, немного утихнет.
— Все в порядке, Эжени! Даже и не переживай. Давай отложим наши посиделки до лучших времен? Сегодня…
Она ударила меня по руке.
— Да ты просто сбегаешь! Тебя возбуждают перестрелки, но только не я. Ты не боишься трупов и рвёшься спасать всех и вся, но как только речь заходит о серьёзных отношениях, ты пытаешься смыться. Чем чаще мы видимся, тем мрачнее ты становишься. И в чём проблема? Не нравлюсь тебе? Так и скажи. Последствий не будет. Не думай, ты не первый парень, который отказал Эжени Логиновой, — она открыто потешалась надо мной, прекрасно зная, что я к ней испытываю. Я же не верил, что способен заставить нервничать такую уверенную в себе девушку.
— Конечно, ты мне очень нравишься, Эжени!
— Но любишь ты ту, которая ушла? Как её звали? Регина? Ты всё ещё её любишь!
Эжени… Эжени, что, ревновала меня к Регине?! Ничего себе! Этого я не ожидал!
— Нет, не люблю. Отношения с Региной остались в прошлом, — и яне лгал. Но девушка глядела на меня с подозрением.
— Слушай, Эжени… У тебя был тяжёлый день. Ты пережила такое потрясение! Тебе нужно выспаться, а завтра всё вернётся на круги своя. Давай я побуду с тобой, пока не уснёшь. Только не нервничай!
Она буквально побелела от ярости. Как я ни старался, всё равно говорил не то. Идиот! Идиот!
«Пожалуйста, ну пожалуйста, не устраивай сцену, — думал я, — Бофорт подслушивает!»
— Нет, не нужно! Не нужно мне спать! И не сюсюкайся со мной! Терпеть этого не могу! Не выношу! — Как и обычно, Эжени легко выходила из себя, превращалась в маленький, но способный причинить массу разрушений ураган. — Я и без тебя знаю, что мне нужно! Только вот я думала, что наши желания совпадают.
Девчонки! Проклятые девчонки! Вот что им, скажите, надо?!
— Они совпадают, но… есть ведь не только наши желания, но и правила, обязанности. Не всё получается так, как мы
