Дойдя до трапезной, он уложил карлика на кресло, накрыл одеялом. Ирре рылся в шкафу, разыскивая подходящие снадобья, Норрис топтался рядом.
— Что за яд такой — птиц не убил, но отравил их мясо?
— Я когда-то читал о таком — это сок полярного цирянника. Кажется, подобным образом был убит один полководец времен последней воины.
— И как карлик… — Эйрин запнулся. — И как малыш узнал, что краснохолки опасны? Почувствовал запах?
— Или правильно понял их поведение? — предположил Герос.
— Проклятье, где же это лекарство?
— Вон там, выше, видишь? Коричневая бутылочка?
Ирре потянулся к полке, и в этот момент крепость содрогнулась от тревожного колокольного звона.
— Лонтаны на подходе, — гремел голос Рейно. — Лонтаны, лонтаны! На стены! На стены!
— Проклятье! — снова выругался Ирре.
Он подскочил к домовому и влил ему в рот несколько капель снадобья.
— Наверное, уже поздно.
— Скорее! Ему мы больше ничем не поможем, — сказал Норрис, подталкивая остальных.
Дверь захлопнулась, и карлик остался один.
— Лонтаны, лонтаны, лонтаны, — гремело отовсюду.
Флагман «Летящий» полным ходом двигался вдоль Изгиба к вырастающей на горизонте крепости Йегу-Инн. Эскадра шла следом, сияя снежной белизной парусов, серо-красные флаги и вымпелы трепетали на ветру.
— Через час будем, — сказал капитан Врин.
Иванна-Ор-Кильме сдержанно кивнула. Вцепившись в поручни, она жадно смотрела вперед. За ее спиной стояли Ахельм-Ур и Горейн, чуть поодаль, по-прежнему в цепях и закрывавшем лицо шлеме, сидел Зегерро.
— Вы обещали мне солнце, — шептал он.
— Да. И ты посмотришь на него. После боя, — отмахнулась Верховодящая.
— Но ведь мы все можем погибнуть? — в голосе жреца зазвучали нотки мальчишеской обиды.
— Не можем. Если твой план сработает.
— Я буду молиться, — сказал он, опуская голову.
Иванна пожала плечами и поднесла к глазам подзорную трубу. Крепость приближалась.
* * *
Он спал, и ему снилось раннее, давным-давно позабытое детство — овальная комната, игра лучиков света на потолке, ласковые руки няни.
— Лежите, маленькие, тихонько лежите, к вам папа пришел.
Быстрые шаги, уверенные голоса над головой:
— Эйрин, Герос, Рейно, Ирре, Норрис…
— Пятеро… Пять сильных пальцев, сжимающихся в кулак…
— Ты уверен, что все получится?
— Мы просто не можем поступить иначе… Не можем. Начинай.
Потолок раскрылся, и поток солнечного света хлынул в спальню. Из воздуха соткались призрачные мерцающие нити, протянулись между колыбелями.
— Погоди, — имир коснулся плеча Зегерро. — Здесь же Онир. Наверное, кормилица забыла его унести.
— Нет. Он нам тоже нужен.
— Но почему?! Их ведь уже пятеро! Зачем тебе нужен несчастный больной ребенок, калека?
Брови жреца приподнялись.
— Что такое пальцы без ладони?
Рагхет молча смотрел на него, и Зегерро продолжил:
— Мы не знаем, как братья уживутся вместе, когда вырастут. Мы не сможем за ними присматривать и мирить в случае надобности, а ведь от их дружбы, от их взаимной любви зависит слишком многое, — он коснулся безобразно большой, покрытой жестким пухом головы Онира. — Этот мальчик отвлечет их. Маленькое, неуловимое чудовище, отвратительное и проказливое. Вызывающее на себя все вспышки дурного настроения, всю усталость, всю злость. Он будет обладать необычайной чуткостью, способностью распознать опасность, подстерегающую Ингрэ… изнутри.
— Ладонь…
Голоса отдалялись, их заглушал резкий, бьющий по ушам грохот, требовательный, настойчивый, неотвязный. Онир открыл глаза и застонал — все его тело мучительно горело, острая, режущая боль разрывала желудок, сердце тяжело колотилось.
— Лонтаны, лонтаны, лонтаны, — доносилось отовсюду.
Онир приподнялся на локтях и всхлипнул. Надо идти. Надо идти к братьям на башню. Он соскользнул с кресла на пол и мучительно медленно пополз к выходу из комнаты. Стул, скамеечка, ножки стола. Возле порога он перевел дух, подобрался и подпрыгнул, повис на дверной ручке. Дверь отворилась, и он оказался на лестнице.
— Лонтаны, лонтаны, — продолжали скандировать стены, но теперь к звону колокола прибавились другие звуки — влажные щелчки, шелест и гудение, доносившиеся откуда-то снизу.
