Манька на крыше поняла, как здорово, что она не спустилась вниз.
– Просто замечательно. Меня собираются сожрать две ненормальные двуипостасные прямо на пороге собственного дома, – ошалело пробормотала ведьма.
Однако бежать было поздно. Во-первых, Светлолика хоть и была ведьмой, привычной к долгим пешим прогулкам по лесу, но бегала не быстрее любой другой девушки своего возраста и от волка ей было не скрыться. Да и деревья слишком далеко, чтобы всерьез рассчитывать добраться на них до того, как мощные челюсти волчиц сомкнутся на ведьминой шее. Во-вторых, бегущая прочь жертва только раззадорит хищника. Звери же пока не нападали. Они двигались мягко, плавно, с дикой текучей грацией зверей, чей обед уже здесь, но аппетит еще предстоит нагулять. Светлолика осторожно попятилась. До паники было еще далеко, но цепкие когти страха уже вкрадчиво подбирались к трепещущему сердцу.
Евстах, который тихо наблюдал за встречей в щель между ставнями, понял, что дело плохо, схватил топор и помчался на выручку, но не успел даже на порог выйти, как из леса зловещими тенями выступили Лютый и пара вервольфиц. Они злобно зарычали на не на шутку разошедшихся волчиц. Будучи волком, Лютый прекрасно понимал, что двуипостасные просто развлекаются, запугивая ведьму, и вовсе не собираются на нее охотиться, потому не стал рвать горло зарвавшимся девчонкам, а пока лишь предупреждал. Пока.
Аин и Кинни резко осадили назад от неожиданности, уселись на собственные хвосты, так как волчьи лапы предательски дрогнули и бежать на них прочь было нереально. Дикие оборотни в Безымянном лесу? Да еще целых три! Это было почти так же невероятно, как встретить летающую корову, мирно порхающую с ветки на ветку и собирающую пыльцу. Но еще больше их удивило то, что дикие оборотни, которыми двуипостасных пугали с детства («Смотрите, – говорили родные, – одичаете, потеряете человеческий облик и станете бросаться на все, что шевелится»), и не думали нападать, на, казалось бы, совсем беззащитную спину ведьмы. Значит, врали родители. Иначе как объяснить тот факт, что целых три кровожадных монстра, которые должны были без предупреждения накинуться и порвать всех присутствующих в клочки, только грозно скалили зубы, а нападать не спешили.
– Лютый, – облегченно вздохнула Светлолика, обернувшись к серому матерому оборотню, и нервно провела по вздыбленной шерсти на холке. – Будь добр, проводи наших гостий отсюда… Вдруг заблудятся.
Аин и Кинни содрогнулись в обратной метаморфозе. Ведьме ничего другого не оставалось, только с отвращением, грозящим вывернуть желудок наизнанку, наблюдать, как рыжая шерсть втягивается обратно, а лапы с длинными ятаганами когтей трансформируются в девичьи пальцы.
– Мы вовсе не хотели ничего дурного, – пролепетала Аин, обращаясь к смертельно серьезному серому вервольфу.
– Просто показали, что муж-оборотень будет ей противен, – судорожно сглотнув, поддержала сестру Кинни. – Женщинам не нашего рода никогда не принять того, что происходит с двуипостасным в ночь полнолуния.
Но Светлолику вовсе не интересовали проблемы болезненного перехода оборотней из одной ипостаси в другую. Она испугалась за себя. Неужели и она станет вот так мерзко хрустеть суставами, и что-то глубоко, внутри тела будет с противным чмоканьем ходить ходуном, выпуская внутреннего зверя наружу, а мышцы станут судорожно подергиваться? У двуипостасных всего лишь две ипостаси. Она же принадлежала к роду меняющих облик, а значит, обликов может быть гораздо больше. Но Лика помнила о своей матери. Помнила, как рыжая Льесса радовалась, обретя новый облик лисички. Разве такому мучительному процессу можно радоваться? Впрочем, что она знает о меняющих облик? Может, у них было свое понимание о прекрасном. Мать вообще не упоминала никогда ни о своих обликах, ни о способах их обретения. Неужели и она вот так корчилась в жутких судорогах изменения?
Девушка тряхнула светловолосой головой, отгоняя непрошеные видения, одно хлестче другого, и поняла, что не сможет уснуть, пока не выяснит все до конца. Ведьма развернулась и рванула в лес, только юбка взметнулась. Лютый злобно рявкнул на оторопевших от такой реакции близнецов, чтобы проваливали самостоятельно, пока целы, а не то он за себя не ручается, и метнулся вслед за Ликой, опасаясь, как бы не случилось чего дурного с ней. Вервольф считал, что ведьма, как девушка свободная, вполне может гулять, где ее душеньке угодно, но под его чутким присмотром. Так и самому Лютому спокойней, и Светлолике безопасней.