Отдышавшись, Онир попытался дотянуться до перил, но подступившая тошнота скрючила его, и он упал, сжавшись в комочек. Несколько минут пролежал, собираясь с силами и невольно прислушиваясь к доносившемуся с нижних этажей шуму. Щелчки раздавались все чаще, сливаясь в монотонную мелодию. Потом на мгновение все стихло, чтобы разорваться оглушительным взрывом. Коридоры заполнились шепотками, деловитым перестукиванием, мимо Онира, царапая когтями каменную кладку, проскакал отряд рабочих ящеров. Словно из ниоткуда выпорхнула стая крупных насекомых-разведчиков.
— Вернулись, — прошептал он. — О-цигны вернулись… Мы спасены.
Он устало опустил пылающую болью голову на грудь, но тут же вздрогнул, как от удара.
— Нас пятеро! — раздался где-то вверху звонкий голос Эйрин.
— Пять сильных пальцев, сжимающихся в кулак, — подхватил Рейно.
«Они не знают о возвращении и все-таки прыгнут, — отчетливо понял Онир. — Они прыгнут с башни, чтобы стать драконом Ингрэ, но меня с ними не будет».
Беззвучно заплакав, Онир встал на колени и пополз вверх.
«Я не буду незаметно стоять рядом. Я не полечу со скалы вместе с ними».
— Мы опора нашего народа.
— Мы щит и последний оплот.
Подтянувшись на руках, он забрался еще чуть выше.
«Без меня им не стать Ингрэ. Без меня они просто упадут на землю и разобьются».
— Мы — пламя, которое спалит врагов, — почти пропел Ирре.
Онир снова подтянулся, перевалил на бок непослушное тело и отчаянно посмотрел на далекий, очерченный светом прямоугольник двери.
«Не успел», — подумал он, чувствуя, как разрывается, рассыпается в пыль его сердце.
— Не успел, — повторил он вслух, продолжая подниматься.
Разве эти ступеньки всегда были такими высокими?
Такими высокими…
Михаил Кликин
СТАРЫЙ
ХРАНИТЕЛЬ МИРА
Он твердо знал, что весь мир существует лишь в его воображении.
Мир — это субъективная реальность, данная ему в ощущениях.
Это так тяжело — чувствовать, что мир существует лишь благодаря тебе одному. И он, как мог, старался сделать мир лучше. Он берег себя.
Он давно заметил — стоило ему заболеть, как тут же происходило что-то нехорошее: Карибский кризис, воина во Вьетнаме, путч в Кремле. Он чихал — где-то падал самолет. Сморкался — тонул танкер. Если слезились глаза — на другом конце планеты реки выходили из берегов. Когда саднило горло — значит, где-то началась засуха. Вскочивший прыщ предвещал извержение вулкана, мурашки — землетрясение.
Он был осторожен во всем, даже в общении. Его уже трижды отправляли в психушку. И каждый раз, когда его пытались лечить, мир сходил с ума.
Он часто размышлял, а не бог ли он? И сам смеялся над такой возможностью.
Ему было уже много лет, и последнее время он постоянно думал о своей кончине. Он знал, что перед смертью надо найти преемника. Надо каким-то образом передать весь мир другому человеку.
Как это сделать, он точно не знал. Но думал, что сразу поймет, едва только встретит нужного человека.
Разумеется, он не бог, и даже не часть Творца. Но, быть может, Господу наскучило свое творение, и он перепоручил заботу о мире единственному человеку — ему?
Какая непосильная ноша!..
Он сильно сутулился. Шаркал ногами. Старался не смотреть по сторонам.
Его мало кто замечал.
Жил он в двухкомнатной квартирке, один. На улицу без повода старался не выходить. Слушал радио и смотрел телевизор выписывал много газет. Если вдруг заболевал, лежал в кровати под одеялом в полной тишине. Слушать новости было слишком тяжело.
Да, он сильно сдал. Старость. Ничего не поделаешь. И мир тоже постарел. Постоянно где-то что-то падало, взрывалось. Он чувствовал себя виноватым. Но что он мог сделать? Возраст..
Последние две недели он стал чаще выходить на улицу. Бродил по городу. Осторожно заглядывал прохожим в лица. Искал преемника.
Вот и сегодня. Вышел из квартиры, запер дверь спустился по лестнице и побрел по тротуару — сутулясь, шаркая ногами.
Кругом суета.
От мельтешения лиц у него начинала болеть голова. Значит, где-то снова творится что-то нехорошее.
И он уходил в парк, садился на скамеечку и отдыхал. Слушал щебет птиц и шелест листвы. Подставлял лицо солнцу. Гладил ладонями подобранную ветку шиповника или березы.
Становилось легче…