Пантера с Луной черной и белой тенями мелькнули следом. Аин с Кинни переглянулись друг с другом и дружно решили наплевать на пожелание ведьмы от них избавиться. Они отправились за всеми, на ходу умудряясь натянуть портки и рубашки, не забывая держаться в тени, чтобы их не заметили. Очень уж хотелось близнецам узнать, куда это все рванули, да еще с такой прытью.
Евстах пригорюнился. Что же это такое делается? Хозяйка даже в дом не зашла, чашку чая не выпила, пирожков с капустой не отведала, сразу умчалась куда-то сломя голову, по делам, видно. Совсем себя не бережет, не жалеет. Исхудает ведь, родимая. А кто в этом станет виноват? Конечно, он. Разве у путевого домового скотина или хозяева худеют? Евстах жалостливо всхлипнул. По всему выходило, что домовой он нерадивый.
– Ты чего разнюнился? – сверкнул голубыми очами в его сторону Дорофей.
Домовой неимоверным усилием воли успокоился, поправил в руках топор.
– Козу жалко. Аж на самую крышу загнали, изверги, – пояснил он. – А скотина, между прочим, в хозяйстве единственная.
– А я слышал, что голова Светлолике пару коз обещал, – утешительно мурлыкнул кот, с чувством потягиваясь.
– А я вот слышал, будто обещанного люди по три года ждут, – шмыгнул носом Евстах. – Поэтому загоню-ка я Маньку домой, от греха подальше. А то ходют тут всякие, потом козы пропадают.
Светлолика шла потаенными лесными тропами, которыми в прошлый раз вел ее Вяз Дубрович, на заветную поляну с серебряной волчицей-тотемом. Такие поляны были величайшей редкостью, и в некоторых местах сохранились преимущественно потому, что их бережно и тщательно скрывали от посторонних глаз в дальних, медвежьих углах, куда не всякий имел доступ. Ибо люди алчны по природе своей, жаждут власти, золота, каменьев драгоценных – всего. Такая дивная поляна для любого мага – большой искус. Ведь у каждого мага есть свой предел. Вот и повадились они использовать дивные поляны как источники магической энергии, жестоко разрушая гармонию, царившую в таких местах.
Ведьма ходила этим путем всего два раза и в сопровождении лешего, но этого оказалось достаточно, чтобы теперь найти поляну самостоятельно, не сбиваясь и не путаясь. Конечно, можно было попробовать поискать ответ на мучивший ее вопрос в знаменитой волчьей книге, которую она получила от серебряной волчицы, но, судя по внушительной толщине фолианта, ответ сыщется не скоро (возможно, только правнуками). При условии, что он вообще там имеется.
На поляне было все так же. В начавших сгущаться сумерках исполинами белели дольмены, стояла какая-то особенная, нереально торжественная тишина, словно природа вокруг затаила дыхание. Создавалось впечатление, будто пройдут века, а все здесь останется неизменным, словно само время оберегало это место, как насекомое, застывшее в янтаре. Светлячки еще не плясали свой красивый светящийся танец. Но еще не настало их время, как и не настало время для первых звезд на небосклоне в багряных всполохах заката. Воздух был пронзительно-чист, напоен дурманящим ароматом цветущих черемух.
Светлолика ступила на поляну, и навстречу ей вышла серебряная волчица. Она была прекрасна. В быстро сгущающихся сумерках казалось, будто луна покинула небосклон и опустилась в Безымянном лесу, приняв форму волка. Вервольфы замерли грозными часовыми за пределами круга. Близнецам пришлось срочно найти укрытие поодаль, но так, чтобы самим все происходящее видеть и при этом на глаза диким оборотням не показываться. Пришлось искать место с подветренной стороны, чтобы звери не учуяли себе подобных, не встревожились. Драться с матерыми вервольфами им совсем не улыбалось. Если близнецов заметят, им придется уповать только на быстроту своих ног, а в человеческой ипостаси они не так выносливы, как в звериной.
Лика подошла к волчице, опустилась на колени, обняла за шею как старую знакомую, уткнулась в сияющую шерсть, почувствовала всепроникающее тепло, которое окутало ее с головы до ног, согревая не только тело, но и душу. Окружающий мир вдруг стал несущественным, совершенно не важным. Самое главное, что с волчицей можно было беседовать, не открывая рта, не задумываясь над тем, как выразить словами то, что на душе лежит, если слов не подобрать, только образы какие-то неявные в голове и такое смятение чувств, что не опишешь.
